Избранное: Динамика культуры - Бронислав Малиновский

Рассмотрим, таким образом, следующие три пункта:

1. Природа культурных изменений.

2. Эмпирические методы полевой работы, лучше всего способствующие созданию ясной картины культурных изменений в каждом конкретном случае.

3. Основы практических советов, опирающихся на ту способность предвидения, которой обязательно наделяет всякая правильно понятая наука; критерии приспособляемости и жизнестойкости африканских институтов; и возможность прогнозов в процессе культурных изменений{21}.

II. Теории культурных изменений

Ситуация контакта как интегральное целое

В том, что касается природы культурного изменения, немедленно напрашивается одно простое решение. Ситуация контакта в любой момент является культурной реальностью. Почему бы нам не воспринять ее как «интегральное целое»: ведь в любом конкретном случае у нас имеются африканцы и англичане, индийцы и средиземноморские иммигранты, которые работают вместе в пределах одной среды и решают единые культурные задачи? Стоит принять это допущение, как проблема эмпирической работы решается сама собой. Нам следует пользоваться точно теми же методами и приемами, какими в прежние времена пользовался антрополог старой школы при изучении своего предмета – первобытной, относительно стабильной, обособленной культуры.

Сейчас, в общем и целом, существует согласие относительно того, что наиболее существенный элемент в любой ситуации контакта образуют европейцы. Некоторое время тому назад я несколько дерзко настаивал на том, что «просвещенный антрополог должен принимать во внимание европейскую тупость и предвзятость» в той же самой мере, что и африканское суеверие и отсталость{22}. Теперь я бы сформулировал это положение иначе, более осторожно, заявив, что весь спектр европейских влияний, интересов, добрых намерений и хищнических побуждений должен стать существенной частью исследования африканских культурных изменений. В действительности, эта точка зрения стала сейчас почти общим местом и в полевой работе, и в теории. Однако, на мой взгляд, этот вполне оправданный общепризнанный тезис чересчур расширяется, когда утверждают, что «миссионер, представитель администрации, торговец и наниматель рабочей силы должны быть поняты как факторы племенной жизни – точно таким же образом, как мы воспринимаем вождя или колдуна»{23}. Или когда при обсуждении методов полевой работы нас наставляют, что «новая техника в изысканиях подобного рода не требуется…». Один из авторов заявил даже следующее: «Действующие силы контактов можно рассматривать как неотъемлемую часть сообщества»{24}. Звучит это правдоподобно и наверняка может сильно упростить суть дела. Нам нужно только незначительное увеличение числа наших информантов и, быть может, качественное их улучшение. Мы тогда могли бы относиться к местным европейцам как к квалифицированным источникам информации и использовать их для своих целей, работая с ними точно теми же способами, какие применяются в случае туземных информантов{25}.

К сожалению, упрощение подобного рода едва ли можно признать приемлемым. Отношение к комплексной ситуации изменения как к некоему «достаточно интегрированному целому» – мы могли бы назвать подобный подход «однолинейным» – связано с игнорированием общего динамизма процесса. При таком подходе совсем не принимается в расчет основной факт культурных изменений, а именно то, что европейские жители – миссионеры и управляющие, поселенцы и предприниматели – действительно являются главными действующими силами изменений. Понятие хорошо интегрированного целого упустит из виду важнейшие факты, как, например, «цветной барьер» – неизменно возникающую пропасть, которая пролегает между двумя сторонами в процессе изменений и благодаря которой они оказываются разделенными в церкви и на заводе, в работе на шахте и в политическом влиянии.

Главное, такой подход затемняет и искажает единственно правильное понимание культурных изменений в подобных областях, а именно тот факт, что данные изменения есть результат воздействия более высокоразвитой и активной культуры на более примитивную и пассивную. Понятие достаточно интегрированного сообщества или культуры исключает из рассмотрения типичные феномены изменений – приятие или отторжение, преобразование определенных институтов и возникновение новых.

