Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 1 - Виталий Захаров

Значительный интерес представляют также монографии А. Б. Каменского «Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация» и Ю. А. Сорокина «Российский абсолютизм в последней трети XVIII века». Обе работы посвящены проблеме эволюции российского абсолютизма, причем оба исследователя особое внимание уделяют правлению Екатерины II и царствованию Павла I.

А. Б. Каменский, рассматривает весь XVIII в. в истории России, и в особенности его вторую половину, как сплошную череду реформ или попыток реформ «сверху», главная цель которых – модернизация абсолютистского режима и его приспособление к изменившимся социально-экономическим и особенно политическим условиям Нового времени. Хотя в центре внимания исследователя стоит поиск тенденций и закономерностей в развитии России в XVIII в., Каменский в конце работы делает ряд аналитических замечаний по поводу правления Александра I. По его мнению, эпоха Александра I – это история еще одного реформатора на троне, ставившего перед собой глобальные задачи и допускавшего перестройку всей системы управления, включая компетенцию императора в системе государственной власти. Главной проблемой для Александра I стало резкое сужение реформаторского пространства по сравнению со второй половиной XVIII в. Решение всех сколько-нибудь принципиальных вопросов упиралось в главную проблему крепостничества, а решительным образом эту проблему Александр I решить не смог[68].

В монографии Ю. А. Сорокина основное внимание уделяется правлению Павла I. Автор прослеживает эволюцию российского абсолютизма от «просвещенного» абсолютизма Екатерины II к «непросвещенному» абсолютизму Павла I, рассматривая их как два альтернативных варианта исторического развития страны. Значительное внимание Сорокин уделяет взаимоотношениям Павла с его наставником, известным политическим деятелем и конституционалистом Н. И. Паниным. При этом автор, на наш взгляд, не совсем обоснованно считает, что Павел и Н. И. Панин не были единомышленниками, и Павел Петрович никогда не придерживался конституционных взглядов[69].

В целом же, несмотря на ряд спорных утверждений, Ю. А. Сорокин выявляет влияние политики Павла I на внутреннюю и внешнюю политику России первой половины XIX в., т. е. усматривает преемственную связь реформаторских начинаний Павла I и императора Александра I.

Личность Павла I и спорные моменты его деятельности оказалась в центре внимания исследователей в 1990-е годы. Помимо монографии Ю. А. Сорокина нельзя не отметить очерк о Павле I А. Г. Тартаковского. Личностью Павла занимались также Г. Л. Оболенский и А. М. Песков. Для всех этих работ, разных по своему достоинству, характерно рассмотрение Павла I как сложной исторической личности, в которой совместились и реформаторские и консервативные устремления. В целом же Павел I расценивается как неудавшийся реформатор, но, тем не менее, заложивший основы будущего развития России в XIX в.[70].

Следует отметить и монографию С. А. Омельченко, посвященную проблемам становления концепции «просвещенного абсолютизма» в России при Екатерине II. Автор справедливо отмечает явные отличия этой концепции в интерпретации Екатерины от аналогов в странах Западной Европы, особенно в отношении крестьянского вопроса.[71]

В целом для историографии 1990-х годов характерно обращение многих исследователей к жанру психологического портрета. Помимо Павла I особой популярностью пользовалась противоречивая фигура Александра I. Кроме уже упоминавшейся работы В. А. Федорова ему посвящены монографические исследования А. Н. Сахарова, А. Н. Архангельского и Н. А. Троицкого. А. Н. Сахаров рассматривает всю деятельность Александра I сквозь призму искупления греха отцеубийства. Он достаточно убедительно доказывает, что и переход к разработке конституционных реформ, и отказ от их осуществления можно объяснить психологическими факторами. Искренняя любовь к стране, стремление сделать лучше жизнь большинства населения, чтобы хоть как-то оправдать участие в заговоре против отца, являлись, по мнению А. Н. Сахарова, главными мотивами деятельности императора. Сомнения в правильности выбранного пути, опасения, что задуманные преобразования приведут к негативным результатам, стали главными причинами нереализованности конституционной альтернативы, искренним приверженцем которой был сам император. При этом автор считает достаточно правдоподобной версию о тайном отречении Александра I в 1825 г. («легенда о старце Федоре Кузьмиче»).[72]

Монография Н. А. Троицкого «Александр I и Наполеон», написанная блестящим литературным языком, посвящена сравнительному жизнеописанию двух императоров. Автор сопоставляет их судьбы, оценивает их взгляды, деяния, а также смысл, возможные альтернативы и итоги их деятельности. Учитывая, что герои книги взаимодействовали и сталкивались, прежде всего, на международной арене, в центре внимания автора закономерно находятся внешнеполитические аспекты их деятельности. Но при этом Н. А. Троицкий уделил значительное внимание и внутриполитическим вопросам, в частности, попыткам Александра I провести конституционные реформы. В их оценке он близок к сторонникам «теории приспособления» («реформы 1801–1804 гг. были закономерным результатом распространения в России конституционных идей, включая собственные воззрения Александра I»), но одновременно считает обоснованными и ряд доводов сторонников теории «заигрывания с либерализмом» («Александр I не испугался «последнего шага» по пути реформ, а почувствовал, что уже сделанными, т. е. именно промежуточными и половинчатыми, шагами он достаточно упрочил свое положение, примирив старую знать с новой, и не нуждается в дальнейших реформах»). В целом, оценивая Александра I как личность и политика, Н. А. Троицкий замечает, что после Наполеона по уровню способностей и интеллекта Александр был самым умным и умелым политиком, приводя при этом схожие слова самого Наполеона, сказанные им в конце жизни на острове Святой Елены: «Это, несомненно, самый способный из всех царствующих монархов».[73]

