Жребий No 241 - Михаил Кураев

Квартирую я вместе с офицером, пригласившим меня к себе в сожители: у одного торговца; квартирка ничего себе, порядочная. При входе в квартиру я был удивлен: услышав — что бы ты думала? — звуки музыки скрипки. Один из солдатиков самоучкой играет на скрипке. Я конечно был этому оч. рад, сам поиграв немножко. Мой сожитель угостил нас (меня и еще 3-х офицеров) прекрасным ужином даже… с шампанским и оч. недурным. Поиграли, побеседовали, попели и я сел строчить моей милой, ненаглядной Кароле эти строки. Пробуду здесь дня два-три. Уже завтра часть нашего полка двинется дальше. Затем постепенно пойдут другие части. Я двинусь вместе с последним, т. е. дня через три. Путь наш по предположению будет такой: сначала по железной дороге до Манчжурии, Харбина, Ляояна (все это станции Китайско-восточной ж.д., которые ты можешь найти в путеводителе на карте). От Ляояна уже будем идти на лошадях верхом к реке Ялу. Итак, я попаду в самую действующую армию.

Я здоров и благополучен.

Бесконечно целую тебя, мой ангел милый, крепко жму твою руку и остаюсь горячо любящим тебя.

Твой Н. Кураев.

Передай мой привет Грете и ее супругу.

23 февр. Сегодня получили новые известия. Двинемся отсюда только через 1 1/2 — 2 недели, так как китайцы (генерал Ма) взорвали желез. дорогу и двигаться по ней нельзя. Впрочем, каждый день можно ожидать перемен в распоряжениях. Пока сидим здесь. До свидания, деточка! Целую тебя! Твой Н. Кураев.

ст. Борзя. 22–23 февр. 1904.

Приехав в 5 вечера, перезнакомившись с офицерами, вызвав расположение и доверие, выразившееся в приглашении разделить кров, представившись командиру, дед уже к ужину имел ясное представление о скорбном состоянии лазаретного имущества. О недокомплекте лекарств, инструментов и перевязочных материалов он знал прежде, чем поиграл на чудом подвернувшейся солдатской скрипке и выпил в честь приезда шампанского, оч. недурного.

Уже на второй день пребывания в полку дед понял самое главное война движется непредсказуемыми путями, и то, что генерал Ма «взорвал дорогу» мало что значит. Похоже, что военные премудрости доступны не только тонким, изощренным специалистам, но и просто взрослым людям, не лишенным здравого смысла и способности трезво смотреть на вещи. Прав был дед, никакой Ма никакой дороги не взрывал, «взорвала» ее, то есть создала напряженнейшую ситуацию с перевозками не диверсия врагов, а недальновидность собственных правителей.

Меньше всего мне хотелось бы сохранять видимость спокойного почтения и притязать на объективность в отношении к авторам приводимых мною свидетельств. Точек зрения на предмет можно придумать бессчетное множество, но произошедшее — произошло, и другим ему уже не быть. А голос и вид самих документов так откровенен, так выразителен, так замечательно рекомендует авторов, что любая тенденциозность комментатора или публикатора может значить не больше, чем напутствие вслед улетевшей стреле или пуле. Выпущенные однажды, они дальше летят уже сами по себе и делают свое дело, направляя наше сознание к реальности, а не в сторону примечаний к ней.

Люди высокого общественного положения весьма часто становятся объектами насмешек, нападок, очернения исключительно из зависти, исключительно от невозможности занять их положение.

Судьба многих русских царей и претендентов на престол столь горестна, а подчас и трагична, российские подданные настолько непостоянны, а главное разнообразны в своем множестве, что всегда найдется кучка вельмож, горстка недовольных или шайка безумных, готовых отправить Их Величества на тот свет до срока. Впрочем, даже не испытывая опасности издали, можно пасть жертвой тайной дворцовой интриги, как пал от руки убийцы юный царевич Димитрий, можно пасть и от отцовского гнева, как рухнул под железным батогом Ивана Грозного его сын, вздумавший заступиться за свою жену, можно, не доходя до трона, застрять на дыбе, а на ней и дух испустить, как случилось с сыном преобразователя России Петра Великого царевичем Алексеем, можно провести и не один десяток лет рядом с троном, имея на него неоспоримые права, и повредиться умом от страха перед собственной матерью, беззаконно на престол взгромоздившейся…

Русский престол — место высокое и очень опасное, так что трудно представить сегодня безумца, который из всех возможных жизненных поприщ предпочел бы соревнование в возрождении почти что лобного места и притязание на нем рассесться к удивлению граждан все больше и больше отвыкающих от наследственного восхищения начальством.

Однако, и презревших высокое положение, если и можно поощрять, то с осторожностью, помня о том, что пути тщеславия бывают весьма изобретательными.

