Орел взмывает ввысь - Роман Злотников

— Постой-ка рядышком, генерал-воевода, — кивнул я ему, — послушай, что нам боярин Качумасов о своих мыслях поведает.

— А мыслю я так, государь, — начал Качумасов, — свей от того, чтобы напасть на поляков, никак не удержатся. Уж больно слаб ноне Ян Казимир. Само яблочко в руки падает, только подставь…

Ну вот, и этот туда же. Ох, ребятки, не знаете вы пословицы «Не все, что можно делать безнаказанно, следует делать». А я в ее истинности имел возможность убедиться не раз.

—..А к нам оне относятся не шибко уважно. Один Оксеншерна нас за опасных врагов считал. Но стар он уже. Того и гляди преставится. А королеве Кристине и Карлу Густаву Пфальцскому слава свейского оружия в Тридцатилетней немецкой войне глаза застит. Да и купцы свейские их обоих вельми подзуживают. Наша балтийская торговлишка им совсем поперек горла стоит. Так что надобно ожидать, что, как только Оксеншерна преставится, оне нам тут же пошлины-то и подымут. А может, и раньше сие произойдет. Сразу по коронации Карла Густава. Ну а мы такого стерпеть никак не сможем. И опять же рижская замятия.

Я повернулся к Беклемишеву:

— Чуешь, откуда ветер дует?

— Точно так, государь, — расплываясь в улыбке, отозвался генерал.

Вот еще один воитель на мою голову. Впрочем, оно и к лучшему. Сейчас решить вопрос об окончательном выходе на побережье Балтики лучше всего. Шведы к войне не готовы, поляки сами начнут к нам в союзники проситься, хотя от них толку чуть, ну да какой-никакой, а будет. А датчане уже лет двадцать нас к себе в союзники против шведов затягивают. Так что можно одним выстрелом сразу двух зайцев убить — и моей старшенькой, Ленке, коя сейчас в датских королевах числится, любви и уважения подданных прибавить, и решить наконец вопрос с Зундской пошлиной[8]. А то что-то она слишком дорого стала мне обходиться…

— А не испужаются свей с нами воевать-то? — снова развернулся я к главе Посольского приказа.

Но ответил мне не он, а Пошибов:

— Это навряд ли, государь. То есть в шибкую войну с нами они ввязываться не осмелятся. А вот этак, вроде слегка поучить, — глава моей секретной службы еле заметно усмехнулся, — вполне захотят. Карл Густав считает, что зазря Густав Адольф русского медведя совсем за озера, реки и болота не загнал, а только лишь пригрозил.

Мы с Качумасовым обменялись улыбками, потому как в таком мнении и Кристины, и Карла Густава была не только их, но еще и моя с главой моего Посольского приказа вина. Еще пять лет назад всем моим агентам при иноземных дворах, где бы они ни находились, велено было, едва только завидев на горизонте кого из шведов, тут же вступать с ними в разговор, в коем непременно упомянуть о том, какой грозный и великий полководец был покойный батюшка королевы Кристины и какой мудрый русский царь, заключивший с ним самое первое «сердечное согласие». Не вызывало сомнений, что большая часть таких разговоров непременно была донесена до тех или иных августейших ушей и явно подвигла их обладателей к мысли о том, что русские очень боятся шведов.

Я снова развернулся к Беклемишеву:

— Значится, так, генерал: торопиться не надо. У тебя еще не менее восьми месяцев. До осени шведы все одно в войну не ввяжутся, так что собирай полки с жилого и… жди главнокомандующего.

Генерал понимающе кивнул. А что тут было неясного? Понятно же, — кого я имел в виду — Ваньку, своего старшенького. Он покамест торчал на Амуре, куда я его заслал еще пять лет назад, но по первому снегу должен был двинуться в обратный путь, оставив «на хозяйстве» моего среднего сына Данилу. Того я два года назад, сразу после выпуска из той же пушкарской школы, отослал в Уральскую вотчину, в коей у меня были сосредоточены самые продвинутые технологии. Подальше от излишне любопытных глаз, так сказать… В Приамурье теперь требовалось создавать свою промышленную базу, а то когда циньцы окончательно разберутся с Китаем, они вполне могут позабыть все договоренности и наплевать на заключенные союзы. И развернутся на север, дабы, как это называется, «обезопасить границы». Позволять им это делать я совершенно не собирался. Так что после того, как Иван разобрался с созданием там мощной военной инфраструктуры, заодно получив опыт организации обустройства новой территории, Данька должен был заняться там созданием инфраструктуры промышленной. После чего нас с Дальнего Востока уже никаким колом не вышибить…

— Все собирать, государь?

