Уравнение Бернулли - Александр Чуманов

И вкус этой большой ягоды, но маленького, увы, арбузика оказался под стать внешнему виду. Ну, до чего ж удачный день, хотя так мучительно начинался!

Потом, безотчетно напевая свою любимую песню «Пригласите даму танцевать», чего давным-давно не делала, хотя когда-то, до болезни, буквально «с песней по жизни шагала», Рита арбуз до вечера припрятала. После чего взяла самую большую кастрюлю на две трети водой наполнила, кинула в нее свиное ребрышко — эх, мяса-то на нем всего чуть-чуть — и поставила на газ. Господи, ну, что же все-таки дальше?! Опять — лапшу да маргарин?..

И тут нелегкие размышления, сравнимые, пожалуй, с размышлениями «Буриданова осла», прервал короткий, словно бы испуганный звонок в дверь. Кого там принесло — Ромке из школы рано, Алешечке с работы — тем более, мама с папой не обещались, «те» — абсолютно исключено, если б приспичило сына повидать, вечером бы явились да к тому же сами бы не поднялись — кого-нибудь из соседей или детей, играющих возле дома, послали б?..

Уж не хозяин ли недвижимости приперся в очередной раз объявить о повышении квартплаты в связи с подорожанием воды и тепла, черт бы его подрал? Однако хозяин и звонил бы по-хозяйски…

Мигом песня, опять же сама собой, прервалась, как прервались и мучительные творческие размышления по поводу ненавистной похлебки, сжалось сердце — каким бы хорошим ни выдался день, но омрачить-то его в любой момент проще простого, и уже много лет в основном именно такие моменты постоянно случаются.

Так с замеревшим сердцем Рита и открыла. А там — соседка из квартиры напротив, которая утром на грохот почтового ящика высовывалась. Чего ей еще?

Но этот вопрос, конечно, — про себя, а вслух — ни слова, только вопросительный взгляд. А соседка в ответ, явственно смущаясь, пластиковый пакет с оборванной ручкой протягивает.

— Вот, Рита, не побрезгуй уж, я ведь — от чистого сердца…

— Да что вы, не надо ничего!

— Бери-бери, в хозяйстве сгодится!

— А что там?

— Ерунда всякая, мелочь — несколько морковок, пара свекл, картошки, зелень. У меня ведь за сарайками огород. Ну, огород — не огород, а пара соток земли имеется. Там многие из нашего дома садят. И все — самозахватом. Пользуемся, пока не отобрали. Небось, в вашем-то городе — немыслимое дело, а у нас — запросто.

— Спасибо за доброту вашу, — Рита страшно смущена, ведь она даже имени соседки не знает, плохо думала о ней еще утром, — только я даром не могу, скажите, сколько стоит все это добро…

— Окстись, девушка, нисколько не стоит! Сказано же — от чистого сердца, у меня это «добро», — соседка презрительно кивнула на пакет, все еще протягиваемый Рите, — так и так пропадет, оно ж у меня лишнее, а ты, небось, подумала, что от себя отрываю — да бог с тобой… Ну, бери же, сколько мне с протянутой рукой стоять!

— Ах, извините меня! — Рита поспешно приняла подарок, ощутив еще большую неловкость — любым способом в самое ближайшее время узнать, как зовут соседей хотя бы по подъезду, всего-то десять квартир, — огромное вам спасибо…

— Да ладно тебе, дочка, иди уж, а то варево твое как бы не убежало. — Видать, запах от малой косточки уже и подъезда достиг. — И мне тоже домой надо. А до весны доживем — тетя Катя, между прочим, никого никогда в своей жизни не обманывала — я тебе целую большую грядку выделю. И всему научу. И все вырастет не хуже, чем у меня. А то — ерунду всякую покупать еще, деньги, которых и так вечно нам, пенсионерам, не хватает, тратить… Иди!

Так непринужденно соседка спасительную «соломинку» Рите кинула — имя свое назвала, хотя, возможно, она попросту любит о себе самой в третьем лице выражаться, не такая уж это редкость, вообще-то.

И старуха исчезла. Рита, поглядев ей вслед, тоже тихонько, чтобы треклятым ящиком не громыхнуть, затворила дверь. Нет, все же надо сказать ребятам, чтобы ящик закрепили наконец. Надоело же. Да и хозяин увидит — похвалит. А и не похвалит — так хотя бы просто заметит. Хозяин же…

Рита вернулась кухню. Подумалось: «Если так и дальше пойдет, то, пожалуй, опять станет страшно умирать. Ни к чему бы он мне вновь, этот страх, этот ужас, всю душу выматывающий. Только-только ведь начала преодолевать его, примиряться с неизбежностью… Впрочем, дальше так вряд ли пойдет. Среди сотен дней человеческих, дней, от начала и до конца радостных, по утвержденной не нами норме, выпадает один-два. А то и — ни одного. Что нормально, как ни крути, ибо не затем приходим мы в этот мир…»

Соседка-то, помимо прочего, освободила Риту и от необходимости делать мучительный выбор среди крайне ограниченного ассортимента супов. Ибо содержимое пакета с оборванной ручкой могло превратиться только в борщ. И ни во что иное. Правда, мяса уж больно мало, зато есть в морозилке маленький кусочек «летошного», как говорят в народе, сальца — а такое и нужно, есть колбаска, хоть и дешевенькая, соевая процентов на восемьдесят, если не на все девяносто пять, но покрошить ее помельче да побольше, пару-тройку кубиков бульонных бросить, колбаса их духом напитается… Да нормально будет!

