Все время мира - Сара Пурпура

огромный зал. Высоченная лестница, которая ведет наверх, кажется, сделана из мрамора. Два хрустальных светильника освещают натертые до блеска полы, и я невольно бросаю взгляд на стены, на которых висят картины.

Добро пожаловать в идеальную семью, Дез!

Однако опыт подсказывает мне, что за идеальной картинкой нередко клубятся темные тени.

Кто знает, кем на самом деле окажутся эти Керперы?

– Входи, – Сара жестом приглашает меня за собой. – Я покажу тебе твою комнату, там ты сможешь немножко привести себя в порядок.

– Не нужно, – прерываю ее я. – Скажите мне, куда я должен идти, и я найду ее сам.

На мгновение она запинается, быть может, думает, что я собираюсь втихаря что-то у нее украсть, и на моих губах появляется усмешка.

Ублюдок всегда остается ублюдком, с какой бы добротой на него ни смотрели.

Пока я собираюсь сказать ей, что, если есть какие-то проблемы, она может отправить меня обратно, Мэтт прерывает эту нелепую сцену.

– Поднимешься по лестнице, и направо. Твоя комната – последняя по коридору, – коротко объяснил он мне.

Я закидываю рюкзак за спину и взлетаю по лестнице. Поворачиваю направо и первое, что вижу, – девушку, которая стремительно проскользнула в одну из комнат.

Должно быть, это их младшая дочка. Как, черт возьми, он сказал, ее зовут?

Не помню, но теперь я знаю, что она – блондинка.

Я пересекаю коридор в поисках своей комнаты, но делаю лишь пару шагов, как неожиданно во всю мощь раздается музыка. Я останавливаюсь перед комнатой, где, вероятно, живет их дочь, и слушаю.

Это Snow Patrol, песня Run.

Класс! По крайней мере, у девчонки отличный музыкальный вкус.

Очко в твою копилку, сестричка!

6

Анаис

Мы всегда надеемся, что кто-то смотрит на нас как на самых прекрасных созданий в мире.

Я спешу в комнату. Надеюсь, родители не заметят, что я вернулась домой так поздно. Тренировка потребовала больше времени, чем обычно, и перед ужином я отправляюсь под душ, чтобы смыть с себя запах пота и усталость. Как только я выхожу из кабинки, тут же сползаю на пол ванной комнаты. Ушиб под ягодицей снова болит, и я вынуждена налепить новый пластырь.

Я устала постоянно извиняться перед Брайаном, и даже если бы рассказала ему о своих проблемах, он вряд ли бы меня понял. Он так зациклен на том, чтобы сделать меня своей копией, что даже не стал бы слушать.

Я – его девушка и должна целовать землю, по которой шествует великий Брайан Майлс. Я обязана красиво одеваться, улыбаться, быть милашкой с теми, кто заслуживает нашей дружбы, и презирать остальных, для которых мы выглядим как боги. Я не могу позволить себе ни единой слабости.

Ищу заживляющую мазь в шкафчике. Она точно должна быть здесь, однако я не нахожу ее, и спешка явно не помогает.

– К черту! – в конце концов сдаюсь. Все равно завтра будет синяк. Я надеялась, что мне хватит времени, чтобы успокоиться перед Великим Приездом, но вместо этого я по-прежнему натянута как струна.

Я надеваю черные шорты и розовую футболку с длинными рукавами.

У меня уже нет времени делать прическу, поэтому наспех собираю волосы в подобие косички. Наношу немного блеска на губы, однако, как и утром, больше никакого макияжа. Блеск для губ – необходимость, потому что без него я до крови кусаю губы, когда нервничаю.

Я выхожу из ванной и замираю, глядя в конец коридора.

Он… он уже в своей комнате?

Я знаю, где они решили его поселить: мне рассказала Линда. Нас разделяют лишь две двери.

Я делаю два глубоких вдоха и бегу к лестнице. Из столовой доносится отцовский голос, и я иду туда с бешено колотящимся сердцем.

Отец восседает во главе стола, рядом с ним – мать.

А напротив них спиной ко мне сидит он.

На нем черная майка, которая обтягивает его широкие плечи.

– Наконец-то, Анаис! – замечает меня отец.

– Прости, папа, я поздно вернулась.

Парень оборачивается, и от его взгляда у меня перехватывает дыхание. О. Мой. Бог.

– Познакомься, это Дезмонд. Дезмонд, это наша дочь Анаис, – говорит отец.

Дезмонд.

Я молчу, пока отец знакомит нас. Делаю два шага вперед, но мои ноги будто окаменели. Рана еще сильно болит, и я пытаюсь дышать так, чтобы немножко успокоиться. Обычно это помогает, но Дезмонд не сводит с меня глаз, и мне трудно сосредоточиться. Мои легкие еле-еле втягивают воздух.

Дыши, Анаис!

Дезмонд.

Я утопаю в его темных глазах, которые будто пронизывают меня насквозь, и вдруг чувствую страх от того, что, если продолжу смотреть в них, они по-настоящему смогут заглянуть внутрь меня. Я хочу скрыть все то, что они могли бы там увидеть и что я ненавижу, но я по-прежнему не могу отвести взгляд.

Мое внимание привлекает серьга, которая сверкает в его левом ухе. Кольцо с крестиком.

В голову лезут разные мысли, и я пытаюсь заставить их заткнуться.

Опускаю голову и начинаю разглядывать ничем не примечательный пол столовой. Считаю секунды.

Одна, две, три… Прошу тебя, папа, скажи что-нибудь. Что угодно.

– Анаис… – первое, что произносит Дезмонд.

Его пылкий голос разжигает мои безумные мысли.

– Красивое имя… – на его губах появляется кривая усмешка, которая кричит болью, но неожиданно мне перестает хотеться убежать.

Ужин превращается в полную неловкости долгую пытку. Я ерзаю на стуле, чтобы боль от раны отвлекала меня, но взгляд Дезмонда не дает мне спрятаться в ощущениях.

Молчание падает на нас, как театральный занавес, когда спектакль заканчивается и вот-вот грянут аплодисменты. Одно лишь но: здесь и сейчас нет никого, кто собирался бы хлопать, и все ситуация выглядит абсурдной, особенно если учесть, что ее создали мои родители.

Дезмонд сидит напротив. Он пристально смотрит на меня, затем его взгляд скользит по моим рукам. Минуту-другую назад мне было жарко, и я нечаянно закатала рукава по локоть, и теперь спешу снова раскатать их, чтобы прикрыть кожу.

Вот проклятие!

Он внимательно смотрит мне в лицо и хмурит лоб.

Еще никто никогда не догадывался об этом. Не может быть, чтобы он все понял.

Я пытаюсь выдержать его взгляд и не понимаю, почему он смотрит с таким раздражением.

– Анаис поможет тебе адаптироваться в школе. Тебе не о чем беспокоиться.

Отец рассказывает Дезмонду об учебе и его новой жизни, и тот наконец отвлекается от меня. Но судя по тому, как Дезмонд сжимает нож с вилкой, отцовские слова – вовсе не то, что ему хочется слышать.

– А я и