Пылающий остров - Александр Казанцев

«Плохо с сердцем, — думал профессор. — Так много надобно сделать… Трансурановые!. Холмстед будет потрясен. Хоть бы годик еще прожить».

Кэд обматывал тряпками весла. «Ему, по-видимому, не впервые переходить границу. Контрабанду, что ли, носит?. Где его только достал Кленов? Бедняга Иван Алексеевич, волнуется, поди, сейчас».

Баков ощупал в кармане кусок завернутого им для предосторожности в свинец металла. Еще на заимке он сравнил вес куска с самородком золота, найденным им в тайге. Слиток сразу показался Бакову необыкновенно тяжелым, но результаты первого опыта превзошли все ожидания. Неведомый металл был не только тяжелее золота, но и тяжелее урана. Баков определил его атомный вес в 257. А ведь уран имеет всего лишь 238! Когда-то, еще в Петербурге, профессор Баков, анализируя открытие супругами Кюри радия, высказал предположение о существовании на Земле, если не теперь, то в прошлом, элементов тяжелее урана, «трансурановых», которые успели ныне распасться на более легкие элементы, как распадается радий, в конце концов превращаясь в свинец. Баков назвал в своей статье гипотетический элемент, самый тяжелый из трансурановых, радием-дельта.

И вот странный случай передал в руки ученого металл, который, несомненно, судя по весу, относился к трансурановым. Это и был предсказанный им радий-дельта!

Исследовать его, как можно скорее всесторонне исследовать! Сообщение о радии — дельта будет не менее сенсационным, чем открытие сверхпроводимости. Кстати, надо повторить опыт Камерлинг-Оннеса, посмотреть как будет влиять радий-дельта на сверхпроводимость. А главное, торопиться нужно, успеть, пока сердце…

Откуда-то появился Кэд и потянул Бакова за собой. Через минуту Баков был уже в лодке. Кореец заставил его лечь на дно. Сам он примостился на скамейках так, что мог грести лежа. На носу и корме лодка имела фальшивые борта и похожа была на бревно. Обмотанные тряпками весла бесшумно опускались в воду.

Пошел сильный дождь. По тихому Амуру, скрытая темнотой и ливнем, поплыла коряга.

Когда лодка достигла середины Амура, Баков тихо сказал:

— Слушай, ходя! Одну вещь мне достать шибко надо.

— Можно достать, — шепотом согласился кореец. — Деньги надо.

— Самородок золота видел у меня? Отдам.

— Чего надо-то?

— Жидкий гелий мне нужен.

— Жидкий? Пить будешь?

— Нет. Люто холодная жидкость. В Токио, в университете, наверное, она есть.

— Если мало-мало есть, берем, — успокоил Кэд. — Харбин будем — знакомый японец скажу. Золото шибко любит.

На русском берегу прозвучал выстрел. Там не могли слышать шепота беглецов. Просто казак выстрелил «для опасности» в корягу…

* * *

Кленов шел по улице Харбина. Навстречу ему бежали китайчата, которые продавали «Русское слово». Бородатый купец в поддевке открывал лавку. Путейский инженер с бакенбардами и в фуражке с молоточками проехал на рысаке. Подковы звонко цокали по булыжной мостовой. Китаец нес на голове огромную корзину. Дворник отборной русской бранью отчитывал провинившегося мальчишку. Какая-то дама с помятым лицом остановила Кленова и спросила по-русски, как ей пройти к вокзалу. Кленов ответил по-английски, что не понимает. Дама проводила его удивлённым взглядом.

Кленов читал русские вывески и никак не мог представить себе, что он в Китае.

Вот и нужный переулок. Сомнительный кабачок.

Хозяин уже знал Кленова в лицо. Четвертый день этот хорошо одетый господин сидит в его заведении, завтракает здесь, обедает, ужинает, но ничего не пьет. Наверное, ждет кого-то…

Кленов занял привычный уже столик у окна, вдали от входа. По грязной клеенке ползали мухи. Подбежавший китаец с косой смахнул салфеткой со стола невидимые крошки. Но мухи снова сели.

Кленов приготовился долго ждать. И вдруг в кабачок вошел Баков, такой же огромный, как и в Петербурге, как и в тайге, но чем-то не похожий на прежнего Бакова. Он гладко выбрит! Он без бороды!

Кленов хотел вскочить, но услышал знакомый голос:

— Мало-мало сиди, пожалуйста, шуметь шибко не надо.

Оглянувшись, он увидел Кэда.

Баков протянул руку и тяжело опустился на стул. Только сейчас, глядя на безбородое лицо Бакова, Кленов понял, до чего изменился профессор. Он помнил его в университете десять лет назад — шумного, любящего пошутить со студентами, помнил на студенческих сходках, которыми профессор не гнушался, встречал его и на студенческих пирушках, на которых профессор пил больше всех и громче всех пел запрещенные песни. В 1905 году произошло с Баковым несчастье: его дочь, курсистка, не вернулась с Обуховского завода, когда там были беспорядки…

С тех пор и заболел тяжело сердцем профессор Баков, с тех пор и стал он резок в словах и выступлениях, которые в конце концов привели его в сибирскую ссылку.

— Здравствуйте, голубчик Иван Алексеевич, — сказал Баков, тяжело дыша. — Был я сейчас здесь в подвале. Ничего, подходящее место.

— В каком подвале? — ужаснулся Клёнов.

— В винном, под кабачком.

— Зачем вам винный погреб? — недоумевал Клёнов.

— Задержаться нам с вами придется, дорогой ассистент. Исследуем здесь подарок Таимбы.

— Боже мой, Михаил Иванович! Нас ждет Холмстед! Первоклассная лаборатория! Приборы! А вы… о винном погребе.

— Вот именно, голубчик. Не уверен я, что доберусь до этих приборов…

— Что вы говорите, Михаил Иванович! Вы прошли самое, осмелюсь вам заметить, трудное.

— С этим ходей, — указал Баков на маленького Кэда, — я бы к черту в пекло пролез и обратно выбрался вместе с котлом кипящей смолы. Но я не знаю, довезет ли он до Холмстеда вот эту деталь моего организма. — И Баков постучал в левую часть своей груди.

— Опять сердце, Михаил Иванович?

Баков кивнул:

— Поторопиться хочу. Отдал ему самородок золота. Пусть достанет баллон жидкого гелия и кое-какое оборудование, самое примитивное… Я ведь еще не забыл, какой талант экспериментатора обнаружил когда-то профессор Баков у студента Ивана Кленова… А?Иван Алексеевич? Беретесь повторить опыт Камерлинг-Оннеса со сверхпроводимостью?

Кленов действительно был изумительным экспериментатором, а Кэд бесценным человеком.

За короткий срок в винном погребе под харбинским кабачком, который содержал подозрительный толстый и неряшливый китаец, оборудовали физическую лабораторию. В нее были протянуты электрические провода, доставлены кое-какие приборы, а главное — баллон жидкого гелия, присланный в адрес кабатчика из Токийского университета.

В этой примитивной лаборатории Кленов по настоянию совсем расхворавшегося Бакоза повторил опыт Камерлинг-Оннеса. Он опустил в жидкий гелий свинцовый проводник. При температуре — 271 °C всякое электрическое сопротивление в нем исчезло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});