Смертельный архив - Алексей Макеев

Учился Звонарев средне, много занимался спортом, с пятнадцати – как все подростки – стал пропадать на улицах… обычная жизнь обычной семьи, без особо волнительных происшествий. Мать работала водителем трамвая, по двенадцать часов через день, так что большую часть времени Сашка был предоставлен самому себе… или, что чаще, предоставлен к услугам Машке Орловой, признанной красавицы двора и школы, которой посвятили стихов и песен великое множество. Естественно, при таком количестве ухажеров чемпион района по боксу был обласкан – кого ж брать в телохранители, как не его? – и даже дважды целован в щеку – один раз тайно и один раз прилюдно.

Именно Машка, выскочив замуж за мелкого фарцовщика и ранив Звонарева в самое сердце, косвенно стала причиной их любви со Светой – будущая жена посочувствовала страдающему однокласснику: подошла и сказала, что все будет хорошо… Он посмотрел в ее светло-зеленые, с веселыми искорками, глаза; на милую улыбку, от которой она всегда розовела и появлялись ямочки на щеках… Предательница Орлова была забыта в ту же секунду – молодость не умеет долго быть раненой.

В общем, детство как детство, если бы не один эпизод, надолго оставивший – да и не забытый полностью до сих пор – неприятный душевный осадок.

Случилась в тот год крайне мокрая осень – это Звонарев помнил отчетливо. Мать работала на смене, Сашка пришел из школы и едва успел заварить чай – раздался звонок в дверь. На пороге стоял незнакомый потрепанный мужчина – слегка за сорок, лысоватый, с коричневым советским чемоданом и в старой, больше его головы, шляпе. Звонареву сразу не понравились глаза гостя – тускло-серые, цепкие, они буквально за секунду обежали все, за что могли уцепиться. Мужик улыбнулся во весь ряд крупных, никотиново-желтых зубов, поставил чемодан:

– Ну, здравствуй, сын!

Попытался обнять, но Санька, в свои шестнадцать на голову выше и в два раза шире, не позволил:

– Ты кто такой?

– Не узнал, – вздохнул отец – а ведь я тебя качал, в две ладони умещался!

– Знать тебя не знаю, чушь несешь какую-то… вали отсюда! – Звонарев хотел закрыть дверь, но мужик успел протянуть фотографию: на ней мама держала тугой комок с ребенком, а рядом этот… с букетом, усами и улыбкой.

Делать нечего, провел на кухню, налил чаю. Уплетая бутерброд, новоявленный папаша рассказывал истории – одна плаксивее другой, – как его, интеллигента, писателя-сопротивленца, на каторгу… Уж на что Сашка был развит, умел критически мыслить и трезво оценить ситуацию – поплыл: «Батя!» Плыли в памяти картинки, с какой завистью смотрел на Пашку-соседа, которому отец чинил велосипедное колесо и учил натягивать цепь; или как отец Юрки все время брал сына на рыбалку, а потом они вместе показывали всему двору улов…

Поев, отец сказал, что забежит вечером – мол, есть кой-какие дела с дороги. Радостный Сашка обнял его, сказал, что будет ждать, и дал десять рублей – на трамвай. Конечно, едва мать переступила порог, он вывалил радостную новость… и уж совсем не ожидал, что она – как есть, в обуви и стареньком сером пальто – плюхнется на тумбочку и разрыдается в голос.

Оказалось, совсем не по «интеллигентной» статье шел папашин марш по зонам – вор-рецидивист, он никогда не гулял по воле больше года. Как их свела судьба с матерью, одному богу… или не богу, вряд ли он настолько жесток к людям – известно… но повстречались, и через девять месяцев родился маленький Саша Звонарев. Отец прожил с ними два месяца и снова «уехал», прикарманив обручальное кольцо материной подруги. И теперь вернулся…

Впрочем, конечно, не вернулся – ни в этот день, ни во все стальные. Быстро выяснилась причина: уходя, папаша «отжал» хрустальную вазу – когда только успел? – подарок от трамвайного парка на сорокалетие заслуженного работника Звонаревой.

Целый месяц – будь на улице дождь или сухо – Сашка бродил по дворам и выспрашивал, не видел ли кто потрепанного мужика с коричневым чемоданом… Засыпая, он каждую ночь видел, как этот… улыбается в глаза, обнимает, а сам выискивает, что поценнее да полегче спрятать… Звонарев даже тренировки на время забросил, чего не случалось никогда до этого.

Шло время – как известно, лучший лекарь. Рана затягивается, сохнет, покрывается корочкой – и все равно оставляет шрам, который всегда будет напоминать о случившемся. Сашка пришел в себя, но эта история во многом определила его выбор профессии: желание стать следователем явилось желанием быть полной противоположностью подонку-отцу.

