Секретный сотрудник - Хуан Мирамар

Так он ничего и не решил, хотя долго мучился сомнениями и заснул лишь под утро.

Утро началось, как всегда начиналось рабочее стамбульское утро. Кузниц встал рано, натянул джинсы, которые, как это ни странно, выглядели вполне прилично, и пошел завтракать. За завтраком он все ждал, что появится метрдотель со своей приторной улыбочкой, но тот так и не появился. Вообще, народу в столовой было мало – видимо, почти все уже уехали. Он выпил три чашки кофе, ожидая, что наконец появится метрдотель, и чуть не выбился из привычного графика, но все же успел и принять душ, и переодеться в костюм. Поэтому, когда к нему постучал Хосе, он был уже готов и они спустились вместе к ожидавшему их в холле Ариелю.

В такси по дороге в Центр все молчали, только Ариель ворчал, что шофер нарочно повез их по обводной дороге, чтобы больше содрать. Шофер вяло оправдывался, говоря, что «трафик чок проблем»,[11] и Ариель вскоре от него отстал.

Они работали переводчиками-синхронистами на семинарах ООН в Стамбуле уже почти десять лет, и в Центре все было давно знакомым и привычным: и полутемные коридоры без окон, и особенно светлый по контрасту с коридорами конференц-зал, и выходящая широким окном в зал комната синхронистов, где на длинном столе лежали наушники и материалы конференции, и уже дымилась чашка чая, которую принес для Хосе кофейный мальчик – Сумэн, и сам Сумэн в белоснежной накрахмаленной куртке, и техники, возившиеся со своей аппаратурой, и приветливая улыбка, и цокающие каблучки менеджера Центра, очаровательной Вуслат, всем своим видом опровергающей традиционное представление о робкой и ограниченной женщине Востока.

Только всегда был внове и каждый раз поражал Кузница своей экзотической красотой вид на Босфор из комнаты, где участники пили кофе во время перерывов, – трудно было привыкнуть к этой живой открытке и к мысли, что это ты здесь, на берегу Босфора и не видишь уже в этом ничего особенного.

Семинар был легким для перевода – «Борьба с голодом», никаких новых терминов и сложных материй. И боролись с размахом – на семинаре было триста участников. Кузниц вызвался переводить первым. И никто из ребят не возражал – начинать всегда сложнее, а он любил начинать, любил это состояние неопределенности и легкой тревоги, когда не знаешь ни голосов, ни манеры выступающих, когда притихший зал ждет твоих первых слов и от них часто зависит успех перевода.

Начало в этот раз пошло хорошо, и, отбарабанив свои пятнадцать минут и передав микрофон Хосе, он взял у Сумэна чашку кофе и встал у открытого окна, выходившего на Босфор.

Экзотическая открытка жила своей обыденной жизнью: по сизо-голубой воде неспешно двигались белые паромы с красными трубами, переправлявшие людей на азиатский берег. Из труб валил черный дым – это вначале удивляло: откуда дым? Ведь все они на дизельных двигателях. Потом турки объяснили, что дым из кухни, где готовят еду, – турки что-нибудь жевали постоянно и даже сравнительно неширокий пролив не могли пересечь, не съев чего-нибудь. Слева над россыпью домов и минаретами возвышалась сторожевая башня Галата, построенная генуэзцами, недолго владевшими Константинополем; пахло морем, жареной рыбой, которую готовили на жаровнях на набережной под окном, и дымом из труб паромов, который заносил в окно легкий ветер.

«Надо позвонить, – вдруг решил он, хотя совсем о теракте, и Эджби, и метрдотеле не думал – просто вдруг пришло решение – Надо позвонить!». И он пошел на первый этаж, где находился платный автомат.

– Ты куда? – удивленно спросил Ариель, читавший утреннюю газету в ожидании своей очереди переводить.

– Прогуляюсь, – ответил он.

– Смотри, – Ариель посмотрел на часы, – через двадцать минут меня сменяешь.

Кузниц ничего не ответил и пошел к лифту.

Эджби откликнулся сразу, как будто ждал у телефона, но слушать сбивчивый рассказ не стал, сразу сказал, что об этом по телефону лучше не надо, и они договорились встретиться в перерыве у входа в Новую мечеть.

Когда объявили перерыв, Кузниц сказал, что пойдет на Египетский базар купить кое-какие сладости домой.

– Дурные вы с Ингой, – сказал Ариель, – зачем отсюда таскать, когда все это можно и у нас купить, и притом дешевле?

Кузниц промолчал – спор этот был давний и бессмысленный – и поспешил захватить лифт, пока не повалили из зала «семинаристы».

Ени Джами – Новая мечеть, огромная серая глыба с двумя минаретами, была не такой уж новой – она была построена в начале двадцатого века, но на фоне древних стамбульских храмов выглядела и считалась новой. Из-за того, что она была новой и не считалась памятником, толпы туристов ее не осаждали, а сейчас, в полуденную жару, возле нее были только кормившие голубей живописные стамбульские старики. И, как столб на равнине, возвышался на верхних ее ступеньках Эджби – все это выглядело, как картинка из журнала мужской моды: сногсшибательно элегантный манекенщик демонстрирует модный костюм на фоне восточной экзотики.

Когда Кузниц подошел к нему, Эджби отбивался от двух стамбульских прощелыг, пытавшихся всучить ему поддельные духи. Кузниц поздоровался, и они пошли на набережную в одно из расположенных там летних кафе. Прощелыги некоторое время шли за ними, но потом отстали, прицепившись к пожилой немецкой паре.

В кафе Эджби довольно рассеянно выслушал рассказ о подозрениях Кузница и, никак не выразив своего отношения к этому рассказу, стал расспрашивать Кузница о работе и товарищах, интересуясь, кто какие языки знает, как давно работает синхронистом, а потом немного рассказал о себе. Сказал, что мать у него англичанка, а отец турок, и предложил впредь звать его просто Абдул. «Когда же это «from now on»,[12] – подумал Кузниц, – он что, рассчитывает на длительное сотрудничество? Нет, так не пойдет!» – и сообщил ему об этом.

– You never know,[13] – сказал Абдул Эджби и стал прощаться. Кузниц допил кофе и, разочарованный прохладным отношением «борца с терроризмом» к его рассказу, вернулся в Центр и успел еще бесплатно пообедать вместе с «семинаристами».

«Хрен их поймают!» – вспомнил он опять слова Ариеля и опять мысленно с ним согласился.

Через два дня семинар закончился и они собрались домой. От Эджби не было никаких известий, а метрдотель куда-то исчез из отеля. В день отъезда Кузниц мысленно уже был дома и совсем забыл обо всей этой истории, как вдруг в кафе в аэропорту, где он пил кофе и сторожил вещи Ариеля и Хосе, отправившихся за покупками в «duty free»,[14] к нему неожиданно подсел незнакомый турок и на безукоризненном английском сказал:

– Г-н Эджби передает вам благодарность от имени Службы. Террористов арестовали. Он просил передать, что скоро с вами свяжется.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});