Я задумался. Общая численность армии при полной мобилизации могла составить почти двести пятьдесят тысяч человек. Из них около тридцати тысяч составляли даточные контингенты подвластных кочевых народов, около восьмидесяти тысяч садились в доведенные до полного штата гарнизоны крепостей и оставались в гарнизонах сибирских городков и острожков, еще двадцать тысяч составляли казаки, а остальное — полевая армия. Но это все только исходя из списочной численности. Реально же под ружьем у меня находилось всего около восьмидесяти тысяч — тридцать по крепостям и сибирским городкам и пятьдесят — в полевой армии, дислоцированной по военным городкам… ну не считая казаков и кочевников, кои жили по своим местам дислокации. Дело в том, что весь рядовой, сержантский состав и офицеры регулярной армии, за исключением кирасир, служили по принципу «три-два-три-четыре-три». То есть срок службы в мирное время был определен в пятнадцать лет. Из них реально в полку служивые проводили только девять лет. Остальные шесть — на жилом.

Сначала стрельцов, пушкарей или драгун призывали в учебные роты штатных полков, где они проходили первоначальную подготовку в течение одного года. После чего всех новиков отправляли уже в штатные роты, где их продолжали гонять в воинских умениях два-три года, параллельно прививая правила гигиены, а также расширяя кругозор и совершенствуя знания в цифири и письме в полковых школах. Наиболее смышленых ставили на должности капралов, из коих отбирались кандидаты в сержанты. Хотя по большей части капралы и сержанты набирались, конечно, из тех, кто служил уже второй служебный такт… Тем, кого отобрали, далее прямая дорога лежала в сержантскую школу, затем на должность и, при должном рвении и наличии способностей, даже и в офицерскую академию. Остальных после первоначальных трех-четырех лет службы распускали на жилое. На два года. По истечении этого срока опять собирали в военном городке и после годичной переподготовки и нового слаживания еще на два года отправляли на гарнизонную службу. Откуда они опять распускались на жилое, чтобы теперь уже через четыре года опять собраться в военном городке и уже три года снова готовиться к полевой войне. По-старому служила только некоторая часть гарнизонов, в основном в сибирских городках. Но там я и не собирался ничего менять, поскольку тем гарнизонам в скором времени предстояло просто тихо уйти в небытие. Эти земли все больше и больше превращались из фронтира во внутренние провинции моей огромной страны…

Итак, всех или нет? Армия — лучший инструмент построения государства. Причем не столько как военная сила, сколько как социальная структура. С ее помощью можно очень многое сделать с определяющей общественной силой — мужчинами. Именно вследствие вот такого моего подхода даже подавляющее большинство крестьян уже начало соблюдать правила гигиены и элементарные санитарные нормы, благодаря чему за последние двадцать лет в стране не случилось ни единой крупной эпидемии. И вообще, служивые среди крестьян и посадских были в большом авторитете. Ибо все они поголовно были куда как грамотнее большинства населения, ну да для того солдатские школы и заводились, да и к тому же практически все они были людьми весьма денежными… ну когда уходили на жилое. Пьянство на Руси при мне было не шибко развито.

Бюджет у меня был достаточный, «пьяные деньги» для его пополнения мне были не нужны. Так что большинство стрельцов и драгун не пропивало, а прикапливало жалованье, чтобы появиться перед сродственниками и знакомыми этаким «купчишкой», коий может запросто нанять артель, чтобы буквально за день-два поставить избу, купить корову или, скажем, поставить кузню либо гончарню «в доле», да и вообще почти что «помещиком». И эти денежные вливания в сельскую и посадскую среду очень ощутимо двигали сельскую и городскую экономику. Да и с демографией все было неплохо. Столь завидные женихи очень редко оставались невостребованными, а что касается трехлетних отлучек, так с таким денежным мужем вполне можно было и потерпеть три годика. Тем более что за первые два года на жилом служивые успевали заделать женам по паре ребятишек, а к следующему возвращению мужа со службы бабы уже были вполне готовы снова забрюхатеть…

Но двести пятьдесят тысяч бюджет никак не потянет. И так эвон сколько расходов. Одна стройка в Кремле уйму денег жрет. И конца-края ей не видать. Ну да Версаль, как мне тот дедок в Париже рассказывал, чуть ли не пятьдесят лет строили, а у меня тут едва ли не большие площади получаются. Да и строят не в пример качественнее. Дуб на балки и перекрытия мореный идет. Специально под стройку пришлось под Москвой морильные пруды закладывать. И цареву службу лесничих создавать, для пригляда и насаждения лесов и боров с нужной древесиной. Впрочем, сие не только для дворца делалось… Более всего сажали дуб, бук и ясень, а также корабельную сосну в местах, из коих лес к верфям доставлять удобно. Корабли-то еще лет двести из дерева строиться будут — есть время вырасти. Потому как то, что само по себе росло, с такими темпами вырубки могло скоро закончиться. Ну хотя бы в наиболее удобных местах. Да и царевы дороги ох в какую копеечку обходятся. А с другой стороны — банк у меня работает вполне успешно, и треть денежного оборота идет через вексельные и ассигнационные схемы, так что золотой и серебряный запас накоплен достаточный. Выдюжу…