Письма Сергея Довлатова к Владимовым - Сергей Довлатов

1. Если публикация сопровождается хоть какой-то вводкой, то в этой вводке не называть публикуемое — книжкой, а представить в качестве рассказов, то есть по возможности создать видимость неполного объема, неидентичности публикации и будущей книжки, чтобы не отбить у скудного читателя желание в дальнейшем эту отдельную книжку приобрести. Короче, чтобы это выглядело как подборка рассказов, а не как целая повесть, состоящая из отдельных глав.

2. Игорь хотел бы просить разрешения у вас и у вашего технического руководства — использовать ваш набор. При этом он считает, что тиражирование с экземпляра «Граней» дает не максимальное качество при печати, и потому просит вас, если это возможно, прислать оригинал набора, то есть — непосредственно часть макета с текстом рассказов. Если же по каким-либо причинам это невозможно, то тогда он просит разрешения все равно использовать набор, но тогда печатать книжку не с вашего оригинала, а с экземпляра «Граней».

Ясно ли я выразился?

Простите, что вынужден затруднять вас всем этим.

Среди русских издателей в Америке Ефимов выделяется: а. своим демократизмом (на фоне «Ардиса»), б. своей порядочностью (на фоне «Руссики»), в. своей интеллигентностью (на фоне Габи Валка) и г. своей ответственностью (на фоне «Серебряного века»[72]), и потому хотелось бы ему содействовать.

Конечно, и у него есть недостатки, но не буду уподобляться Собакевичу.

Всего вам доброго и заранее — огромное спасибо.

Ваш

С. Довлатов

14

2 ноября (1985)

Дорогой Георгий Николаевич!

Благодарю Вас за письмо, которое не без труда, но все же достигло цели. Что касается Вашего романа, то его «придется» еще раз читать полностью. Если Вы не Ильф и не Дюма, у которых двойная композиция, то есть — каждая глава — законченное приключение + общий сюжет, значит, надо читать целиком, а не кусками. Я, например, до сих пор не уловил, какой именно генерал вынесен в заглавие — Власов или Фотий Иваныч? И вообще, не ясно, как все повернется. Если Ваш роман и в целом виде окажется хорошим, не развалится на части, не осядет, то возникнет наконец почва под бесконечными, но все еще, увы, почти бесплодными разговорами о миссии эмиграции, о сохранении культуры и о нашей красивой роли. Надеюсь и даже уверен, что так и будет. Давно пора.

И о Власове давно пора сказать что-то осмысленное, солидное и спокойное. Вы, может быть, знаете, что два года назад в здешних газетах развернулась дискуссия о Власовском движении между второй и третьей волной, то есть между власовцами и евреями. Помню даже, что начал ее юрист Еселевский[73] в газете «Новости»[74]. Все дискутанты страшно горячились, «уровня» не возникло, и правда, как это часто бывает, затаилась где-то посредине. Важно другое — ругались так темпераментно, столько людей было вовлечено в эти споры, что Рюрик Дудин (он же Днепров и Градобоев)[75] прекратил здороваться со мной только потому, что я печатаюсь в газете, которая ругает Власова, хотя сам я, как Вы понимаете, в дискуссии не участвовал. Короче говоря, Власов — белое пятно, при том, что интерес к нему велик и страсти бушуют.

Мое собственное куцее мнение о Власове (две-три книжки о нем я прочел) сводится к тому, что раз Власова повесили, то судить его второй раз неэлегантно, остается — понять.

Что же касается моего ненаписанного романа, то, во-первых, он написан, и во-вторых, настолько плохо, что я даже удивлялся, перечитывая эти 650 страниц. Действительно, такой роман под заглавием «Пять углов»[76] я написал еще в Союзе и с невероятными трудностями переправил в Америку. Когда-то хорошо сказал о нем вздорный и чудесный человек Давид Яковлевич Дар[77]:

«Как вы умудрились написать роман — одновременно — страшно претенциозный и невероятно скучный!?»

Короче, роман никуда не годится, и не только потому, что первые 300 страниц написаны с оглядкой на цензуру. Видно, я, как говорится, не по этому делу. Из него не удалось даже выкроить повесть страниц на сто, все испорчено на химическом уровне.

Я думаю, для романа нужно не особое состояние, а особые органы, особый характер, проще говоря — особый талант. И дело, конечно, не в объеме, а в каком-то неясном и неформулируемом качестве.

