Рейтинговые книги
Читем онлайн Голая правда - Светлана Успенская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 74

Костырев задумчиво потер подбородок. Если бы это было банальное квартирное ограбление, то воры не побрезговали бы аппаратурой — ее всегда можно выгодно загнать. Убийство совершено утром, около двенадцати. Следовательно, если бы грабители, рассчитывая поживиться в те часы, когда граждане находятся на работе, вознамерились вынести аппаратуру, то у них был бы большой риск нарваться на бдительных граждан, которые могут сообщить в милицию. Значит, если воры и были, то те, которые на мелочи не размениваются, а берут только деньги, валюту, драгоценности. Наверняка Шиловская была далеко не бедной.

Следов взлома нет, следовательно, убийца, если, конечно, он существовал, попал в дом традиционным путем, через дверь. Вариант первый: Шиловская открыла ему, поскольку хорошо его знала. Скорее всего, если в квартире побывали воры, то воры свои, известные хозяйке, иначе она не впустила бы их. Вариант второй: посетителя не знала, но почему-то впустила в квартиру. Третий вариант: домработница…

Надо ее допросить. Что ж, это как раз работа для Кости Ильяшина. Пусть съездит в больницу, попробует с ней поговорить. Как там ее зовут… Тюрина Мария Федоровна. 1931 года рождения. Обнаружена в одной комнате с погибшей Шиловской в бессознательном состоянии. Инсульт. Она могла многое знать о своей хозяйке.

Костырев взял из стола лист белой бумаги, щелкнул ручкой и вывел жирную четкую единицу — первый пункт. За единицей следовала лаконическая фраза: опросить Тюрину (Ильяшин). Это было только первое звено в долгой цепи следственных мероприятий. Может быть, оно приведет не на ту ветку расследования, но убедиться в том, что за ним тупик, — вещь совершенно необходимая. Первоочередная вещь…

Что там еще они нашли…. Костырев стал листать протокол осмотра, пробегая взглядом страницы, густо исписанные четким почерком. Потом он достал из сейфа серый бумажный пакет и вывалил на стол содержимое.

Итак, вот пустая упаковка от пантропанола. Что это за лекарство? Для чего оно применяется? Скорее всего, снотворное. Обычное дело — снотворное около кровати и стакан воды, чтобы его запивать. Упаковка пустая, ни единой таблетки не осталось. Отсюда возникает сразу же целый ряд вопросов. Лекарство закончилось постепенно или его выпили сразу, за один присест?

«Необходимо исследовать кровь на наличие пантропанола, — выводя жирную двойку, подумал Костырев. — Хорошо бы примерную концентрацию знать, если его обнаружат… Действительно ли в упаковке содержалось лекарство, указанное на этикетке. Здесь должно было быть сорок таблеток… Интересно, смертельная ли это доза?»

Через пару дней подоспеют отпечатки пальцев, заключение судмедэкспертов, и тогда он займется делом вплотную, имея на руках первоначальную массу фактического материала, тех самых кусочков, из которых и будет постепенно складываться мозаика… А сейчас — так, перекопка почвы, подготовительная работа, приблизительная расстановка сил для главного удара…

Отложив в сторону пустую упаковку, Костырев осторожно взял в руки сложенный вчетверо листок клетчатой бумаги, вроде бы вырванный из школьной тетради. Впрочем, если листок и был вырван, то ровный край его говорил об аккуратности и скрупулезности человека, которому он понадобился, — край был обрезан ножницами. Едва заметные отклонения среза Костырев различил сразу.

Письмо написано обыкновенной шариковой ручкой. Почерк нервный, неровный, косой, с сильным наклоном вправо. Летящий, без нажима на ручку. Строчки не касаются линии, а как бы плывут над ней. Размашистая подпись: Евгения Ш. Хвостик на конце, загибающийся книзу.

Поправив очки, Костырев стал внимательно вчитываться в письмо. Оно было небольшое, всего три четверти страницы, ровные поля слева и справа. Обращение, прямое или косвенное, отсутствует.

«Когда ты прочтешь это письмо, меня уже не будет в живых. И слава Богу, подумаешь ты… Я тоже говорю: слава Богу. Это не поступок под влиянием импульса, каприза или увлечения. Я все продумала, я давно уже запланировала этот шаг, и до сих пор меня удерживало на земле только одно последнее желание — дописать книгу. И вот мой труд закончен, отношения со всеми некогда близкими людьми подошли к своему логическому завершению, и меня уже больше ничто не может удержать в этом мире, даже любовь к тебе, тем более что и она порядком поистрепалась за столько лет. Прощай, я больше не буду мешать тебе. Я ухожу добровольно, потому что чувствую, что никому не нужна. Я больше не могу так жить. Я больше не могу жить. Я больше не могу…

Евгения Ш.».

