Рейтинговые книги
Читем онлайн Расчленение Кафки - Никита Благовещенский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 38

У брошенного ребенка мотание головой имеет совсем иное психологическое значение, чем взрослый жест «нет». Это не осознанный отказ от контакта, а спровоцированная тревогой защитная регрессия, возврат к более ранним способам поведения.

Аналогичное неоднозначное мотание головой исполняет землемер К.: он вертится во все стороны, чтобы приблизиться к Замку, проникнуть в него. (Или принять его в себя?) Он бросается то туда, то сюда: то к Фриде, то к Кламму, то к старосте общины; то в один трактир, то в другой; соглашается стать школьным сторожем — движения его хаотичны и беспорядочны. Кажется, так просто — пойти прямо в Замок и заявить о себе. Но нет! Это невозможно. Землемер, подобно брошенному ребенку, мотает головой, как будто говорит «нет». Но на самом деле он действительно ищет путь к Замку, только делает это как младенец, оставленный родителями. Неупорядоченное поведение его иррационально, оно определяется глубокой регрессией.

Петр Чаадаев писал в «Философических письмах» о русской ментальности, что «всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики… В природе человека теряться, когда он не находит способа связаться с тем, что было до него и что будет после него; он тогда утрачивает всякую твердость, всякую уверенность; не руководимый ощущением непрерывной длительности, он чувствует себя заблудившимся в мире. Такие растерянные существа встречаются во всех странах; у нас это общее свойство… тут беспечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного существования личности, оторванной от своей среды»[44].

Хаотичность, неструктурированность русской жизни, описанная Чаадаевым, связана с нарциссическими проблемами. Я как-то говорил об этом в докладе на Летней Школе Национальной Федерации Психоанализа «Экстраполяция принципов „современного психоанализа“ на область социума и культуры»[45]. О том, что современное общество потребления порождает нарциссические проблемы, написано достаточно. Например, еще Эрих Фромм в монографии «Анатомия человеческой деструктивности» писал, что если речь идет не об индивидуальном, а о групповом нарциссизме, то индивид в полной мере осознает свою принадлежность к коллективной идеологии и открыто выражает свои взгляды. Когда кто-либо утверждает: «Моя родина — самая прекрасная на свете» (или: «Моя нация — самая умная», «Моя религия — самая развитая», «Мой народ — самый миролюбивый» и т. д. и т. п.), то это никому не кажется безумием. Напротив, это называется патриотизмом, убежденностью, лояльностью и единением народа.

Одновременно Фромм отмечал, что групповой нарциссизм выполняет важные функции в социуме. Во-первых, он укрепляет группу изнутри и облегчает манипулирование группой в целом. Во-вторых, нарциссизм дает членам группы, особенно тем, кто сам по себе мало что значит и не имеет особых оснований собой гордиться, ощущение удовлетворенности. В группе даже самый ничтожный и прибитый человек в душе своей может оправдать свое существование. Следовательно, степень группового нарциссизма соответствует реальной неудовлетворенности жизнью. Социальные классы, которые имеют больше радостей в жизни, гораздо менее подвержены патриотическому фанатизму. А беднота, ущемленная во многих сферах материальной и духовной жизни, страдает от невыносимой пустоты и скуки и такому фанатизму весьма подвержена. В-третьих, для национального бюджета очень выгодно стимулировать групповой нарциссизм. «В самом деле, — утверждает Фромм, — это ведь ничего не стоит и не идет ни в какое сравнение с расходами на социальные нужды и на повышение уровня жизни. Достаточно оплатить труд идеологов, которые формулируют лозунги, направленные на разжигание социального нарциссизма. И многие функционеры: учителя, журналисты, священники и профессора — готовы к сотрудничеству в этой области даже бесплатно! Им достаточно такой награды, как удовлетворенность от причастности к достойному делу и гордость за свой вклад в это дело и свой растущий авторитет»[46]. Не правда ли, очень знакомо? Как будто речь не о Западе второй половины XX века, а впрямую о России начала века XXI.

Как я уже упоминал, «нарциссичности» общества в Россини способствовали многие исторические факторы (изоляция, аутизм жизни за «железным занавесом»). Не вдаваясь в подробный патопсихологический анализ, скажу лишь, что у меня были (и есть) доэдипальные пациенты, чье общение ограничивалось только первичной семьей. С прочими они поддерживали до- и в начале терапии в лучшем случае лишь формальные отношения. Таким образом, отмеченные ранее нарциссические особенности землемера К. — типичные русские черты.