* * *

– Санька, чего задумался? – Катерина Дмитриевна – в цветастом фартуке, с короткими, подкрашенными хной волосами – легонько толкнула сына в бок.

– А? – Звонарев несколько раз моргнул. – Да, извини, вспомнилось… – Кивнул на тарелку: – Отлично получилось!

– Когда это я готовила, чтобы не отлично?! – она шутливо нахмурилась.

– Не помню такого! – Борщ вышел на славу; аромат его наполнял кухню и заставил уже сытого Звонарева сглотнуть слюну. Навалилось состояние легкой дремы.

– Сань… – мать присела напротив. – Скажи, у тебя все нормально?

– Конечно. Почему спрашиваешь? – ему стало не по себе от пристального взгляда.

– Тетя Галя сегодня приснилась… Пальцем грозила чего-то…

Тетя Галя, покойная сестра матери, снилась к неприятностям с Сашкой… по крайней мере, Катерина Дмитриевна в этом уверена. Звонарев вдруг подумал, что, возможно, и не напрасно уверена.

– Да нет, все отлично. Работа идет, жизнь бежит…

– Свету не видел? – смотрела в стол: знала, как ненавидит сын эти вопросы.

– Нет, мам, не видел. Да и не очень хочу, если честно…

– Я все надеюсь: может, сойдетесь, – вздохнула, хоть и знал капитан, что неискренне: когда мать узнала, что у нее не будет внуков, расстроилась. Теперь вроде как появился шанс…

Хотелось завалиться на диван с тупеньким детективом – чтобы не думать, не гадать: следить за действием и отдохнуть от напряженных дней, но отпущенное время следовало использовать по полной.

– Ладно, мам, поеду я. Дел по горло, не отдохнешь…

– Погоди, а торт? – она достала коробку из холодильника.

– Ну, какой торт, ты чего, полный живот! Да и грех после такого борща есть это! – он презрительно ткнул пальцем в яркую упаковку.

Она качала головой, убирая лакомство обратно, но по глазам понял – довольна комплиментом, порадовалась.

– Ты заезжай почаще, мне скучно одной, – Катерина Дмитриевна провела ладонью по его коротким черным волосам.

Он поцеловал мать в теплую, пахнущую родным домом щеку:

– Скоро еще заеду.

– Обещаешь только…

Выйдя на улицу, капитан отыскал глазами окна – Катерина Дмитриевна, как всегда, стоит и машет ладошкой. Он улыбнулся, помахал в ответ и пошел на остановку, ощущая странный дискомфорт – так бывает, если прощаться с чем-то дорогим и надолго.

Глава 9

Машину Юркова на Чугунке не тронули – то ли и впрямь такой уродливой оказалась, то ли ночной переполох насторожил местных, – «девятка» стояла в полном порядке. Звонарев открыл дверь и уселся за руль. Мотор несколько раз чихнул, сопротивляясь, но ожил – хрюкнув коробкой передач, капитан покинул убогий двор и поехал в сторону центра.

Вчерашняя боль в плече не обманула – дождь, зарядивший с утра, не думал прекращаться: вода билась об асфальт и дома, раскрашивая мир в скучные краски. В неудержимых ручьях вдоль обочины несся мусор – пакеты, сигаретные пачки, цветные обертки… Пешеходы торопились укрыться в ближайших магазинах, автолюбители с трудом вглядывались в мокрые разводы на стекле – и все под тяжелым небом, будто озлобившимся на жару.

В «Звезде» собрался народ, но дюжие охранники не пускали дальше порога – чтоб не топтали грязью сверкающий пол. Люди побогаче входили и заказывали чашку кофе, сравнимую по цене с хорошим обедом; победнее жались в тамбуре, между первой и второй дверями, неодобрительно поглядывая на равнодушных security. Две женщины громко, на публику, осуждали разгул капитализма.

– Куда? – охранник ладонью остановил Звонарева. – Для посетителей.

– Князь тут?

– Не знаю такого! – парень напрягся.

– Скажи, Звонарев интересуется.

Security что-то сказал коллеге. Тот быстро ушел и через минуту вернулся:

– Проходите. Анатолий Вячеславович в кабинете, ожидает.

Провожаемый недобрыми взглядами, капитан пересек запретную линию и, по указанию охранника, вошел в служебные помещения.

Кабинет Луганского смотрелся шикарно – под стать хозяину: большой стол красного дерева, где переливается в свете люстры зеленый малахит письменных приборов; в углу кожаный диван и столик с разбросанными глянцевыми журналами «Бизнес» и почему-то «Космо»; шкаф с книгами – Звонарев разглядел корочки Донцовой, Марининой и Дашковой… Сам хозяин удостоил гостя мимолетным взглядом и продолжил играть на компьютере – судя по звуку мотора, в гонку.