Звено принимает решение(Рассказы) - Воробьев Владимир

Прихожу как-то к нему, а он грустный такой сидит.

— Вот, — говорит, — смотри! — и дает мне газетную вырезку из «Комсомольской правды».

— Ничего особенного, — отвечаю, — объявление обыкновенное. В мореходное училище объявляется набор.

— «Ничего особенного»! — передразнивает меня Генка. — Штурманов дальнего плавания готовят в этом училище. Понимаешь — дальнего! Это тебе не юнга какой-нибудь.

— Так ведь надо школу кончить, чтоб туда поступить!

Генка выхватил у меня вырезку, разгладил, сложил вдвое, потом вчетверо, и в нагрудный карман спрятал. А сам молчит.

Я тоже молчу, понимаю, о чем он думает. Конечно, штурманом лучше бы, только в училище экзамен конкурсный. Тут надо школу кончать только на одни пятерки! А у Генки сплошь тройки. Куда уж ему!

Потом показал мне Генка открытку: парусный корабль «Товарищ».

— Учебный, — объясняет Генка.

И тут как-то получилось, что мы оба разом вздохнули.

По дороге домой я все время думал про объявление, про нас с Генкой и про то, что я вот могу, если захочу, окончить школу на пятерки, а Генка — нет. А потом подумал, что и Генка сможет, надо только помочь ему подтянуться.

И вот, пока то да се, расхотелось мне уезжать.

А тут еще мама заболела.

Так и не поехали мы с Генкой в Одессу.

Он, правда, говорит, что только из-за меня остался. А сам так на учебу навалился, что все удивляются. Врет он, что с горя за учебники засел. Я знаю, в чем тут дело! Я и сам занимаюсь теперь изо всех сил, ну и Генке, помогаю.

А с мамой мы решили, что после школы я в мореходное училище поступаю. Это уж твердо!

НОВАЯ ТРАССА

о дома оставалось меньше квартала. Борис уже свернул на свою улицу, прокатился по ледяной полоске на тротуаре и снял варежку, чтобы потереть подозрительно затвердевший нос.

Вдруг он услыхал позади себя крик женщины:

— Задавили! Задавили!

Борис вздрогнул и обернулся. По улице, которую он только что перешел, по-прежнему мчались машины. Но одна — трехтонка — стояла у перекрестка, кузов ее занесло на тротуар. Перед радиатором автомобиля, крича, металась женщина. К ней спешили прохожие. Из кабины грузовика выскочил шофер с белым, как снег, лицом.

Когда Борис подбежал к месту катастрофы, из расступившейся толпы вышел шофер, неся на руках мальчика с запрокинутой назад кудрявой головой.

Толпа росла, и люди все больше и ожесточенней спорили, кто виноват в несчастье и до какой больницы ближе.

Какая-то женщина села в кабину, шофер передал ей на руки мальчика и взялся за руль. Машина тревожно засигналила и рванулась вперед.

Вскоре перекресток опустел. Остались только ребятишки с салазками.

Некоторые мальчики были знакомы Борису. Почти все они были с той улицы, где жил и он. Улица круто спускалась к перекрестку и считалась поэтому самым удобным местом для катания на салазках.

Борис и сам порой любил скатиться тут на лыжах. Заманчиво было лихо развернуться перед самым носом у пролетающих машин под одобрительные, как всегда казалось Борису, взгляды прохожих.

Борис нагнулся и поднял полоз от разбитых салазок… Мальчики молча смотрели на; него, ожидая, что он станет делать. А Борис вдруг страшно округлил глаза и закричал неожиданно осипшим голосом:

— Эй, вы! Если я хоть одного увижу на этой горке, я… Эй, вы, слышите?

Ребята шарахнулись от него в стороны, сталкиваясь санками. В другое время их не так-то легко было испугать.

«Нужно что-то спешно предпринять, чтобы малыши больше здесь не катались», — думал Борис, подходя к своему дому. Но что именно предпринять, он не знал.

«Какой я дурень, — вдруг спохватился он. — Надо было расспросить малышей, чей это мальчик попал под машину, узнать, где он живет и сообщить родителям о несчастье».

