Посредник - Леонид Нузброх

Тушканчик

Армейскую службу Лейба проходил в стройбате. Строил вертолётные площадки для подземных ракетных точек в Семипалатинской области. По званию он был сержант, по занимаемой должности – мастер, и была у него в подчинении строительная бригада из семнадцати человек. Природа Казахстана, с его резко-континентальным климатом, сильно отличалась от мягкого климата Молдавии, откуда Лейба был родом. Казахстанская зима холодная. Термометр временами падал ниже сорока градусов. И это при сбивающем с ног ветре! Снега наваливало порой очень много и на дорогах приходилось прорывать бульдозерами снежные коридоры такой глубины, что не были видны проезжавшие в них машины. В апреле снег таял, но было ещё холодно. И только в мае всё вокруг преображалось. От расположенной у гряды сопок строящейся ракетной точки, рядом с которой стояли казармы, и до самого горизонта во все стороны земля была покрыта красным ковром цветущих маков. Но уже в июне наступала жара и всё выгорало. Вокруг, насколько мог видеть глаз, расстилались иссушенные солнцем безводные бескрайние просторы, по которым бежали волны неприхотливого ковыля да катились шары перекати-поля.

Вертолётная площадка представляла собой земляной квадрат со стороной пятьдесят метров, в центре которого заливалась бетонная площадка двадцать пять на двадцать пять метров.

Её строительство начиналось с рытья четырёх глубоких ям. В ямы опускались шесть кусков рельса с приваренными к ним поперечинами и заливался бетон. А на конце каждого рельса было толстое кольцо. К этим кольцам привязывали вертолёт во время сильного ветра. Чтоб не сдуло.

Получив приказ начать строительство очередной вертолётной площадки, Лейба оставил бригаду работать под руководством бригадира, а сам взял двух солдат, – Сашу Белозерова и Абдухоликова Муртаза, – нивелир с рейкой, колышки для разбивки, канистру с питьевой водой и поехал на новое место.

Как только они сошли на землю, машина развернулась и уехала.

– А что будет с обедом? – спросил Муртаз.

– Абдухоликов! Солдат должен стойко переносить тяготы и лишения воинской службы! Никто не будет так далеко гнать единственную интендантскую машину только для того, чтобы накормить трёх человек. У начальства есть и более важные дела.

Лейбе было жаль ребят, так как предстоял день тяжёлой работы без обеда. Но выхода не было: завтра сюда перебросят всю бригаду, а фронта работ не будет.

Разбивку площадки они сделали быстро. Разметили ямы под якоря и начали копать…

К обеду три ямы были вырыты на глубину более двух метров. Но четвёртая даже не была начата. Вырубив в стенках ступеньки, Лейба выбрался наружу.

– Всё, кончай работу: десять минут перерыв!

Ребята вылезли, попили воды и легли на землю.

Лейба подошёл к выкопанным ямам.

– Молодцы! Отдохнём, и возьмёмся втроём за четвёртую. Саша, а для чего ты сделал эту дыру в стене?

– Не-е, я не делал, это нора чья-то.

– Нора? – Абдухоликов сразу же поднялся и подошёл к яме. – Конечно нора! Сейчас моя найдёт выход, – словно собака-ищейка он начал кругами ходить вокруг, внимательно вглядываясь в землю. Его походка стала вкрадчивой, взгляд пристальным. – Вот, нашёл!

Взяв канистру, Абдухоликов начал тонкой струёй лить воду в нору.

– Муртаз, не оставь нас без воды!

– Не бойся, мастер, много не уйдёт!

Лейба с Белозёровым стали наблюдать за дырой. Вдруг из неё кто-то выскочил, ударился о противоположную стену и упал вниз, на дно ямы, но сразу же оттолкнулся и взлетел вверх.

– О! Это тушкан! Абдухоликов поймал… однако, – гордо проговорил подошедший Муртаз. – Заберём казарма.

– Точно: тушканчик!

Тушканчик словно мячик прыгал по ещё минуту назад пустой яме, вдруг заполнив её почти всю до краёв своим маленьким упругим тельцем. Оттолкнувшись как у кенгуру непомерно развитыми задними ногами от дна, он пулей взлетал вертикально вверх, немного, совсем чуть-чуть не долетев до края ямы замирал на какую-то долю секунды в воздухе. Тело тушканчика, до самого кончика носа, продолжало ещё тянуться вверх, на свободу, но маленькая пушистая кисточка на конце лысого хвоста снова стягивала тушканчика вниз, в яму. Лейбе стало жалко его: вот, жил себе в степи тушканчик, жил себе и жил, не ведая беды, пока не повстречал Человека…

В этот момент раздался испуганный голос Саши: «Ребята! Ребята! Посмотрите на небо! Да не туда вы смотрите! На солнце, прямо на солнце смотрите!»

