Н 6 (СИ) - Ратманов Денис

Прохожие оглядывались. Два мужчины остановились, думая, что совершается насилие.

— Все в порядке, — сказал я им. — Истерика.

— Не в порядке, — орала Лиза, вырывалась, царапалась, пыталась лягнуть, а я всеми силами старался ей не навредить. — Не трогай меня, мудак! Мама была права, зря я с тобой связалась! А я тебя защищала, не слушала их!

Мужчины остановились, но пока не вмешивались.

— Вызовите милицию! — разорялась Лиза.

— Лучше такси, — спокойно сказал я и потащил ее к желтой «волге», стоящей неподалеку.

Мужчины двинулись за нами, один достал телефон. Я открыл заднюю дверцу машины и затолкал туда Лизу, сразу же свернувшуюся на сиденье калачиком. Мне навстречу выскочил маленький круглый таксист, злой, как лангольер, я сунул ему пятисотенную.

— Командир, отвези девушку в Лиловск, адрес она скажет.

— Чтоб ты сдох! — всхлипывала она.

Таксист почесал в затылке, поглядел на меня, на нее, кивнул.

— Присмотрите за ней, пожалуйста, — сказал я уже шепотом. — Чтобы глупостей не натворила.

— Присмотрю, — кивнул таксист, отсчитывая сдачу. — Красивая была игра, спасибо.

Узнал во мне Нерушимого, пожал руку, сел за руль. Машина тронулась. Двое мужчин, собравшихся спасать Лизу, ушли. Сотрудники столовой, наблюдавшие шоу на улице, вернулись на рабочие места.

Ничего другого на ум не приходило. Поступи я иначе и продолжи разборки, эти двое вызвали бы наряд милиции, Лиза убежала бы в ночь, и непонятно, что с ней было бы дальше, а меня отвезли бы в участок.

Я побрел прочь и лишь спустя время заметил, что так и сжимаю сдачу в кулаке. В душе было пусто и грязно, как в зале после вечеринки. Колыхались занавески, сквозняк гонял по полу обертки от конфет и мишуру. Достав телефон, я написал хозяину яхты: «Назавтра — отбой». Отправил сообщение. Подумал немного и написал еще одно: «Переноса дат не будет. В принципе отбой».

Как все некрасиво закончилось!

А закончилось ли? Лиза через несколько дней остынет и… И я остыну. Начнется переписка с извинениями. Лучше бы не начиналась! Все-таки я люблю ее. Люблю, хотя понимаю, что все сломалось, разлетелось на кусочки, как тот стакан, оставив жирное пятно с потеками. Простить-то можно: девочку переубедили родители, внушили, что зять никчемный, гулящий, ей нужно сперва встать на ноги, а потом заводить детей. Она-то меня тоже любит. Вот только нас учат выживать, а не любить. Одна, вторая, третья ложь — и все, коррозия разъела все то, что было настоящим. И все то, что было хорошего, замарано и помножено на ноль.

Я сел на скамейку в каком-то дворе, огляделся, не понимая, где нахожусь. Посмотрел свое местоположение на карте и написал Колесу: «Вы где гуляете?»

Ответил он сразу же: «Караоке-бар, Ленина, 26. Ждем Нерушимого!»

Все-таки досуг в этом мире мало отличается от того, что в нашем, и это хорошо.

Я потер саднящую щеку и нащупал глубокую царапину, усмехнулся и вызвал такси. А в голове крутилась песня «Би-2», которую очень хотелось бы спеть в том караоке, но она вряд ли есть в этом мире.

«Мой близкий враг родней чужих, исподтишка летят ножи, и увернуться невозможно. Но как словами передать, что пустоту нельзя предать, а вот любовь — совсем несложно».

Дальше я помнил урывками. Извивающиеся девушки на танцполе. Колесо и Погосян, яростно орущие: «Мой фантом стрелою белой на распластанном крыле с ревом набирает высоту!» Шампанское. Еще шампанское. «Не найдется ли 'Кристалл?»

— У фарцовщиков большие семьи. Иначе как такое заведение тянуть? — Погосян.

— Коллективное хозяйство! — Колесо.

— Ни хрена себе колхоз! — я.

Две длинноногие брюнетки за нашим столиком. Одна повисла на Колесе, вторая — на мне, а после переметнулась к Погосяну.

Потом — «Все идет по плану».

«Гони, Валентина, гони!»