Есть, правда, в романе и намек на эдипальность, на фалличность землемера К. Из Замка ему присылают двух помощников, которыми землемер помыкает, с которыми он держится запросто, но которые постоянно его не слушаются, постоянно проявляют самостоятельность и ребячливую игривость. В самом начале их появления К. с изумлением говорит им: «Как, собственно, прикажете вас различать? У вас различаются только имена, в остальном вы похожи друг на друга… как, — он запнулся, затем невольно продолжил, — в остальном вы действительно похожи друг на друга, как змеи»[47]. Довольно странный оборот, надо сказать, — «похожи, как змеи», — но странный для того, кто не знаком с психоаналитической символикой. Змея — это, как писал еще Зигмунд Фрейд, один из самых типичных фаллических символов. С этим фактом связана, в частности, весьма распространенная фобия змей. Значит, из Замка в помощь землемеру прислали два фаллоса.

Но почему же два? Ответ на этот вопрос можно найти в рассказе «Первое горе», написанном примерно в то же время, что и «Замок». Это совсем небольшой рассказик об акробате, который постоянно, не слезая, сидел на трапеции. «…И тут акробат неожиданно разрыдался. Глубоко испуганный, импресарио вскочил и спросил, что случилось… И только после долгих расспросов и разных ласковых слов акробат, всхлипывая, сказал: „Только с одной этой палкой в руках — разве можно так жить!“»[48]. Пришлось импресарио пообещать, что в следующем же месте гастролей акробат будет выступать на двух трапециях. Думаю, не нужно напоминать, что палка — это такой же несомненный фаллический символ, как и змея. Мы видим, таким образом, практически одинаковые сценарии: от родительской инстанции герою посылаются два фаллоса. Насколько же немужественным, слабым и нефалличным должен ощущать себя герой, чтобы для компенсации этого чувства были необходимы целых два фаллоса!

С другой стороны, параллель «Замок — Китеж» порождает и иной ряд соображений. Великий Китеж преобразился, стал Небесным Градом, Парадизом, местом сакральным. Известен русской литературе и такой тип города-сада — это знаменитые Петушки, куда ехал — не доехал похмельный Веничка Ерофеев: «Петушки — это место, где не умолкают птицы ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин. Первородный грех — может он и был — там никого не тяготит. Там даже у тех, кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен…»[49]. Великий Китеж — райский город, а рай — это возвращение в детство, в младенчество. Зигмунд Фрейд писал в работе «Недовольство культурой», отвечая на письмо Ромена Роллана, об «океаническом» чувстве, присущем любому религиозному человеку — ощущении вечности, безграничности, бескрайности, «чувстве неразрывной связи, принадлежности к мировому целому»[50]. Эти чувства, видимо, связаны с фантазийными представлениями о райском безграничном блаженстве. Фрейд сводит «океаническое» чувство к ранней стадии чувства «Я», оно служит лишь восстановлению «безграничного нарциссизма». Однако основоположник психоанализа видел источник религиозности не в «океаническом» чувстве, но в детской беспомощности и связанном с нею обожании отца: отец своим могуществом защищает беспомощного ребенка. «Мне трудно привести, — писал Фрейд, — другой пример столь же сильной в детстве потребности, как нужда в отцовской защите. Поэтому роль „океанического“ чувства второстепенна…»[51]

То, что Замок связан для К. с детством, подтверждает и приводившаяся уже мной цитата: «На миг К. вспомнил свой родной городок, едва ли в чем-то уступавший этому так называемому Замку»[52].

Итак, Замок для землемера — сакральное место, связанное с представлениями о желанном, но недостижимом рае. Мирское пространство — это деревня, где можно перемещаться в соответствии с земными законами физики. Но попытки проникнуть в пространство сакральное — в Замок — приводят к тому, что пространство разрывается, разламывается, оно не пускает землемера вперед. Хотел бы в рай, да грехи не пускают!

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 38
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Расчленение Кафки - Никита Благовещенский бесплатно.
Похожие на Расчленение Кафки - Никита Благовещенский книги

Оставить комментарий