Лейба прищурился, послушно посмотрел в зенит и оторопел. То, что он увидел, не могло быть реально, потому что этого просто не могло быть, но оно всё же было: высоко в небе, прямо над их головами, светило солнце, а слева и справа от него светило… ещё по одному. В это невозможно было поверить, но в небе одновременно светило три одинаковых солнца! Настолько одинаковых, что нельзя было определить, какое же из них настоящее. В центре? Слева? Справа?

Саша растерянно прошептал: «Господи! Да что же это такое творится? Прямо конец света… – и вдруг, – Мастер, а это не опасно?»

В школе астрономия была для Лейбы одним из самых любимых предметов, и поэтому он не задумываясь ответил: «Нет, не опасно: это солнечное гало!»

Ответить-то ответил, но поражён был увиденным не меньше. И пусть он не был напуган, как Саша, так как не раз читал о солнечном гало и прекрасно знал о причинах его вызывающих, но всё равно испытывал душевный трепет перед столь редким природным явлением, а так же чувство благодарности провидению уже только за то, что ему довелось это в своей жизни увидеть.

Побросав лопаты, все трое как зачарованные молча смотрели в небо…

– Тушкан!.. Тушкан убежал! – раздался растерянный голос Абдухоликова.

– Убежал? Как он мог убежать?! – удивился Лейба.

Но Абдухоликова провести было трудно. Он подошёл к месту, где раньше лежала геодезическая рейка и, присев на корточки, что-то внимательно стал разглядывать. Потом обиженно поджал губы и посмотрел в сторону Лейбы.

– Совсем нехорошо, мастер: Абдухоликов не глупый… однако!

– А я-то здесь причём?!

– Причём? Зачем рейка в яма бросал?! Тушкан по рейка прыг-прыг… и удрал!

– Это не я, Абдухоликов. Может, она сама упала?

– примирительно спросил Лейба.

– Сама? Что, рейка нога имеет?! Нет, рейка – не имеет! А кто такой нога имеет? А?! Только мастер!

– сказал Муртаз тоном прокурора, уличившего подсудимого во лжи и ткнул пальцем в отпечаток сапога сорок пятого размера на свежевырытой земле. – Ек! [1] Нет тушкан – нет работа… однако!

Он демонстративно сел на кучу свежевырытой земли и отвернулся.

– Муртаз, ты обижаешься, точно как девочка. Наверное, это потому, что ты голодный, – попытался Лейба шуткой сменить тему. – Если хочешь, подойди ко мне в столовой во время ужина. Я тебе свою порцию отдам. Хорошо?

– Нет, не хорошо!.. Где тушкан?

– А что касается тушканчика, то я рейку – не бросал! Не веришь, спроси Белозёрова.

– Точно, Муртаз! Мастер всё время рядом со мной стоял и смотрел на солнечное гало, – поддержал «святую ложь» Белозёров.

– Солнечная Галя, солнечная Галя! Что, Абдухоликов девочка, а? Кто рейка бросал? А?! – он снова обиженно посмотрел в сторону Лейбы.

– Не знаю, Муртаз. Давайте лучше работать: время идёт, – Лейба с силой вонзил лопату в землю. Какое-то время Абдухоликов молча смотрел, как Лейба с Белозёровым капают, потом, вздохнув, пробурчал своё излюбленное «однако», поднялся с земли, надел рабочие рукавицы и, взяв лопату, принялся за работу.

А высоко-высоко в раскалённом безоблачном Казахстанском небе, в самом зените, ещё долгое время обжигающе палили три одинаковых солнца.

На каждого – по одному.

Жизнь – не пикник

Говорят душевные раны рубцуются – бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшиться, затянуться частично, но это всегда открытая рана, пусть не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорее можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нем вспоминаешь, быть может, только раз в году, – но когда вдруг вспомнишь, помочь все равно нельзя.

Ф. С. Фицджеральд «Ночь нежна»

Я медленно прогуливался по набережной вдоль пляжа «Майами».

Средиземное море, только вчера ещё с таким неистовством бросавшее на Ашдодский берег увенчанные пеной грохочущие валы, сегодня было абсолютно спокойно.

Огромным размытым пятном нависло над горизонтом утратившее свою силу за день тёмно-красное солнце. Мне нравится наблюдать закат. В нём есть что-то мистическое, фатальное, и поэтому, наверное, он всегда навевает на меня грустное, слегка тоскливое настроение.

Я остановился, готовый насладиться созерцанием этого чуда природы, как вдруг меня окликнули по имени.

Я оглянулся. Передо мной стоял незнакомый мужчина средних лет, высокий, худой, в солнечных очках и бейсболке.

– Не поверни ты свой профиль в сторону моря – ни за что бы тебя не узнал. Но твой еврейский профиль… Дай Б-г вспомнить, в каком классе он у тебя прорезался? – мужчина наморщил лоб.