Меж тем, государь, не изменяя своей привычке, отмечал ясное утро и перемену погоды днем: «нашли тучи и пошел дождь, весьма полезный против убийственной пыли на улицах». Радовали телеграммы об исправлении судов, подбитых японцами, об укреплении сухопутного фронта, и наконец, «об очень успешном ходе сосредоточения армии. Благодарение Богу — все идет гладко и быстрее расчетов!» Царя обманывают, но он обманываться, судя по восклицательному знаку, был рад. Очки втирает сам министр путей сообщения, князь Хилков, член Государственного совета.

О настроениях деда государю доложено не было, как и обо всем остальном, что могло бы испортить картину замечательного благополучия на Дальневосточном театре. Едва ли ему доложено, что в недостроенной крепости Порт-Артур из 375 орудий только 108 готовы открыть огонь на морском фронте и 8 на сухопутном. Государь все еще верит, что через семь месяцев после начала боевых действий сбросит японскую армию в море и высадит свои войска на островах десантом. Задать вопрос, хватит ли попросту кораблей, находящихся во Владивостоке и Порт-Артуре для такого десанта, почему-то на ум не приходит.

Дед, хотя и с удовольствием участвовал в любительских спектаклях, роль, отведенную ему на Дальневосточном театре, принял без всякого энтузиазма.

Интенсивность переписки с бабушкой оказалась выше расчетной, и вот, уже с подобающим смущением, он пишет на какой-то игривой зеленовато-голубоватой с тисненым рисунком бумаге, более пригодной для галантной переписки приказчиков, жеманных барышень и жантильных юношей.

26 февраля. 1904. Суворовский поселок близ ст. Борзя.

Дорогая голубка Кароля!

Кажется это первое тебе письмо на цветной бумаге и откуда же? из Восточной Сибири! Право курьез — сегодня во всем Суворовском поселке мог достать у новых квартирных хозяев только такую бумагу!

Сегодня я перебрался на другую квартиру, так как помощник нашего командира просил ему уступить мою квартиру как более удобную для него, живущего здесь с женой. Мой же соквартирант, казачий офицер, выступил со своей сотней в соседний поселок за 10 верст. Новая моя квартира хотя и с маленькими неудобствами, но в общем лучше прежней.

Итак, моя дорогая, вот уже 5 дней, как я погрузился в водоворот военной жизни. Если бы ты знала, как не по душе мне вся эта военщина. Еще хорошо, что наш командир довольно порядочный человек. Лично ко мне и он, и все офицеры относятся прекрасно. Но вообще весь строй военной жизни производит во мне отвращение. Такое унижение и подавление человеческой личности, такое уничтожение самостоятельности, в особенности у нижних чинов, что ей Богу, не могу привыкнуть к этому. Ты знаешь, дорогая, что мне всегда бывает как-то стыдно, когда казаки на все мои слова отвечают, вытянувшись во фрунт: «так точно, Ваше Высокоблагородие», «слушаю-с», «не могу знать-с». Нет человеческого разговора у простого человека, и редко слышишь его среди военных, за исключением разве своей чисто офицерской компании. С нижними чинами орудуют прямо как с вещью, распоряжаются как угодно начальству. Тяжко все это видеть и среди всего этого жить, и обидно, страшно обидно становится за человека, которого б.м. завтра поставят под град неприятельских пуль, и он не смеет думать ни о каком возражении, беспрекословно умрет, не знаю, кому и какая польза будет от этой его смерти. Да! не понимаю и не люблю военщины, как не понимают и не любят земства и подобные учреждения г.г. военные. Еще, слава Богу, что я попал в Казачий полк. Тут все же лучше, чем в пехоте. Там чувствовалось бы гораздо хуже. Ну, довольно о своих впечатлениях.

Дел у меня много и работать приходится с утра до вечера. Пришлось устраивать полковой лазарет и изучать, а вместе с этим и исполнять свои служебные обязанности. Но что в состоянии еще извести здесь человека — это писание массы ненужных бумаг, рапортов и пр. Нельзя сделать кажется никакого дела, даже пустяка, чтобы не написать по этому делу десятка бумаг. До вчерашнего числа весь наш полк — шесть сотен казачьих (около 1000 челов.) стоял здесь, в Суворовском поселке близ ст. Борзя. Вчера и сегодня 4 сотни отправились в соседний поселок для расквартирования в нем, т. к. в Суворовском поселке на такое количество людей и лошадей оказался недостаток в воде. Вследствие этого мне прибавилось неудобств: нужно выезжать в эти поселки для осмотра нижних чинов. И вот послезавтра я поеду в один поселок (10 верст), а 1-го марта в другой (20 верст). Купил я себе лошадку, или как здесь говорят — коня, для следования за полком верхом. Переходы придется делать верхом, когда достигнем конечного пункта жел. дороги. За коня заплатил недорого — 50 р. По словам людей знающих и опытных, конек ничего себе, порядочный. На коня и седло мне были выданы из полка деньги, 200 р. Труднее достать седло. Казачьего положительно нельзя достать; есть тут седла Бурятские, да и тех нет в продаже. Пока не знаю, как устроюсь с этим. Получил вестового (денщика) конного казака, который прислуживает мне, ходит за моей лошадкой и за мною.