Второй арап Петра Великого - Дмитрий Чегодаев

Генеральный прокурор был в полнейшей ярости. Наверное, в такой же ярости, полгода назад пребывал и скадарский паша. Началось следствие. Были допрошены все жители Пераста. Но никто, представьте себе — никто, не выдал, куда и каким образом, бежала вдова Грило, её сестра и служанки. Тогда прокурор Больди арестовал и заключил в тюрьму членов городского совета — вице-капитана, судью и двух советников, а в сенат Республики было внесено предложение: взыскать с города семь тысяч золотых цехинов, распустить городскую власть, лишить город всех привилегий и аннулировать его городской устав, то есть — ликвидировать Пераст как город.

Тогда перащане, видя, что дело складывается очень скверно, решили прибегнуть к испытанному средству — подкупить кого надо. В подобном решении вопросов не было ничего удивительного — Венеция славилась продажностью своих чиновников. Уникальным является то, что исполнители этого деликатного дела представили в городской совет скрупулёзнейшие финансовые отчёты: кому, что, когда и сколько они «занесли». В отчете фигурируют: деньги, украшения, одежда, вино мускатное, вино кипрское, вино канарское и многое другое, всего шестьдесят пять пунктов, общей стоимостью 97 золотых цехинов. Также были указаны и лица, через которых они действовали, их имена, фамилии и род занятии: слуги, мажордомы, гондольеры, но чаще всего — адвокаты.

Рассмотрение дела в Сенате состоялось девятого сентября 1747 года и закончилось полной победой Пераста. Против предложения генерального прокурора проголосовало 108 сенаторов, за — 2, а 26 — воздержалось. Но без строгих мер всё-же не обошлось. Соучастниками побега были объявлены шесть человек, правда, уже давно покинувшие Пераст, а главным его организатором был признан князь Стефан Буёвич. Сенаторы справедливо решили, что человек организовавший побег из гарема скадарского паши, не менее успешно может устроить бегство из собственного дома. Он был навсегда лишён права вернуться в пределы Венецианской республики, его имущество, включая дворец, было конфисковано, а сам он и его потомки лишены княжеского титула.

На этом «Дело Грило» было закрыто. Город был признан невиновным, его вице-капитан и другие чиновники выпущены на свободу. Пераст отстоял своё право, свою честь и своё достоинство. А что касается Венеции и царивших в ней коварства и жадности, то скоро и она получила по заслугам. Когда ровно через полстолетия, в 1797 году войска Наполеона Бонапарта отправили в небытиё Венецианскую республику, никто не бросился её спасать. Впрочем, её даже и оплакивать никто не стал.

Прекрасное подтверждение тому, что предательство и коррупция могут уничтожить даже самые великие и процветающие державы.

Вот так закончилась история семьи Буёвич. Возможно, где-то на белом свете и сейчас живут её потомки. Кто знает? Но в Перасте их точно нет Единственное, что можно сказать точно, так это то что закончилась эта история на «высокой ноте», благодаря замечательному человеку, который, не задумываясь, пожертвовал и титулом, и дворцом, и богатством, и родиной — ради спасения четырех несчастных женщин. Честь ему и хвала!

Картинка: скадарский паша с изумлением взирает с балкона своего дворца на маленькую лодочку, на которой, в полном параде, удаляется кавалер Стефан Буёвич, похитивший пленниц из его гарема. На медном чеканном блюде, посреди прочей восточной роскоши лежит синий виноград и розовый рахат-лукум… Съёмка в стиле турецких исторических телесериалов, то есть, лишённая всякого стиля вообще.

