Так говорил Ландау - Майя Бессараб

Дау часто заводил разговоры о любви. И его ближайшему окружению это было известно.

— Дау, как надо кончить роман? Как бы вы поступили, если бы вы разлюбили женщину?

— Я бы ей сказал, что я её больше не люблю.

— Дау, вы жестокий человек.

— Я?! Но ведь это правда!

Он ещё долго не мог успокоиться и обращался к знакомым:

— Слыхали?! Халат обвинил меня в жестокости только за то, что я готов сказать правду.

Как уже упоминалось, своего имени Дау не любил. Когда я однажды сказала, что у него прекрасное имя, он отрицательно покачал головой:

— Жалкое имя. И животное есть такое.

— Так звали нашего лучшего писателя.

— Единственное утешение.

— А какой прекрасный рисунок, где ты в виде льва, а теоретики — слепые котята!

— Для карикатуры ещё куда ни шло.

Сына Дау назвал Игорем и страшно хвастался:

— Я дал своему сыну лучшее из всех возможных имён!

При его интересе ко всему, что происходило вокруг, тема имён возникала постоянно. Я как-то принесла подборку странных имён, попадавшихся в газетах и журналах. Дау оставил листок у себя и долго веселился, цитируя такие перлы, как Трактор Михайлович, близнецы Рево и Люция, девочка по имени Великий Рабочий, мальчик Джонрид и тому подобное.

— Не от большого ума отец назвал сына Разумом.

Он любил всех задирать, однажды и мне досталось:

— По-видимому, ты ещё легко отделалась. Если бы ты родилась не накануне Первомая, а в середине осени, быть бы тебе Октябриной. И звали бы мы тебя Октей. Октя! — это ужасно.

Он пришёл в ужас, узнав, что я хочу назвать дочь Вандой. Мне пришлось выслушать не одно рассуждение по этому поводу даже после того, как ей было дано имя Ирина. Прошло много лет, и всё же Дау нет-нет и вспоминал, какой опасности она избежала:

— Всё хорошо в своё время и в своём месте. В Варшаве Ванда звучит естественно, а в наших краях такое имя воспринимается как вычурное. Я уже не говорю о том, что магазин есть такой.

Дау всегда расспрашивал, что мы проходили в школе. Однажды я рассказала, что мы дошли до Крымской войны и гибели Нахимова.

— А что, в школе до сих пор скрывают от детей, что Николай I покончил жизнь самоубийством? Как же, помазанник Божий не мог совершить столь тяжкий грех и до революции это скрывали. Вот в школьных учебниках и продолжают по старинке писать «умер». Это произошло после разгрома русской армии под Евпаторией, и Герцен не без ехидства заметил, что царь умер не от простуды, а от «евпатории в лёгких».

— Если бы я был писателем, то непременно написал бы книгу о Кибальчиче. Он сыграл огромную роль в освоении космоса: именно ему принадлежит проект первой космической ракеты. Этот проект он разработал в тюрьме, в ожидании смертной казни за участие в убийстве Александра II. Каким мужеством надо обладать, чтобы заниматься наукой и сделать открытие накануне казни! Уму непостижимо, как могло случиться, что Кибальчич-революционер затмил Кибальчича-учёного!

О Николае Огарёве говорил с не меньшим восхищением:

— Прекрасный поэт, и так основательно забыт! Ну разумеется, эмиграция и то, что самое имя его находилось под запретом — это сыграло решающую роль. Но потом же все эти запреты были сняты, да видно, время упущено. А жаль.

Дау считал, что Кибальчича и Огарёва доконала наша бездушная пропаганда. Она настолько бездарна, что у нормального человека не может не вызвать протеста, иными словами, ничто не может принести памяти о том или ином деятеле такого вреда, как усилия властей прославить его. Это конец. После этого его репутацию спасти почти невозможно. И наоборот, лица, подвергающиеся гонениям, обретают ореол мученика и симпатии населения. Что само по себе является доказательством неискоренимой неприязни наших сограждан к власть имущим.

Что же касается Кибальчича и Огарёва, то в конце концов о них будут написаны правдивые книги, иначе и быть не может.

Кора была настоящая красавица. Помню, я как-то возвращалась из школы, это было ещё в Харькове, и вдруг заметила, что все на кого-то оглядываются. Это шла Кора. Она была средней дочерью: Вера на полтора года старше, Надя на пять лет моложе. Кора считала, что её никто не любит: отец души не чаял в старшей, мать обожала младшую, а на неё, как на Золушку, взвалили всю домашнюю работу. Вероятно, родителям следовало бы скрывать от детей, что они кого-то любят, а кого-то нет, ибо эта вопиющая несправедливость может сделать ребёнка несчастным. Кора выросла с этим комплексом, и Дау довольно быстро догадался, что жена ему досталась, как он говорил, страдалица.

— Я и сама не рада, что работаю, как проклятая. У меня — состояние, а я живу как нищенка, а у тебя ничего нет, а ты живешь как принцесса, — услышала я однажды горестное признание.

Я очень любила бабушку, но мне захотелось во всём этом разобраться, и я рассказала ей о жалобах Коры. Бабушка возразила:

— А того не помнит, что когда в Георгиевске вошли в моду балетки, я только ей их купила. Правда, она три дня не пила, не ела, настаивая на покупке; мне это было очень трудно, на эти деньги можно было полмесяца кормить семью.

— Курс долла´ра упал, — огорчилась Кора, просматривая газету.

— Не долла´ра, а до´ллара. Ты неправильно произносишь.

— Зато они у меня есть.

Его очень любили в нашей семье, он это чувствовал и относился тепло, по-родственному и к обеим свояченицам, и к тёще, и ко мне. У меня ностальгия по этим большим семьям, где все любят друг друга, и никаких тайн, и есть старший человек в доме, авторитет которого беспрекословен. У нас бабушку обожали. Я не встречала людей с таким чувством юмора и находчивостью, как у неё. Думаю, в ней погибла талантливая актриса: когда она была в ударе, дочери хохотали до слёз. К тому же она обладала способностью как-то ненавязчиво всем помогать и была фантастически работоспособна. Но главное, пожалуй, — лёгкая обстановка вокруг этой женщины, она излучала какое-то радостное спокойствие. Лев Давидович и Татьяна Ивановна были в большой дружбе — я не раз видела их о чём-то беседующими.

Дау считал ревность постыдным чувством и постоянно об этом упоминал. Но всё же, когда один из его знакомых сообщил, что с ним хочет поговорить профессор из соседнего института, этот знакомый посоветовал Дау не представлять профессора Коре, ибо он считался одним из самых красивых мужчин в академическом мире и пользовался большим успехом у женщин. Одного этого было достаточно, чтобы Дау захотел показать его жене. Несколько дней спустя он сказал Коре:

— Тут есть один чемпион красоты, так я его пригласил.

— Меня это не интересует.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});