Тем не менее это понятие, хотя и неполно и скудно, но все же выражает истину: небольшое сообщество, неизменное или инертное, или то, которое едва ли до сих пор испытывало на себе полное воздействие процессов вестернизации, может восприниматься как находящееся в состоянии временного приспособления. Миссионер обратил в христианство часть племени, тогда как оставшаяся сохранила язычество. У представителя администрации может не быть возможностей или причин вторгаться в традиционную племенную жизнь. Торговец, обосновавшийся в регионе некоторое время назад, может поставлять товары, которые уже стали остро необходимыми, получая взамен деньги или продукты туземцев. Именно эту группу людей – тех, кто вступает в сотрудничество, кто живет бок о бок друг с другом, находясь в то же время в сношениях, содержащих в себе лишь малую толику «динамизма», кто на время приспосабливается друг к другу, – эту группу можно рассматривать как интегральное целое.

Однако каково же допущение, которое мы вынуждены были сделать для достижения этого временно полезного упрощения? Мы на секунду согласились забыть о самом факте изменений. Очевидно, что это неправомерно, коль скоро изменения – главная тема нашего исследования. Ведь именно тогда, когда мы пытаемся сгруппировать нашу работу и наши интересы вокруг понятия изменений и методов полевой работы по изучению культурных контактов, недопустимо забывать о том, что европейские силы везде выступают как главный источник, проводник, «привод» изменений; что именно они планируют, принимают меры и осуществляют импорт в Африку, они решают удержать у себя что-либо, они отнимают землю, работу и политическую независимость, что они сами в большинстве своих действий зависят от тех инструкций, идей и сил, которые были рождены и существуют вне Африки.

Возьмем миссионера{26}. К нему нельзя относиться «таким же образом, как к колдуну…». Миссионер – это инициатор и эпицентр происходящей сейчас в Африке религиозной революции. Он не был бы верен своему призванию, если бы хоть раз согласился действовать по тому принципу, что христианство есть «лишь одна из форм культа». В сущности, в соответствии с его призванием, он относится к другим формам религии как к заблуждениям, которые подобает только уничтожать, а христианство воспринимает совершенно по-иному – как религию, которую следует насаждать как единственно истинную. Вовсе не желая ставить рядом с христианством другие культы и сочетать их учения с евангельской вестью, миссионер усердно занят вытеснением местных верований.

С другой стороны, представитель администрации далек от того, чтобы когда-нибудь стать вождем в традиционном понимании или быть представителем племенной власти, при том, что фактически он есть ее неотъемлемая часть в любом смысле; ведь сам он всегда должен быть вне племени и выше его, должен контролировать его извне. К нему не относятся как к вождю, потому что его действия не похожи на поступки вождя. Средний британский чиновник пытается служить справедливости и быть отцом для своих подопечных. Но составляет ли он с его точки зрения неотъемлемую часть племени? Нет. Он не был ни рожден, ни воспитан ради интересов племени, он даже не очень-то хорошо разбирается в каких-либо свойственных племени взглядах и обычаях. В действительности он – слуга Британской империи, временно работающий в такой-то колонии, воспитанник европейской общеобразовательной средней школы, англичанин или шотландец. В первую очередь он должен охранять интересы империи. В колонии он должен оберегать европейские интересы, а также поддерживать равновесие между этими интересами и противостоящими им туземными притязаниями. Трактовать роль европейских политических сил в Африке в терминах вымышленного хорошо интегрированного сообщества значило бы для нас оказаться слепыми по отношению к самому определению задач, природы и смысла колониального управления.

Точно так же и промышленное предприятие не может восприниматься как часть племенного объединения. Странно выглядело бы то африканское племя, которое охватывало золотые шахты Рэнда с их гигантским заводом, биржу Йоханнесбурга и банковскую систему, простирающуюся от Кейп-Кода до Каира. Системы коммуникации, железные дороги и самолеты Королевских авиалиний, сеть автомобильных дорог, по которым ездят легковые автомобили и грузовики, – все это часть культурных контактов. Но понятие расширенного африканского племени, понятие, в которое можно втиснуть все перечисленное ради того, чтобы образовать единый племенной горизонт, обречено на провал сразу же, как только будет создано{27}.