Не бойся любви - Мэгги Осборн

— От тебя тоже воняло бы, если бы ты посидела шесть недель в тюремной камере.

Дженни расстегнула воротник и плеснула водой себе между грудей. И даже вздохнула — долгим вздохом — от удовольствия.

Грасиела бросила на нее сердитый взгляд.

— А в твоей тюремной камере были крысы?

— Почти такого же роста, как кошки, — ответила Дженни, вытаскивая шпильки из волос. — Не знаешь ли, в седельные сумки положили ножницы или нож?

— Это правда? — недоверчиво спросила Грасиела, не отвечая на последний вопрос. — Ростом с кошку?

Девочка невольно вздрогнула от страха. Дженни тем временем смотрела на бегущую воду. Она надеялась добраться до Верде-Флорес послезавтра. Надеялась сесть на поезд незаметно для окружающих, не привлекая ничьего внимания. Вряд ли такое удастся, если от нее будет нести так, что быка свалит с ног. Новый вздох приподнял ее плечи. Нестерпимо думать о потере времени, но, похоже, без мытья не обойтись.

Дженни встала, взяла седельные сумки и открыла их в тени низкорослого дубка на берегу ручья. Кто бы их ни паковал, он втиснул в сумки невероятное множество вещей. Дженни обнаружила перемену одежды для них обеих и даже ночные рубашки. Господи, ночные рубашки! Были там и туалетные принадлежности, мешочек со всем необходимым для шитья, небольшая кастрюлька с длинной ручкой, кошелек с монетами, приятную тяжесть которого Дженни ощутила на ладони, и тонкая пачка бумажных денег. Нашелся и кусок мыла, и еще один мешочек, где лежали пакетики с лекарствами. Дженни принюхалась к порошкам и мазям; хмыкнула удовлетворенно, уловив терпкий запах порошка из семян сабадиллы[3]. Она рассчитывала найти это снадобье.

Присев на корточки, Дженни глянула в покрасневшие глаза Грасиелы.

— Мне понадобится твоя помощь.

— Я тебя ненавижу! — прошипела девчонка.

— И тем не менее мне нужна твоя помощь.

Теперь, увидев девочку при ярком солнечном свете, Дженни пришла к заключению, что она не похожа на Маргариту, но не менее красива, чем мать. Особенно хороши были у нее глаза, опушенные густыми ресницами и то и дело меняющие цвет с голубого на зеленоватый и наоборот. Сейчас они смотрели жестко.

Дженни покопалась в сумочке для шитья и достала небольшие ножницы.

— Ты умеешь ими пользоваться?

— Конечно, я умею пользоваться ножницами! — высокомерно ответила Грасиела, глядя на свою спутницу с аристократическим пренебрежением.

— Откуда мне знать, что умеет и чего не умеет шестилетний ребятенок? — огрызнулась Дженни, сунула ножницы в руку Грасиеле, потом кое-как расправила спутанные пряди своих потускневших от грязи рыжих волос.

— Отрежь их. Грасиела попятилась.

— Вши, — пожав плечами, пояснила Дженни, обрадованная выражением страха на детском лице. — Имей в виду, что нам с тобой придется показаться на людях. Остриги их коротко, но не слишком, чтобы это не выглядело нелепо, когда я надену шляпу.

— Вши! Какая гадость! Я не хочу до них дотрагиваться!

— Или мы избавимся от них прямо сейчас, или через день-другой они заведутся и у тебя.

Рука Грасиелы взлетела к каштановым кудряшкам, выбивающимся из-под ее маленькой шляпки с перьями.

— Нет!

Дженни молча указала Грасиеле на свою голову, размышляя при этом, разумно ли подпускать так близко к себе с острыми ножницами того, кто тебя ненавидит, пусть даже ребенка.

Грасиела приблизилась к ней с таким отвращением, словно Дженни была прокаженной. Заставила себя приподнять грязную прядь, взявшись за нее большим и указательным пальцами.

— Фу!

— Режь, чтоб им пропасть!

Среди вещей было и зеркальце, но совсем крошечное — больше дюйма поверхности в него не разглядишь. Иначе Дженни сделала бы все сама.

Минутой позже слипшиеся пряди начали падать вокруг нее на землю. Дженни старалась не смотреть на них. Она только и гордилась, что своими волосами. Они у нее красивые. Вернее, были бы красивыми, если бы она как следует ухаживала за ними. Дженни сидела с каменным лицом и смотрела прямо перед собой, пока Грасиела щелкала ножницами и топталась вокруг нее, стараясь уклониться от падающих прядей.

— Вот и все, — сказала девочка, возвращая Дженни ножницы и глядя на ее голову с мстительной усмешкой.

Стиснув губы, Дженни взяла в руки зеркальце и подняла повыше. Грасиела обкорнала ей волосы примерно до уровня ушных мочек, а кое-где и еще короче; там и сям торчали клочки, словно щетина на щетке. Большинство женщин заплакало бы при виде такой картины. Дженни только вздохнула и долгую минуту молча смотрела куда-то в пространство.

Встала, сняла блузку и юбку, бросила их под дерево. У нее не было времени натягивать чулки, и теперь ботинки прилипли к ногам, она не без труда стянула их. Грасиела расстелила в тени скатерть, уселась с необыкновенным достоинством, потом развернула тортильи с холодным мясом. Первым долгом, разумеется, положила на колени салфетку. Сидела и наблюдала за тем, как Дженни раздевается.

— Ты могла бы меня поблагодарить.

Дженни только зыркнула на нее, но ничего не ответила. Еще чего! Благодарить эту ехидную букашку за то, что она навыстригала проплешин у нее на голове! Дженни не сомневалась ни минуты, что девчонка радуется учиненному безобразию.

Деликатно откусывая по маленькому кусочку от тортильи, Грасиела внимательно наблюдала за тем, как Дженни ступила в воду ручья и начала намыливаться.

— Я раньше не видела взрослых людей голыми, — сказала она, не сводя с Дженни глаз.

— Вот и погляди, — отрезала Дженни.

Она не помнила, чтобы чувствовала себя когда-либо до такой степени неловко. Если кто-то и видел ее голой с тех пор, как она перестала быть ребенком, она сама об этом не ведала. Она притворялась, что не обращает на Грасиелу внимания, но лицо ее так и горело от стыда.

— У всех взрослых женщин растут волосы между ног или только у тебя?

О Господи! Дженни так и вспыхнула. Она повернулась к девчонке задом, но от этого было не легче.

— У всех взрослых женщин там волосы, — сдавленным голосом ответила она.

— А почему?

— Откуда мне знать? Это происходит, когда девочке исполняется десять не то двенадцать лет, я уж и не помню. Твоя мама ничего тебе не рассказывала о… обо всем этом?

— У моей мамы нет пучка безобразных волос между ног, — заявила паршивка тоном величайшего превосходства.

— Вот именно что есть. — «То есть было», — молча поправила себя Дженни. — У всех взрослых женщин волосы между ног и под мышками.

— А у моей мамы нет! — выкрикнула Грасиела, сморщив лицо; щеки у нее покраснели, девочка уронила лепешку на колени, глаза были полны слез, из груди рвались рыдания. — Моя мама уже умерла?