Одну из брюнеток зовут Валентина. Обидевшись на распустившего руки Колесо, она гладила мое лицо и вроде бы целовала царапину, оставленную Лизой. А потом я увидел Лизу: длинные светлые волосы, царская стать. И вздрогнул. Понимая, что ей неоткуда тут взяться, все равно рванул за этой девушкой, отпрянул, когда она обернулась. Не она, конечно. Игры воспаленного разума.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вспышки стробоскопа, превращающие тела на танцполе в черные отпечатки негатива. Вроде бы под конец веселья появился Микроб и узурпировал микрофон.

«Снова брошен в окна лунный свет».

«Я так одинок в этот час, что хочу умереть».

«И черный кабинет. И ждет в стволе патрон…»

— Гуляем, мужики! — выпуклый вопль Колеса поставил точку на ясности восприятия.

Вроде бы я куда-то ехал и рядом кто-то был, реальность то накатывала, то отступала. Руки, губы, объятия…

И темнота, в которой — калейдоскоп осколков.

* * *

В воспаленный разум острым шурупом ввинтился звонок. Я застонал, разлепил веки, пытаясь встать, и уронил голову на подушку. Кто-то положил телефон рядом. Чуть хриплый женский голос сказал:

— Тебе звонят.

Не поднимая головы, я притянул телефон к себе. На экране высвечивалось: «Саныч». При мысли, что надо отвечать, затошнило. Да и в принципе тошнило. Дождавшись, пока Димидко сбросил, я написал: «Живой. На треню не приду. Убьешь — потом».

Все так же лежа, я восстановил цепочку событий и понял, что знатно нажрался вчера в караоке, а после уехал с женщиной. Вот только с какой? С Валентиной?

Такой вот «урал»-байкер-блюз!

— Зачем же так пить? — проговорила женщина где-то вдалеке.

Я повернул голову и увидел в дверном проеме Семерку в неглиже. Протер глаза, думая, что допился до чертиков… то есть до бээровцев. Как я тут очутился? Позвонил Юле и согласился на ее предложение? Видимо, она прочитала мои мысли и ответила:

— Увидела тебя в клубе, где мы отдыхали. Ты хорошо пел. — Она усмехнулась, закурила, и от сигаретной вони, остро напомнившей СИЗО, к горлу снова подкатил ком. — И не только пел. Одаренный во всех смыслах молодой человек!

— Что я наболтал? — Я сел в кровати, обнаружил, что тоже голый.

На полу валялась моя одежда и надорванная пачка резиновых изделий.

Семерка пожала плечами, выпустила облачко дыма.

— Да ничего. Страдал молча.

— Можешь не курить? А то… — Я потер горло. — Сама будешь виновата.

— Да без проблем!

Ничуть не стесняясь наготы, она ушла на кухню и закрыла дверь. Тело у нее было мускулистым, поджарым — не женственным, но все-таки чертовски привлекательным. Рьяный боец мне сразу же сообщил, что он — пионер. То есть всегда готов.

Вернулась она в белом шелковом халате, со стаканом, где была жидкость, похожая на шампанское, протянула его мне.

— Вот, выпей. Отпустит.

— Что там?

— Приворотное зелье. Шучу. Всего лишь димеркаптопропансульфонат натрия плюс кальция пантотенат. Ну и витамины.

Я выпил, но мгновенного облегчения не почувствовал.

— Как только сможешь выговорить «димеркаптопропансульфонат» — станет легче.

Семерка села на кровать, обнажив белоснежное бедро, и добавила, проведя пальцем по простыне:

— Жаль, что ты ничего не помнишь. Если бы помнил, может, не стал бы уходить так быстро.

— Мне кажется, или читать мысли человека без его согласия неэтично? — с упреком спросил я.

— Ну, прости. Вчера читать было нечего, ты не мыслил связно. Я поняла, что ты с девушкой поссорился, и то благодаря этому. — Семерка провела по своей щеке, намекая на царапину. — Зато действовал о-очень связно…

Она мечтательно закатила глаза. Моя рука, повинуясь совету рьяного бойца, легла на ее бедро, и я убедился, что хороший секс и правда избавляет от многих недугов. И даже разоряющийся телефон не помешал.

Потом Семерка сделала мне массаж — со знанием дела, не обойдя вниманием даже стопы, и я улетел, растворился в ощущениях, забыв обо всем. А когда спустился на землю, снова повторил ночной подвиг.

Взмыленная Семерка, откидываясь на спину, прошептала:

— Александр Нерушимый награждается орденом Первой степени за заслуги перед Брайшиц Юлией! Это полный улет!