Монография А. Н. Архангельского «Александр I» является, по сути, историко-беллетристическим произведением и, наверное, самым «психологическим» из написанных в жанре психологического портрета. Автор делает упор на выяснении мотивов деятельности императора, его поведения в частной и политической жизни. Главным из них Архангельский считает идею искупления вины за участие в заговоре против отца, а отсюда стремление «осчастливить» страну введением Конституции, правового кодекса, отменой крепостного права, чтобы оставить о себе добрую память и скрасить мрачные впечатления от обстоятельств прихода к власти. Однако с течением времени, реформаторский пыл Александра угас, расставаться с абсолютной властью ему все менее хотелось. В результате внутренний конфликт мотивов привел к тому, что император периодически возобновлял работу над проектам конституции, но в решающий момент отказывался сделать последний шаг. В целом концепция А. Н. Архангельского является по своей сути одной из разновидностей концепции «заигрывания с либерализмом».[74]

Из работ, посвященных внешней политике России рассматриваемого периода, следует отметить статью Г. И. Герасимовой о внешнеполитической концепции графа Н. И. Панина и статью О. А. Савельевой о графе И. Каподистрии и его влиянии на проведение в жизнь политики «конституционной дипломатии» в 1814–20 гг., опубликованных в сборнике «Российская дипломатия в портретах»[75].

Работа В. И. Морякова о русском просветительстве второй половины XVIII в. проливает свет на идеологическую основу павловского правления. Исследования Н. М. Михайловой о либерализме в России на рубеже XVIII и XIX вв. и несколько работ Ф. А. Петрова об университетской реформе 1804 г. и развитии университетского образования в первой половине XIX века внесли определённый вклад в рассмотрение проблем общественно-политического и культурного развития России на рубеже XVIII и XIX вв.[76].

Для историографии 2000-х гг., как и для историографии предшествующего периода, характерен некоторый спад интереса к проблеме конституционных реформ второй половины XVIII – первой четверти XIX вв. С другой стороны, были предприняты первые попытки концептуального осмысления всего пути развития российского конституционализма с XVIII до начала XX века. Именно этой теме посвящены вступительные статьи А. Н. Сахарова и А. Н. Медушевского к уже упоминавшемуся сборнику конституционных проектов «Конституционные проекты в России XVIII – начала XX вв.», подготовленного в Институте Российской истории РАН в 2000 г. В статье «Конституционные и цивилизационные судьбы России» А. Н. Сахаров рассуждает о возможности иных альтернатив в российской истории. По его мнению, «теория альтернатив», давно существующая на Западе, вполне применима и к российскому историческому процессу, так как «человеческая история потому и оказывается историей, что она составлена порой не столько из уже свершившихся фактов и событий, сколько из нескончаемой череды великого множества альтернатив, их драматических отборов, оттеснений…, что и составляет живую ткань исторического процесса». Нельзя не согласиться с автором, что обращение к конституционным проектам в истории России, и, прежде всего, проектам XVIII – начала XIX вв., пусть нереализованным, но обозначенным, позволяет ярче высветить всю политическую палитру России этого периода. По мнению А. Н. Сахарова, первые ростки констит уционной альтернативы в России появляются еще в XVI веке в сочинениях князя А. Н. Курбского, затем во время событий Смутного времени («крестоцеловальная запись» Василия Шуйского при вступлении на престол). Ее окончательное оформление происходит в XVIII веке в проектах «верховников» и Н. И. Панина. С приходом к власти Александра I реализация этой альтернативы становится как никогда реальной благодаря особенностям мировоззрения молодого императора. Однако в решающий момент он отказался от воплощения им же самим задуманного, и Конституция в России так и не была принята. Одну из главных причин А. Н. Сахаров видит в неуверенности Александра I по поводу последствий принятия Конституции: «Каждый реформаторский шаг российских монархов постоянно и многократно взвешивался… и если баланс нарушался и грозил не просчитанными и далеко идущими вариантами, власть давала немедленный отбой». К тому же, получив в свои руки неограниченную власть, Александр I уже не очень-то хотел с ней расставаться. Несмотря на неудачу с реализацией конституционных проектов при Александре I, их значение, по мнению Сахарова, все равно было велико, так как свидетельствовало о переходе на иной, более прогрессивный уровень развития цивилизации.[77] Подобные же рассуждения приводятся и в статье А. Н. Сахарова «Конституционные проекты и цивилизационные судьбы России», опубликованной в 2004 г. в журнале «Гражданин».[78] Большинство доводов Сахарова представляются достаточно убедительными, хотя в некоторых рассуждениях автора, на наш взгляд, присутствует излишняя модернизация, осовременивание образа мышления Александра I и его окружения с позиций сегодняшнего дня. Например, автор излишне часто использует термин «цивилизационный» (учет русскими монархами XVIII в. «цивилизационных параметров страны», «цивилизационной отсталости России», понимание Александром I «цивилизационного уровня страны» и т. д.).[79] Все-таки в то время термин «цивилизация» еще не был включен в научный и политический лексикон, поэтому Александр I и его соратники явно не могли мыслить подобными категориями.