От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945 - Петр Боград

Бомбили они беспощадно и закончили пулеметно-пушечным обстрелом площади вокзала.

Тогда и даже сейчас я испытывал и испытываю большое недоумение. Где же наши средства противовоздушной обороны, почему наших истребителей нет в воздухе? И много-много других почему.

Но время требовало моих действий, и я действовал. Долго искал, но все-таки нашел военного коменданта станции Шяуляй. На это ушло несколько часов. Когда я, наконец, обратился к коменданту, то оказалось, что он ничего не знает. Единственное, что он мне пообещал, — это то, что через час-полтора к Шяуляю подойдет бронепоезд, идущий в распоряжение командующего 8-й армии генерал-майора Собежникова и с ним можно будет отправиться в штаб армии. Обстановку на границе он не знал. Мне оставалось только ждать. Однако у меня команда лейтенантов.

Разобравшись в обстановке, я вскоре обнаружил недалеко от вокзала помещение штаба 11-го стрелкового корпуса, который накануне убыл в летние лагеря в районе Каунаса. В штабе корпуса был какой-то сержант, и я договорился с ним о временном размещении в нем моей команды.

Около 16 часов дня на станцию прибыл бронепоезд, с которым я немедленно отправился. Командир бронепоезда — капитан-танкист, убедившись, что я действительно старший лейтенантской команды, — согласился меня взять с собой на двухколесном мотоцикле для поездки на поиски штаба 8-й армии.

В это время немецкая авиация стала опять бомбить железнодорожный узел, в том числе бронепоезд. Однако внезапный огонь зенитных пулеметов бронепоездов заставил немцев бомбить менее прицельно. Мы же с капитаном в промежутках между бомбовыми разрывами на мотоцикле помчались по дороге Шяуляй — Паунче в поисках штаба 8-й армии.

Время было где-то между 16 и 17 часами, уже 22 июня. По пути мы неоднократно подвергались налетам авиации, несмотря на то что по этой асфальтовой дороге, кроме нашего мотоцикла, ничего не двигалось. Видимо, все — транспорт и войска — двигались по лесным и полевым дорогам.

Проехав на мотоцикле 35–40 километров, мы остановились на опушке леса, где двигалась группа связистов, протягивая кабель. На наш вопрос: где штаб армии — они, подозрительно посмотрев на нас, ответили, что ничего не знают, что вот уже десять километров они тянут связь в противоположном от нашего движения направлении. Связисты быстро удалились, и мы, сориентировавшись по карте, приняли решение двигаться в сторону фронта по просеке в лесу, где проходил телефонный кабель. Вдруг к месту нашего нахождения подошла легковая машина, из нее вышел молодой, высокий, красивый полковник-танкист и также стал спрашивать, где штаб 8-й армии.

Спустя 15 лет, когда я был командиром механизированного полка, полковником, ко мне прибыл первый заместитель командующего войсками ПриВО генерал-лейтенант Василий Митрофанович Шатилов[6](в 1945 году его дивизия штурмовала Рейхстаг), и я ему об этом рассказал. А он в ответ: «А ты знаешь, кто это был? Это был командир танковой дивизии полковник Черняховский Иван Данилович[7], будущий генерал армии, командующий 3-м Прибалтийским фронтом».

Уже стемнело, когда мы, поплутав по множеству просек, наконец-то выехали в район командного пункта 8-й армии, который был расположен в лесу, в 50–60 километрах западнее Шяуляя.

В штабе со мной быстро разобрались, дали три грузовые автомашины, и к рассвету я отправился в город Шяуляй за моими лейтенантами, с тем чтобы уже к 15 часам 23 июня прибыть в штаб 10-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор Николаев (погиб при переходе остатков корпуса по морю из Таллина в Ленинград).

По данным штаба армии, штаб 10-го корпуса находился в 15–18 километрах восточнее города Плунге. Прибыв в Шяуляй рано утром, мы быстро погрузились в машину и к установленному сроку, пройдя около 100 километров без особых происшествий, прибыли на командный пункт корпуса.

Это было в 15 часов 23 июня 1941 города. Я сразу представился командиру корпуса генерал-майору Николаеву[8] (хорошо запомнил человека с продолговатым лицом и рыжей бородкой а-ля д'Артаньян), он хорошо принял меня, приказал забрать у меня пакет с 36 личными делами лейтенантов, подкрепиться в офицерской столовой и ждать офицеров связи от полков, в которые мы имели назначение. Меня, до того уставшего и столько пережившего за эти сутки начала войны, до того сморило, что я приткнулся тут же около дерева и уснул. Не знаю, сколько я спал, но поднял меня страшный шум на командном пункте и какой-то голос, называвший мою фамилию. Оказалось, что обстановка резко изменилась, противник стал обтекать правый фланг корпуса в сторону Тямьяная, и командир корпуса, во избежание окружения, решил сменить командный пункт. Мне же начальник строевого отдела — какой-то старший лейтенант — приказал от имени командира корпуса в сопровождении нескольких моих лейтенантов отправиться в 204-й стрелковый полк (то есть в полк, куда я назначался еще приказом наркома обороны) и передать приказ командира корпуса: удержать занимаемый рубеж до наступления темноты.

Я помню, солнце еще было высоко в небе (где-то 16–17 часов дня). Я сказал: «Слушаюсь! Но у меня нет ни карты, ни компаса, ни оружия». На что последовал суровый окрик: «Идите вот в этом направлении, а из этого ящика возьмите наган и пару пачек патронов». Я это все быстро сделал, накоротке посоветовался с лейтенантами, которые в училище со мной обучались в одной роте, — их было несколько, но запомнил я только Гришу Мальцева, бывшего учителя из Омской области, и Толю Блинова, сибиряка. Штаб корпуса улетучился буквально как дым.

Нас осталось около девяти человек со своими чемоданами — вещи, которые мы получили по окончании училища. Мы быстро их сложили и подожгли. Все наши доспехи очень весело пожирались пламенем. Закончив с вещами, я зарядил наган, и мы, сориентировавшись по солнцу, пошли на запад на звуки боя. Прошли примерно два-три километра, вышли на развилку асфальтовых дорог и здесь на опушке леса обнаружили сваленные в кучу стальные каски. Мы сняли свои офицерские фуражки, разрыли в лесу у перекрестка неглубокую яму, сложили туда свои фуражки, надели каски и пошли дальше. Примерно спустя еще два часа мы почувствовали запах боя. За это время мы прошли примерно 12–14 километров. И вдруг перед нами как из-под земли вырос старший лейтенант — рыжий, с веснушками и с автоматом ППД в руках. Как потом мы установили, это был командир 1-го батальона 204-го стрелкового полка старший лейтенант Сайкин. Его батальон был на правом фланге полка и вел бой с немцами. Когда мы подошли, бой вроде затих. Связи ни с командиром полка, ни с соседями батальон не имел. Я ему передал устный приказ командира корпуса, и мы влились в состав батальона. Вскоре, спустя примерно час, мы уже отражали атаки немцев. Это было уже около 20 часов дня 23 июня. Как здесь же выяснилось, батальон имел уже большие потери.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});