«Пригласите, пригласите, пригласите и ладонь мою в руках своих сожмите!..»

Косточка вот-вот уже сварится — не говяжья ведь, а старых свиней не бывает — надо быстрей приниматься за овощи — мыть, чистить, тереть, шинковать… Эх, сметанки бы еще, но не тащиться же из-за нее снова в магазин, у плиты-то ноги уже едва держат, поэтому сойдет и майонез, многие теперь его даже сметане предпочитают, однако настоящий борщ требует все-таки ее. Впрочем, настоящий борщ и мяса, конечно, требует настоящего да поболе, а не колбасы суррогатной.

Забавно, а ведь, пожалуй, из того колхозно-совхозного мяса времен всеобщего дефицита, запомнившихся Рите вполне отчетливо, по нынешним рецептам тоже можно было страну колбасой наводнить. Но сглупило тогдашнее начальство, ненавидящее всяческий эрзац еще со времен «ленд-лиза», за что и поплатилось страной, потому что именно дефицит колбасы, а не свободы страну погубил…

10.

Потянулись скучнейшие каникулярные дни. «Эх, — думала Рита, изнывая от неприкаянности, — еще в том году не было никаких проблем: то в ДК автомобилистов на утренник, то в Дом пионеров на елку, то к папе на работу, то к маме на службу! И вечером, не чуя ног, падаешь в постель, а с утра снова — спектакли, утренники, елки, палки. И кульки, кульки со сладостями, от которых тошнит уже.

А всего лишь год прошел, и враз не стало ничего. Отвалите, детки, вы уже большие, халява кончилась, зато можете хоть каждый вечер на дискотеке до упаду скакать. Хотя, кажется, теперь и малышне уже нет той лафы».

Конечно, Рита несколько преувеличивала бедственное положение молодежи, нашла бы она способ убить время и в эти каникулы, но настроение отчего-то было такое, что по-настоящему не тянуло никуда, а тянуло, наоборот, лежать на диване и украдкой поглядывать на страдающих угрызениями совести родителей, не обеспечивших ребенку полноценный досуг. Да и с одноклассниками можно было бы неплохо время проводить, ведь все жили неподалеку, но одноклассников видеть совсем уж не хотелось, поскольку пришлось бы отвечать на многочисленные и совершенно бестактные вопросы, задавать которые горазды почти все, а отвечать — лишь редкие любители — особого сорта мазохисты либо просто дурачье…

А Фридрих, скотина, в эти дни как ни в чем не бывало глазел на достопримечательности промозглого соединенного королевства, трахал отвязных девочек из древних британских родов, не брезгуя и внучками магарадж, болтающихся по туманному Альбиону, как у себя дома, накачивался до икоты элем и, кажется, грогом — так представляла Рита пребывание своего первого мужчины за бугром, обнаруживая не столько изрядное знание заграничных реалий, почерпнутое из советского учебника английского языка, а также прочих не очень солидных источников, сколько то, что она себе пыталась воспретить.

Ну да, этот гнусный совратитель настырно лез в голову, как недавно — в душу и в джинсы. Притом ощущения даже самой захудалой влюбленности не было в помине, слава богу, потому что влюбиться в такого может лишь полная идиотка, а было некое новое, странное и по-особому волнующее чувство. Потребовалось немалое усилие, чтобы с ним разобраться.

И пытливая девушка, преодолевая нарастающее смятение, разобралась: сомнений нет, ей хотелось повторения того, что недавно доставило неприятные ощущения. Хотелось более тщательно вникнуть, но не для того, разумеется, чтобы начать предаваться этому дни и ночи напролет все равно с кем, а для того, чтобы, отыскав способ противостояния столь мощному физиологическому фактору, не попасть к нему в унизительную, рабскую зависимость.

Рука девушки сама потянулась уже к телефону — а что, взять и позвонить Женьке, зазвать к себе, честно выложить ему о своем забавном приключении, посмотреть, каким он будет выглядеть дураком — вроде Ваньки или еще дурнее? Может, удастся лично наблюдать процесс произрастания мужских рогов. А что, интересно, вырастает у женщин в аналогичном случае?..