Уверен, что когда больной Чехов поехал на Сахалин (при тогдашних средствах сообщения), то действовал он лишь отчасти в поисках гражданской судьбы и даже вериг, а в значительной степени — в погоне за романом. В его письмах тоска по роману очень заметна, хоть она и ретушируется юмором. Ведь и тогда разница или даже дистанция между романистами и беллетристами считалась качественной. В общем, «комплекс романа» там был, и я не уверен, что Чехов избавился бы от него, даже если бы прожил на 30 лет дольше.

Ну, а от Чехова не так трудно перейти и к себе. Последние лет десять я пишу на одну-единственную тему, для русской литературы традиционную и никогда никем не отменявшуюся — о лишнем человеке. При том, что, по моему глубокому убеждению, все люди — более или менее лишние, а все проблемы в принципе неразрешимые.

Короче, романа мне не написать, как бы я этого ни желал. Я пробовал, и после первой неудачи пробовал, один раз написал 50 страниц, и на этих пятидесяти страницах ни один персонаж не ожил, все были из фанеры и говорили механическими голосами. Не получается. Без всякого кокетства я думаю, что прав был один мой знакомый, который говорил, что я принадлежу к «малым дарованиям»[78]. Ничего унизительного тут нет, поскольку это не оценка, а понятие, термин. Думаю, он был прав, и я готов с этим примириться.

А вот в связи с передачами моими на «Либерти» я чуть не обиделся на Вас. Ведь это самое радио — единственный ощутимый источник пропитания. Литературой я зарабатываю в последние три года от 3 до 5 тысяч, на эти деньги здесь не может прожить даже караульная собака. Лена[79] зарабатывает на своей наборной машине долларов 100–140 в неделю, все у нас бесхозяйственные, все проедается мигом, ни о какой экономии никто не в состоянии думать, при этом — никаких медицинских страховок и ни малейших сбережений у нас нет. В общем, если я завтра сломаю ногу, то буду лежать на тротуаре, пока она не срастется. И т. д.

Кстати, к ужасу моему, радио «Либерти», как будто прислушавшись к Вашим безответственным рекомендациям, сократило мои передачи до одной в неделю, да и эта одна никем не гарантируется.

Конечно, радио — это халтура, написаны все мои передачи кое-как, но конструктивной вредной лжи в них не так уж много. Как гражданин я сторонник мирного сосуществования, но как отец семейства цинично уповаю на международную напряженность. А то переизберут ястреба нашего Рейгана, да и прикроют всю радио-лавочку. В общем, буду продолжать халтурить, разве что, узнав, что Вы слушаете эти передачи, буду писать их старательнее.

Надеюсь, 137-й номер[80] уже вышел. Если все мои (и Ефимова) просьбы по-прежнему выполнимы, то попросите, пожалуйста, Леву Рудкевича[81] выслать мне часть макета, когда Вы убедитесь, что он Вам больше не понадобится. Огромное спасибо.

Георгий Николаевич, дорогой, не подумайте, что я вовлекаю Вас в многословную переписку, это письмо ответа не требует, вот поговоритъ как следует — хотелось бы. В Вашем письме промелькнул намек на то, что Вы собираетесь к нам. Неужели опять будете так загружены и измучены? А то мы бы устроили пикник на берегу Мидоу-озера, в десяти минутах от нашего дома. Что же касается воблы, то ее сколько угодно в наших бесчисленных русских магазинах, о пиве же и говорить нечего.

К Вашему приезду я буду водить машину, взял уже шесть уроков, способностей, правда, не выказал.

Всех вас обнимаю, Левушке огромный привет, масса людей тут его вспоминает с любовью[82].

Будьте здоровы.

Ваш

С. Довлатов

15

1 марта (1986)

Дорогие: Наташа, Георгий Николаевич и Левушка, которого я отказываюсь называть по отчеству!

Посылаю вам два слегка преображенных радиоскрипта[83], отобранных, как мне кажется, в соответствии с профилем «Граней». Может, вы захотите использовать их в разделе коротких рецензий. Если не захотите — обид не последует.

Если вас смутит заглавие «В круге первом» (как оно смущает меня самого), то назовите, скажем: «Эксперимент, симптом или случайность?».

Если понадобится псевдоним, то подпишите — Д. Сергеев. Инициалы «С. Д.» не годятся, так подписывается в РМ Сергей Дедюлин[84]. Между прочим, этот Дедюлин напечатал лет десять назад в «Вестнике РХД» статью «Пушкин и Бродский» (сравнение шло в пользу Бродского), подписал эту статью «С. Д.»[85], и весь Ленинград был уверен, что это именно я помешался на почве любви к Бродскому.