Чёртов палец - Владимир Валентинович Крюков

К тому же она чудно вышивает и шьёт.

Госпожа Янсон и Навроцкий посмотрели на Лотту. Девушка скромно молчала. Замолчала и её мать. Возникшая за столом пауза заполнялась лишь стуком фарфоровых чашечек о блюдца. Вокруг курили и негромко болтали, в открытые двери кофейни время от времени залетали звуки проезжавших мимо экипажей. В окна светило перевалившее за полдень нежаркое августовское солнце.

«Вот тебе случай сделать доброе дело, — думал Навроцкий. — Ты много разглагольствуешь о добре — так делай же его! Сделай маленькое, но конкретное доброе дело. Не лучше ли это всех слов о каком-то великом, но призрачном братстве, слов, остающихся пустым звуком?»

Лотта хотела тихонько взглянуть на князя, но их взоры встретились, она покраснела и опустила голову. «Отчего бы не помочь этому кроткому созданию? — спрашивал себя Навроцкий. — Ведь это не стоит ни одного рваного рубля». И тут же в его душу закрадывались сомнения: «А если бы это была не юная Лотта, а грязная, нищая старуха, помог бы? Хитришь, брат…» Он с грустью усмехнулся этим мыслям.

— В Петербурге у меня есть знакомые, — сказал он наконец решительно, — которые сочтут за удовольствие помочь вашей дочери поступить на хорошую службу. Там теперь спрос на телефонных барышень… Да и место гувернантки не столь уж трудно найти…

Обе дамы от удивления выпрямились на стульях.

— О, вы очень любезны, господин Навроцкий! — воскликнула госпожа Янсон. — Но мы не хотим обременять вас нашими заботами. И потом… ведь мы едва знакомы.

— Уверяю вас, это не составит мне никакого труда.

— Нет-нет, вы слишком любезны…

— Вы можете приехать в Петербург вместе с вашей дочерью…

— Навряд ли это возможно, — возразила госпожа Янсон уже не так уверенно. — Впрочем, мы подумаем…

Навроцкий вытянул из кармана жилетки небольшие золотые часы, заигравшие при открытии крышки вальс Шопена (Второй вальс шестьдесят четвёртого опуса), — подарок матери в день окончания университета — и, проверив час, начал прощаться.

— Ну что ж, мне пора, — сказал он, вставая. — Очень рад был познакомиться. Надумаете в Петербург — милости прошу.

Он положил перед госпожой Янсон свою визитную карточку и, повернувшись к Лотте, протянул ей по-дружески руку. Лотта слегка привстала и, ответив на рукопожатие князя, подарила ему прелестную улыбку.

— У вас польская фамилия, не правда ли? — спросила госпожа Янсон, взглянув на карточку с золотым тиснением.

— В нас, русских, много кровей течёт. Мой прапрадед был из польских шляхтичей — отсюда и фамилия. А вот предок мой по материнской линии был мордовским князем.

— О! — воскликнула госпожа Янсон так, словно мордовский князь был императором вселенной.

— Я, вообще-то, космополит и вас, шведов, люблю, хоть вы и напроказничали под Полтавой, — улыбнулся Навроцкий. — Впрочем, мы задали вам тогда жару.

Дамы рассмеялись. Лотта впервые показала князю свои глянцевые зубки и ямочки на щеках.

— До свидания, мадам! — поклонился Навроцкий и, как ребёнку, подмигнул Лотте.

— Какой интересный мужчина! — сказала госпожа Янсон дочери, прищурив подслеповатые глаза и глядя через окно вслед удалявшемуся князю.

Лотта слегка зарделась и, взяв из рук госпожи Янсон визитную карточку с изящной надписью на русском и французском языках, о чём-то мечтательно задумалась…

3

Навроцкий возвращался на дачу такой же бодрой походкой, какой пришёл в город. День был теплый, солнечный, по-настоящему летний, но не жаркий. Настроение у него было превосходное. Он как будто забыл на время о своих петербургских делах. Перед глазами у него стоял образ юной Лотты: вот она сидит на берегу озера за мольбертом, вот лёгкое платье скользит вдоль её стана и падает в траву, вот заходит она в озеро и медленно плывёт прямо к нему, вот садится за столик кофейни уже в другом платье и в другой шляпке, из-под полей которой на грудь её тянется длинная светлая коса. Всё это казалось Навроцкому чем-то невозможным. Ведь ещё вчера ничего этого не было! И как могло случиться, что встретил он её дважды за один день? А и правда, её ли видел он рано утром на озере? Не было ли это видением, галлюцинацией? Уж не русалка ли собственной персоной явилась ему?

На середине пути его нагнала коляска. Он посторонился.

— Да мы никак соседи, господин Навроцкий? — услышал он голос госпожи Янсон. — Подсаживайтесь к нам.

Он хотел было отказаться, но из вежливости согласился и, забравшись в коляску, очутился рядом с Лоттой. Госпожа Янсон снова принялась с увлечением рассказывать об их петербургской жизни. Навроцкий ограничивался короткими фразами, лишь изредка задавая вопросы для поддержания беседы. На неровностях лесной дороги, когда коляска подпрыгивала или наклонялась, он чувствовал прикосновение тела молодой девушки, и тогда у него по коже пробегали приятные мурашки. Этих мурашек ему было стыдно, но справиться с ними он был не в состоянии. Он рассеянно слушал госпожу Янсон и временами поглядывал на Лотту, сидевшую молча и не решавшуюся повернуть головку в его сторону. Ему хотелось спросить её — что она рисовала на берегу озера, была ли там вообще, но признаться в том, что видел её, он не осмелился.

Вскоре дамы свернули на боковую дорогу, и Навроцкому пришлось покинуть коляску, чтобы проделать остаток пути пешком. Настроение его переменилось, его охватило какое-то смутное беспокойство, но природу этой внезапной тревоги он не мог себе объяснить — только казалось ему, что вместе с коляской, скрывшейся за пролеском, ускользнуло от него и что-то трогательное и таинственное, хрупкое и призрачное, как само счастье..

Вечером, удобно устроившись на постели с записной книжкой и карандашом, он принялся размышлять о делах и строить планы, но вскоре почувствовал, что не может сосредоточиться; мысли его начали путаться, неясные картины и образы постепенно завладевали мозгом: утренняя рыбалка и пешая прогулка сделали своё дело.

Эта женщина с распущенными волосами… Кто она? Почему она так странно смотрит на него из-за ствола раскидистого вяза? Она зовёт его? Да, она машет ему рукой, она зовёт его. Надобно подойти к ней, увидеть её лицо. Но что это? Почему она ускользает от него? Ему непременно нужно разглядеть её лицо. Он идёт за ней через лес, он бежит. Почему он не может приблизиться к ней? Он видит её волосы, гибкое тело, просвечивающее через тонкую ткань сорочки, но яркая, противная луна не позволяет ему различить её лицо. Почему она зовёт его? И почему он не может её настичь? Проклятая луна! Проклятая тень! Ему удаётся разглядеть её волосы: они длинные и тёмные, как зимняя петербургская ночь. Нет, показалось — они светлые, совсем светлые. Он бежит за ней