Ванесса - Эммануэль Арсан

— Я не люблю ждать, — сообщил Гвидо.

— В таком случае лучше сразу возвращайтесь в Милан. Такой хороший город — спокойный, искренний и задумчивый!

— Но я собираюсь отправиться в Сивах, — напомнил ему Гвидо.

— Если вы понравитесь здешним бюрократам, то сможете забраться и еще дальше. Все зависит от вашей изобретательности, шарма и обходительности.

— А относительно… Как, вы сказали, его зовут?

— Незрин Адли.

Секретарь с явным усилием, словно глыбу свинца, пододвинул к себе квадратный блокнот, на каждой странице которого была оттиснута эмблема «Фиата», неторопливо вырвал верхний лист и написал на нем имя египтянина и полный титул его службы: «Министерство иностранных дел, отдел культурных связей и научно-технического сотрудничества, подотдел ориентации и программирования, сектор международных научных исследований».

Вяло порывшись в засаленной телефонной книге, он дописал несколько номеров.

— Всего хорошего! — сказал он, передавая бумагу Гвидо. — И помните — ни слова обо мне! Эти американские кондиционеры могут довести до воспаления легких. Чувствуете, как холодно в кабинете?

— Как много переговоров, чтобы получить разрешение посетить оазис! — неодобрительно заметил Гвидо, делая вид, что не понимает значения своей поездки.

— У меня будет намного больше забот, если придется отправлять на родину ваше тело, — заметил его собеседник. — А я, как видите, и так уже поседел.

— Да, я понимаю, насколько утомительны могут быть такие бесполезные небольшие переговоры.

— До свидания, мистер Форнари! — секретарь посольства пожал руку Гвидо. — Никое мой лучший друг. Постарайтесь так же ловко обработать Адли.

Перед уходом Гвидо успел еще сказать:

— Уважаемый господин, моя фамилия не Форнари, а Андреотти. Это написано на моей карточке, которая лежит прямо перед вами.

* * *

Гвидо ехал на такси. Он не видел переполненной людьми улицы, не слышал ее шума, не обращал внимания на ее запахи. Он вспоминал дом — сверкающие сталью и стеклом владения его фирмы, их прозрачную ясность и неискренность. Пока он здесь, кто-нибудь наверняка попытается выполнять его работу и занять освободившееся место… Как будто эту работу может выполнить кто-то еще, кроме самого Гвидо! Он незаменим…

«А действительно ли так?» — неожиданно задумался он. Гвидо понимал, что подобные сомнения никогда не возникли бы у него в Милане, среди бешено мчащихся машин. Должен ли он признать, что нуждается в них так же, как и они в нем?

— Ерунда! — пренебрежительно буркнул Гвидо. Может быть, на него так действует вносящий сумятицу и разрушение ветер пустыни? Или это любовь нарушила ясность суждений? Сначала чувство утраты, в следующую минуту — сомнения… Гвидо уже не чувствовал уверенности.

«Я сейчас далеко от Италии, — решил он, — но еще не отошел от всего этого психологически. Если бы только я смог стать таким же бесполезным и безответственным скептиком, как это дипломатическое пресмыкающееся! Чтобы не беспокоиться больше об оставленной фирме, а стать просто отдыхающим плейбоем. Используй свободное время и предавайся сексу!»

Машина, в которой он ехал, похоже, побывала во всех переделках: они ползли вперед, ухитряясь при этом то и дело создавать аварийные ситуации. Гвидо ощутил новый приступ раздражения. Он едва сдерживался, чтобы не выругать водителя.

— Меня бы так трахали! — воскликнул Гвидо. Он рассеянно потрогал свой член.

— Как шлюху! — продолжал он, повышая голос. — Педераст! Членосос! Покоритель задниц!

Положив одну руку на новые полотняные брюки, Гвидо наслаждался своей быстрой эрекцией. Он вдруг захотел поиметь этого кастрата водителя во все дырки… Но тут его остановила мысль, что на брюках останется влажное пятно, которое не спрячешь, когда нужно будет выйти из машины. Гвидо наклонился вперед.

— Поворачивай, парень!. — заорал он и дал шоферу адрес Ванессы.

— Эта задница подождет, — проворчал Гвидо.

Задницей был Незрин Адли.

* * *

Ваны дома не было.

— Наверное, спит где-нибудь шлюха со своей Мидж, — выругался огорченный Гвидо. — Две секс-художницы не лучше, чем одна.

Он вернулся в свою гостиницу, решив позвонить Адли по телефону. Телефонистка, объяснявшаяся на каком-то непонятном языке, соединила его с секретаршей, которая изъяснялась превосходно. Изысканными и тщательно подобранными фразами она проинформировала Гвидо, что джентльмен, которого он хочет видеть, будет иметь удовольствие принять его через неделю. Гвидо не удалось уговорить ее ускорить свидание ни на один час, хоть он и намекал, что готов уплатить за такую услугу.

— Вредная сучка! — не удержался Гвидо, повесив трубку. — Что за букет извращенцев!

Позвонила Ванесса. Да, встретимся сейчас же. Было бы хорошо завтра осмотреть крепость, послезавтра базар Хан-Халил, а на следующий день — мечеть Аль-Ажар. А потом они сделают все сразу.

— Времени у нас уйма, — успокоила его Ванесса. Гвидо лег на кровать, позвонил горничной и, заказав виски, наконец снял брюки.

— Какая красота! — мысленно поздравил себя Гвидо, с должной беспристрастностью поглядев на свое мужское оснащение. — Он прекрасен!

Пальцы Гвидо коснулись вздутой вены, пробежали по ней от корня до конца, и он блаженно вздохнул. Гвидо сжал ствол своей пальмы и сдвинул кожу к самой ее вершине, потом опять к основанию, потом начал снова, испытывая прежнее блаженство.

Он подумал, что нужно уделить внимание ритму — не разгоняться и избежать соблазна кончить раньше времени. Но и не передерживать слишком долго. Не превращать удовольствие в работу.

— Не веди себя как женщина! — посоветовал Гвидо своему надежному инструменту. — Женщины всегда жалуются, что занятия любовью прекращаются раньше, чем они успевают начаться.

Несколько минут он энергично мастурбировал, полузакрыв глаза. Потом сделал перерыв, отметив попутно, что совершенно безразличие, как заниматься любовью: с высокой или маленькой, спереди или сзади, внутри или снаружи. Ведь это сплошной оргазм от начала и до конца.

Он опять начал постукивать по собственному острию, сжал головку, потом всунул указательный палец глубоко в задний проход и, испуская тихие стоны, принялся его возбуждать.

— Все равно я не зайду так далеко, что мне это начнет нравиться! — сказал Гвидо, пораженный собственным распутством. — Роль педика — не мое амплуа.

Эта мысль так возбудила Гвидо, что он снова начал ритмично самоублажаться.

Ни он сам, ни его рука не контролировали этого движения — ими управлял его сексуальный инстинкт. И был этот инстинкт таким сильным, что безошибочно находил самый подходящий ритм, заставлявший Гвидо стонать в экстазе, не доводя, однако, дело до преждевременной эякуляции. Этот инстинкт был хозяином пространства и времени, тела и духа. Он стоил того, чтобы ради него жить, служа ему с благодарностью, отдавая повелителю все, чего он захочет: иногда руку или лоно, иногда нежный рот, а иногда — тугой и бархатистый задний проход. Или теплый животик, на который можно излиться, груди, меж которых тоже можно войти. Приятный песок пляжа.