Все или ничего - Татьяна Дубровина

Владимир отстранился:

— Благодарю, Зинаида Леонидовна. Нет аппетита. На сегодня можете быть свободны.

— Так ни-и-зя! — Она, кажется, твердо решила не отставать до тех пор, пока хозяин по достоинству не оценит ее новый наряд. — Может, приготовить бифштексы по-шведски, со свеклой? Вы столько трудитесь, вам надо кушать. И Петеньке тоже необходимо качественное питание. Мальчик растет.

«О Господи, — поморщился Владимир. — Жаль, что она не немая. Кулинарка Зинаида отличная, но как же утомляет иногда!»

— Хорошо, по-шведски, — коротко распорядился он и добавил, без особого, впрочем, энтузиазма:

— Вы прекрасно выглядите, Зина. Наряд, наверное, французский?

— Что вы, что вы! — жеманно завозражала она. — Это так, пустяки, скромненькое домашнее платьице…

И удалилась, покачивая мощными формами, облепленными «платьицем» размерчика эдак пятьдесят шестого. Была уверена, что хозяин провожает ее восхищенным взглядом.

Зинаиде Леонидовне было тридцать восемь лет, и ей крупно повезло: она устроилась работать в дом богатого вдовца, самостоятельно воспитывающего сына-подростка.

Следующим этапом ее достижений должен был, естественно, стать брачный союз с хозяином. В успехе Зинаида ничуть не сомневалась. Не сможет, никак не сможет Львов устоять против ее прелестей!

Надо сказать, что была она по-своему красивой. Высокая и статная, несмотря на массивность и тяжелую походку, Зинаида Леонидовна напоминала женщин, воспетых Некрасовым. Такая действительно и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Запросто.

Ей бы заплести густые русые волосы в косу, да уложить их венцом вокруг головы — княгиня была бы, да и только! Кинорежиссеры соперничали бы за право снимать ее в ролях каких-нибудь сказочных Василис.

Но у Зинаиды было иное представление о собственной персоне, а соответственно — и иной образец для подражания. Она считала, что как две капли воды похожа на знаменитую манекенщицу Клаудиу Шиффер.

На столе в комнате, отведенной домработнице в восьмикомнатных апартаментах Львовых, стояла цветная фотография в золоченой рамочке: ослепительная Клаудиа на подиуме в более чем открытом купальном костюме.

Однажды Петька, сын Львова, обратил внимание на это изображение и восхищенно присвистнул:

— Клевая чувиха!

— Это я в юности, — без зазрения совести соврала Зинаида. И тут же сама испугалась, язык прикусила: что это она такое ляпнула!

Однако во лжи уличать ее никто не стал.

Петя при этом заявлении чуть не подавился, однако взял себя в руки и мастерски скрыл спазмы смеха.

— А вы с тех пор совсем не изменились, — сказал он.

На следующий день в дом наведалась целая делегация его школьных приятелей поглядеть на «мухинскую колхозницу», возомнившую себя топ-моделью, и, естественно, позабавиться от души.

Один мальчик принес вырезку из «Космополитена», где Шиффер демонстрировала вечернее платье, и сравнил ее с фотографией в рамочке:

— Зинаида Леонидовна, посмотрите! Эта мымра похожа на вас, только в подметки вам не годится.

На что домработница застенчиво возразила:

— Да нет, она тоже ничего.

К счастью, Зинаида была напрочь лишена как чувства юмора, так и самокритичности, и все комплименты малолетних «поклонников» воспринимала всерьез.

Надо отдать ей должное, лицом она действительно напоминала Клаудиу: такие же приметно выступающие скулы, такие же чуть раскосые глаза, курносый нос.

Этим, однако, сходство и исчерпывалось. Но Зинаида Леонидовна не унывала: она неутомимо «подгоняла себя» под Шиффер. Туалеты выбирала как можно более открытые и узкие, волосы носила распущенными, пышно взбитыми и до жесткости залепленными дорогим лаком.

Естественно, чем больше она старалась, тем сильнее был комический эффект.

Петя, бывало, закроет ладонями лицо, покрытое юношескими прыщами, и стонет:

— О эти ноги! Зинаида Леонидовна, вам противопоказано носить мини-юбки!

— Почему? — обеспокоенно спрашивала она. — Думаешь, не по возрасту?

— Как вы можете! — пылко восклицал безжалостный тринадцатилетний шалопай. — Просто у меня пара в четверти выйдет по физике… Ни одной задачки решить не могу… Все время думаю о ваших коленках…

Зинаида смущалась:

— Ты уж и скажешь… Рано тебе еще о таком… Шалун!

Но сама млела от удовольствия, хотя, конечно, не Петька, а его отец был объектом ее мечтаний.

Владимир же… Он привык к комфорту, и живописная домработница (Зина, правда, предпочитала называть себя экономкой) составляла для него как бы часть продуманной до мелочей домашней роскоши. С возложенными на нее обязанностями русская Клаудиа действительно справлялась безупречно. А если излишне надоедала иногда, требуя внимания к своей персоне, — то это были, так сказать, издержки производства…

Владимир Павлович ни разу не повысил на нее голос, был всегда доброжелателен, зарплату отваливал завидную. А к праздникам преподносил Зине подарки — что, несомненно, было ошибкой, так как подогревало ее надежды.

Однако винить его не за что: Львов не догадывался о честолюбивых притязаниях экономки! Владимир привык, что все окружающие неизменно рады услужить ему, и он принимал любую заботу как должное.

Такой же обыденностью стали для него и неизменно восхищенные женские взгляды, сопровождавшие его повсюду…

Но сегодня Зинаида особенно раздражала его.

Казалось, она еще увеличилась в размерах: куда ни глянь, повсюду на нее наткнешься. А ему хотелось сосредоточиться совсем на другом. Вернее, на другой.

Девушка, которую сбил его золотистый «Сааб-9000», не выходила у него из головы.

Хотя милиция сразу же доподлинно установила, что виновницей столкновения была именно она — ее «хонда» выскочила на перекресток на красный свет, — Львов чувствовал себя настоящим злодеем. Может быть, оттого, что его личные потери сводились к вмятине на капоте автомобиля, которую тут же ликвидировали в автосервисе за щедрое вознаграждение. Так что сам он отделался легким испугом, тогда как она…

Первое, что он сделал после аварии, это написал в ГАИ заявление, что претензий к нарушительнице не имеет, и даже оплатил все возможные причитающиеся с нее штрафы и неустойки, добавив к ним существенные суммы гаишникам на карман.

Но к чему себя обманывать? Угрызения совести мучили его прежде всего по той причине, что пострадавшая была так невероятно красива…

Какая жестокая несправедливость, что именно самое совершенное существо получило столь страшные увечья!