Борис бросился бежать обратно. Вот и спуск. Так и есть: двое малышей опять несутся вниз на салазках по крутому спуску, крича во всю мочь прохожим: «Дорогу!!»

— Эй, ребятки! — притворно ласково крикнул им сверху Борис, когда те съехали с горы. — Сюда! Ко мне, ребятки! Дело есть!

Но малыши, завидев его, пустились наутек.

— Эй, я не трону, идите сюда! — кричал Борис.

Но ребята юркнули в ближайшие ворота и больше не показывались.

Уверенный в том, что они все-таки наблюдают за ним из подворотен, Борис погрозил им кулаком. Потом решительно зашагал к дому, в котором жил один из свидетелей сегодняшнего несчастья, братишка Сергея Бойко, одноклассника Бориса.

Оба брата оказались дома. Младший — круглолицый, с ямочками на пухлых, будто нарочно надутых щеках, — увидев Бориса, поспешно спрятался за спину старшего. Тот был совсем непохож на братишку — худой, с узким лицом и тонкой, длинной шеей. Товарищи по школе прозвали его Лозой.

— Входи, входи, Борь, — обрадованно сказал Сергей.

— Я уже вошел, — хмуро ответил Борис. — Мне, Лоза, с ним вот переговорить надо, — он кивнул на брата Сергея.

— А ну, выкладывай, — обратился Борис к малышу. — Кто тот мальчик, который сегодня под машину попал? Ты его знаешь? Где он живет?

— Знаю. Это Ваня Чижов, он рядом с нами живет. Его мама уже знает. И папа. Они в больницу уехали.

— Так…

— Что случилось, Боря? — встревожился Сергей.

— А вот спроси… этого наездника, — и Борис так посмотрел на малыша, что тот попятился и засопел носом, собираясь, видимо, зареветь.

Когда Борис рассказал обо всем товарищу, Сергей схватил за плечо братишку, притянул к себе и молча стал вращать свой кулак перед носом малыша. У того круглые глазенки мгновенно заблестели от слез. Затем Толику торжественно была обещана небывалая взбучка, если он еще хоть раз… Но малыш, не дожидаясь конца чересчур внушительной речи брата, тут же дал слово не кататься больше на улице.

— Чепуха, — вмешался Борис, — разве их удержишь? И не у всех к тому же есть старшие братцы с такими, как у тебя, Лоза, кулаками.

— Что же делать? — спросил Сергей.

— Вот что, — решительно проговорил Борис. — Давай-ка… — он отвел в сторону Сергея и стал что-то громко нашептывать ему на ухо.

А через пять минут Борис и Сергей выбежали из дому.

Спустя некоторое время в разных концах района, где жили мальчики, можно было видеть ребят, стучавшихся в двери, калитки и окна. Они торопливо произносили слова: «Сбор по цепочке! Светлая улица, 17, в шесть часов вечера», — и спешили дальше.

Ровно в шесть часов в квартире Бориса звенели возбужденные голоса двенадцати пионеров.

— Ребята! Слушайте, ребята, я предлагаю золой и песком засыпать весь спуск! — это говорил мальчик с рыжей, будто охваченной пламенем, головой.

— А выпадет снег и засыплет твою золу, опять малыши кататься станут.

— Правильно, знаем, сами были когда-то малышами. Зола — только до следующего снегопада.

— Да что снегопада? Что снегопада? — горячился Сергей. — Ветром за ночь сметет вашу золу, и все. Без всякого снегопада…

— Дельное предложение имею, — сказал, вставая, плечистый паренек в шерстяной мохнатой фуфайке. — Может, кому и не понравится, хлопот, конечно, много… — он обвел товарищей спокойным взглядом и закончил: — Нужно проложить новую трассу.

— Чего?

— Новую трассу проложить для малышей, безопасную… Ну, горку ледяную сделать. Тут вот, в переулке, — он махнул рукой на темное окно, за которым лежал тихий, обычно пустынный переулок — ни машин, ни подвод.