Власть без славы - Иван Лаптев

Но вернемся к теме главы. Читатель понял, что на «кухнях», которые существуют и по сей день, только называются почему-то «штабами», толклись в основном одни и те же «стилисты» и «мыслители», как называли нас за глаза в коридорах отделов ЦК. Попасть на эти «кухни», а особенно задержаться там было непросто. Но оказалось, что непросто и уйти оттуда.

И в «Правде», и в «Известиях», когда уже ну совершенно невозможно было оторваться от редакционных забот, я вплоть до 1989 года не мог «увернуться» от поручений принять участие в подготовке разного рода документов и докладов, включая новую Программу КПСС, так и не понадобившуюся партии, работу в конституционной комиссии, тоже потерявшую свое значение по причине распада СССР. Ну и, конечно, — речи, речи, речи. Отказаться было очень трудно, порой невозможно: «Вы это что же — не хотите помочь члену Политбюро?! Самому Генеральному секретарю?!»

Дополнительно к уже отмеченному: два момента были, по-моему, полезны на этих «кухнях» для привлекаемых туда «стилистов» и «мыслителей». Во-первых, приобретя некоторый опыт, ты уже только по характеру заказов мог достаточно четко прогнозировать, какие политические и организационные новации ждут страну «за ближайшим поворотом». Во-вторых, появлялась возможность рассмотреть вблизи многих «заказчиков», понять, что за титаны мысли и политической воли ведут нас в светлое будущее, какие ценности они исповедуют, о чем пекутся. Впечатления были порой гнетущими. О них — в главе «Вожди».

Глава 2. «Вожди»

Власть Политбюро ЦК Компартии Советского Союза была запредельной. Сейчас трудно и представить себе, как волей нескольких человек определялась вся жизнь громадной страны. Да и не только нашей страны. «Братья по классу» из Восточной Европы, Монголия, Северная Корея, даже Китай тоже должны были так или иначе учитывать позиции и мнения «кремлевских старцев». По мановению их руки, по их подписям на листке бумаги распахивались или закрывались горизонты развития целых регионов и больших городов, кому-то выделялись или у кого-то отнимались миллиардные ресурсы, направлялись на «стройки коммунизма» сотни тысяч людей, передвигались могучие армии. Все, за что голосовали съезды КПСС, осуществлялось не иначе как через конкретные решения Политбюро. Собственно, и съезды-то обсуждали и принимали только то, на что указывало им Политбюро. Оно давно было и над съездами, и над пленумами. А уж судьбу отдельного человека — о правах тогда не говорили — с таких высот даже рассмотреть было невозможно.

В свою очередь, рядовой гражданин не мог в заоблачных высях власти узреть ничего человеческого. Он каждый божий день видел квадратные лица на красочных стендах, позже сменившихся рекламными щитами, в книгах, носил портреты вождей на демонстрациях в дни Первомая и Октября, но от этого вожди не становились ему ближе, суть их политики и действий — понятнее. Суждения их его уже давно не волновали и не вдохновляли по той простой причине, что его собственная жизнь никак не хотела к этим суждениям приноравливаться. Безусловно, нависавшую над ним мрачную силу он не мог не ощущать, на этой почве развивались всяческие страхи, но, в конце концов, чем они могли грозить ему, эти страхи? После Сталина массовое рекрутирование в бесплатные для государства трудовые ресурсы, по сути — в рабы, прекратилось, а больше терять ему было нечего… Хотя и интересно было порой, что это за личности обитают там, за Кремлевской стеной, какие они.

Так получилось, что мне пришлось познакомиться и даже иметь некоторые деловые контакты с тремя почти полными составами Политбюро ЦК КПСС — с последним брежневским, первым горбачевским и горбачевским же последним, которое целиком состояло из людей, если не очень близких мне, то уж, безусловно, знакомых. В разных главах этой книги они присутствуют в меру необходимости, но назвать их вождями я уже не рискну. Вообще с избранием М. С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС вожди тихо исчезли из жизни нашей страны, ни сам он, ни его коллеги по высшей власти в партии и государстве облик вождей не примеряли на себя, избрав совсем иные маски и манеры. Правильным, считаю, будет сказать, что последний состав брежневского Политбюро — это последние официальные «вожди» советского общества, поэтому о них и пойдет речь, за исключением Горбачева, которому посвящена отдельная глава. Главным же критерием отбора я взял следующее: эти несколько человек могли стать или стали Генеральными секретарями ЦК КПСС.

В 1969 году Л. И. Брежнев полностью контролировал обстановку в партии и в стране. Разделение Н. С. Хрущевым КПСС на «промышленную и сельскую» было ликвидировано и давно уже забыто, парткомы опять стали едиными. Косыгинские реформы, начатые в сентябре 1965 года, ушли в историю, не успев хоть сколько-нибудь заметно повлиять на состояние советской экономики. «Пражская весна» 1968 года была разгромлена как ревизионистское поползновение на наше марксистско-ленинское бытие. С руководящими кадрами на всех уровнях управленческих структур полностью разобрались — даже запах хрущевского «волюнтаризма» исчез из чиновничьих кабинетов. «Ленинский курс» стал обязательным клише пропаганды, свидетельством безусловной верности того, что сказано генсеком. Защитники этой верности становились все более многочисленными и громкоголосыми.

На таком фоне и в это время меня угораздило подвернуться «под горячую руку» одного из «вождей». По совершенно пустяковому вопросу.

В «Коммунисте», теоретическом и политическом журнале ЦК КПСС, работал заместителем главного редактора В. В. Платковский, человек шумный, обожавший высказываться по любому поводу. Он часто утверждал, что всю жизнь положил на защиту чистоты марксизма-ленинизма и каждый материал, публикуемый в журнале, проверял: а не запачкано ли там великое учение. Обожал Платковский читать лекции, впадая при этом в состояние экстаза, теряя контроль над своей речью и начиная кричать так, что ревизионисты всех стран и времен, наверное, содрогались хоть на этом, хоть на том свете.

Однажды он выступал с лекцией, посвященной проблемам идеологической борьбы, во 2-м доме ЦДСА, что совсем рядом с Красной площадью, по-моему, и адрес-то у него был Красная площадь, 5. Распалившись от собственной речи, Платковский внезапно от идеологических битв на международной арене перешел к домашнему ревизионизму и объявил, что это гнусное идейно-теоретическое течение, оказывается, существует в чистейших рядах нашей ленинской партии. А чтобы не быть голословным, он назвал фамилии конкретных людей — четырех докторов и кандидатов философии. Эффект был потрясающий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});