Сцена пятая

Несколько слов о тактике абордажного боя

На этом покончим с Shoddy fram и уловками киноиндустрии. Нам пора возвращаться к нашим героям, понятия не имеющим, не только о том, что стрясётся с их потомками через сорок лет, но и о том, как сложится их собственная жизнь в ближайшие полчаса, вполне реального, а не условного или виртуального киновремени…

 Вначале Матия отправился в Дубровник, но делать там ему было нечего. Да, и родственники убитого Буёвича находились в опасной близи. Тогда он двинулся в Стамбул, где незамедлительно был арестован по подозрению в шпионаже в пользу Венецианской республики. Но в этот раз судьба Змаевича, хотя и тяготела к черному юмору, поступила с ним благородно. Он был заключен не куда-нибудь, а во всё тот же Семибашенный замок, в котором в это время как раз и пребывал, догадайтесь кто? Ну, конечно, русский посланник граф Пётр Андреевич Толстой. Видимо, оробев в присутствии столь важной особы, Матия представился адмиралом венецианско-бокельского флота. И хотя адмиралом был вовсе не он, а его отец, Матия моряком был отличным, что Толстой, когда-то и сам учившийся морскому делу, понял моментально. А главное, хитрый, умный и прозорливый граф, увидал в нем именно тот тип человека, который так нужен был России — авантюриста, прекрасно знавшего свое ремесло, человека без гроша, без дома и отечества, жадного до побед, славы и чести. Такие люди, которых на родине не ждало ничего, кроме виселицы, служили приютившей их стране не за страх, а за совесть. И не теряя времени, не выходя из тюрьмы, Матия Змаевич был принят на русскую военную службу Если бы в то время присуждали почетные звания, то Султана Мустафу II следовало бы наградить за заслуги перед русским флотом, а Семибашенный замок объявить «кузницей» российских кадров. Попав туда изгоем без рода и племени, Матия вышел из него капитаном первого ранга российского флота — Матвеем Христофоровичем Змаевичем.

В России в его адмиральство не очень поверили. Особенно командующий флотом генерал-адмирал граф Федор Михайлович Апраксин, посчитавший появление Змаевича очередной интригой графа Толстого. По правде говоря, познания Змаевича сильно отличались от классической тактики ведения морского боя. По принятым тогда правилам линейные корабли, встав друг против друга или идя параллельными курсами, затевали отчаянную орудийную пальбу, соревнуясь в мастерстве и сноровке канониров. Победившей считалась та эскадра, от которой больше осталось. Красивая, даже элегантная война. Изящные корабли с резными фигурами на носу Офицеры в длинных париках и камзолах, приветствующие друг друга галантными поклонами. Как тут не вспомнить Николая Гумилёва:

Или, бунт на борту обнаружив,Из-за пояса рвет пистолет,Так, что сыпется золото с кружев,Розоватых брабантских манжет.

Так воевали на Балтике. Так обучал русских моряков первый русский адмирал, в прошлом шотландский пират Патрик Гордон. Так их учили в морских академиях Амстердама и Портсмута. Но на Средиземном море война велась совсем по-другому. Быстрые и легкие галеры, идущие вдоль берега на отраженном ветре, в решающий момент включали бешеную вёсельную скорость и, проскакивая зону пушечного огня, прилеплялись к бортам большого корабля, а затем, используя длинные вёсла, как катапульты, забрасывали на его палубу абордажные команды. Только представьте себе летящих по воздуху головорезов с пистолетами, саблями и кинжалами, зажатыми меж зубов. В этом, конечно, не было ничего галантного: какие камзолы, какие длинные парики, когда ты летишь в гущу схватки, одновременно стреляя из двух пистолетов. Здесь, уже не золото с кружев, а головы летят с плеч. Нет, степенная Северная Европа так уже не воевала. Да, вот только, Змаевич другой манеры боя не знал. Правда, эта необразованность Матвея Христофоровича не слишком смутила Петра. Не вдаваясь в военную теорию, он поручил ему заняться делом — строить корабли и готовить команды. Понятное дело, что тот начал строить именно галеры. Надо отметить, что ни до него, ни после в таком количестве галеры на Балтике никто не строил. Основой флота считались красавцы-фрегаты и линейные корабли, галерам отводились лишь вспомогательные функции. Но задача перед Россией стояла необычная — надо было в кротчайший срок построить целый флот и обучить тысячи людей. Змаевич предложил Петру и Апраксину поступить строго наоборот — сделать галеры главной ударной силой. Строились они быстро, стоили недорого, а главное, не требовали высококвалифицированной команды. Так и порешили. За два года было построено свыше сотни галер.