Костырев изумленно покачал головой. Вот это дела! В незатейливую картину преступления неожиданно вклинивается предсмертное письмо. Оно адресовано неизвестному человеку, по всей видимости близкому. Упоминается какая-то книга, только что дописанная. Интересно, что за книга?

Любопытное письмо. И совсем не похожее на предсмертный прощальный крик. Изящный слог, красивые обороты, сложное построение предложений. Правда, стиль письма нервный, манера, как говорится, на разрыв аорты — так и должно быть в исповеди самоубийцы. Но весь фокус в том, что письма самоубийц совсем не такие, Костырев видел их достаточно за свою тридцатилетнюю практику.

Самоубийцы оставляют письма совсем короткие — одна-две строчки, не больше. В этих двух строчках укладывается все, целая жизнь человека. Причина его добровольного ухода заключается в минимальное количество слов. Правила орфографии почти не соблюдаются, пунктуации обычно никакой, или она самая примитивная. А в этом письме так тщательно расставлены точки и запятые, как будто его проверял учитель русского языка.

Если человек действительно готов убить себя, если он действительно доведен обстоятельствами до предела нервного истощения, при котором обычно и решаются на такой шаг, то и стиль выражения у него особенный — короткие, рваные фразы, невнятица, сумбур в мыслях, чувствах, путаница в выражениях. С точки зрения грамматики полное отсутствие причастных, деепричастных оборотов, сложносочиненных предложений. А здесь…

Читаем: «Любовь… тем более что и она порядком поистрепалась…» — витиевато, красиво, умело. Но без отчаяния. Не чувствуется близости срыва, того срыва, от которого режут вены, прыгают с многоэтажки, вешаются или пьют лошадиную дозу снотворного. «Я больше не могу так жить, я больше не могу жить, я больше не могу…» — виртуозность, рассчитанная на восхищение читателя.

В пользу того, что письмо на самом деле написано заранее или кем-то другим, говорят и такие детали, как почти совершенно ровный почерк — буквы разной величины, наклоняются в разные стороны, иногда совсем ложатся на строчку, но, по всей видимости, это индивидуальные особенности почерка, а вовсе не свидетельство того, что письмо писалось в минуту нервного напряжения.

Костырев размышлял с удовольствием, так спокойно, как будто разгадывал головоломку в журнале. Представим, человек решил умереть. Было бы странно ожидать от него в минуту смертного отчаяния заботы о внешнем виде текста. Неужели он вырвет листок из тетради, отыщет ножницы, отрежет неровный край бумаги, чтобы он выглядел красивее, потом найдет линейку, отмерит поля, без единой ошибки или помарки напишет письмо (красивым изящным слогом, с тщательно продуманными оборотами — в письме нет ни недоговоренности, ни повторений). Потом расставит запятые. Аккуратно перегнет листок и сложит его… Абсурд! Да от таких манипуляций расхочется уходить в мир иной, какие бы сильные причины ни побуждали к тому!

Итак, найдено письмо, которое свидетельствует о намерении Шиловской свести счеты с жизнью, пачка лекарства, которая будто бы доказывает эту мысль, и мертвое тело. Но характер нанесенных ранений прямо противоречит версии самоубийства. Если Шиловская действительно приняла таблетки, то как она смогла бы нанести себе удар в висок?

Допускается другая версия: Шиловская принимает решение уйти из жизни, долго готовится (именно этим может объясняться явная заготовленность письма), долго настраивается, но в самый последний момент является убийца и наносит ей удар. А как же тогда объяснить отсутствие таблеток? Если бы она приняла их, то в квартиру бы никого уже не смогла впустить. Или к тому моменту они еще не успели подействовать?

Еще один вариант действий преступника: он решает инсценировать самоубийство, готовит для этого письмо, лекарства, но в последний момент что-то мешает ему, и приходится убить женщину не как задумано, а как диктует ситуация. Но разве стала бы она пить лекарство, если бы сама не хотела умереть… Да и пила ли она его?

«Да, пока не вяжутся концы с концами. — Костырев откинулся в кресле. — Пока не вяжутся… Но мы свяжем. С течением времени…»

Он отчеркнул на листе новый, третий пункт: графологическая экспертиза письма Шиловской. Главный вопрос — действительно ли оно написано убитой или кем-то другим.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 74
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Голая правда - Светлана Успенская бесплатно.

Оставить комментарий