Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и креслице у вас! Чудо! Кажется, год сидел на камнях… Подумать только: когда-то все это принадлежало дворянам!
Г. Б. рассмеялся:
– Но-но!.. Полегче, задира! Не отвыкать же мне в пятьдесят-то.
Взяв хороший тон, я так же бодро и быстро изложил ему идею «сектора». У Г. Б. еще плавала на лице первая улыбка, а я уже кончал, закруглялся, отбрасывая все лишнее. Начал я с Кости: «Косте и мне… нам пришло в голову…» – так была сделана первая фраза, и дальше я старался как можно чаще упоминать Костю. И боялся, что Г. Б. спросит, почему мы не пришли вместе.
Но Г. Б. не спросил. Прикрыв глаза, он слушал. Сидел в кресле и, подперев голову рукой, слушал. Перед ним на чистом листе бумаги отдыхала голубая авторучка.
– Значит, и Князеградский… – сказал он медленно, – талантливый мальчик. Это я вас обоих мальчиками называю. – Выждав паузу, он улыбнулся: – Ну что ж! Хорошо. Сделаем из вас сектор. А больше никого не хотите привлечь?
– Можно, конечно. Но пока…
– Ну ясно.
– Мы как раз хотели заняться результатами Честера и Шриттмайера.
– Ясно.
Он сидел, думал о чем-то и, казалось, нисколько не сомневался в наших силах, и его совсем не волновала судьба нашего с Костей огромного пересчета. Я же нервничал, боялся, что кто-то войдет. И встал.
– Ты что, Володя? Посиди еще.
Г. Б. поднял на меня глаза. Тут только я заметил, что он невесел. Крохотный кристаллик улыбки чуть теплился, чуть жил в его глазах. Г. Б. смотрел на меня и пальцами мерно и грустно шевелил голубую авторучку.
– Мне нужно… идти нужно.
– Так уж и нужно? Да зачем это? Посиди. – Он даже приподнялся, подошел ко мне. – Садись, садись. Я все-таки начальник, разрешаю. Я ведь редко вас вижу. Говорят, ты горячий очень. Задираешь всех. Расскажи хоть. Я ведь приглядываюсь: что-то ты все Костя да Костя, а сам как?
Я стоял и переминался с ноги на ногу.
– Говорят, ты на Эмму, как тигр молодой, напустился? А?
– Ну уж и как тигр. Куда мне!
– Смотри… Знаю я вас, длинноногих! – мягко рассмеялся он.
И еще что-то он говорил. А я, как лунатик, вновь выцедил из себя фразу, к которой обязал меня Костя: «Значит, можно? Можно ознакомиться с задачами, да? Спасибо. Спасибо», – и Г. Б. опять что-то говорил, а я просто обязан был выйти сейчас и выкурить сигарету. И ведь Костя там. Ждет.
– Ну а как вообще?.. Как тебе мир? Обмен посланиями? Буза не начнется очередная, а?
Я стоял перед ним, мялся и не мог открыть рта. Он глянул на мои торопящиеся дрожащие колени и махнул рукой.
– Ступай, – сказал он.
2
Костя нервно расхаживал по коридору.
– Победа! – сообщил я.
Я рассказал. А затем Костя, в свою очередь, рассказал о том, как он морочил Зорич голову и как она все время посматривала на часы и в конце концов прогнала его.
Мы радовались нашей ловкости и нашей победе, а в коридоре у бокового окна стояла женщина и беззвучно плакала. Женщина была пожилая и великолепно одетая. Темное платье, бросающее, как нам показалось, вызов всем ценам, кофта богатой белой шерсти, бусы, браслеты, золото… А лицо маленькое, несимпатичное, заплаканное.
– Послушайте, – бодро начал Костя. – Ну разве можно так плакать? Можно плакать громко. Плакать, вспылив, понервничав. Но вот так стоять и плакать…
– Можно плакать ночью, – добавил я.
– Вас выругал начальник? Из этой или из той лаборатории?
– Он сейчас будет у нас тепленький, – сказал я и начал подворачивать рукава рубахи.
Женщина заговорила с некоторой манерностью:
– Мне, мальчики, не нужна ваша помощь. Я здесь не работаю.
Мы приставали, и женщина повторила: ей не нужна наша помощь. Муж решил бросить ее, вот и все… Да, она страдает, она не скрывает этого… Дети уже взрослые, живут отдельно – она одна, совсем одна.
Костя спросил просто так:
– Из какой лаборатории ваш муж?
– Из шестнадцатой.
Мы переглянулись:
– Кто он?!
Она сказала. Наш Г. Б. был ее мужем.
Мы смолкли, а она продолжала: никто, как видите, ее не ругал, она пришла к мужу мириться. Может быть, и не стоило приходить, но люди, работающие здесь вместе с мужем, настояли.
– Наши общие знакомые, – добавила она весомо и значительно.
Я удивился. Я едва не рассмеялся:
– Да кто? Кто станет вас мирить? Георгий Борисыч только чихнет, и мы все под «рейны» попрячемся!
– Ну-ка перестаньте, Белов, – услышал я суховатый резкий голос.
За моей спиной, в двух шагах, стояла Валентина Антоновна Зорич собственной величественной персоной.
– Как это – перестаньте? – вспыхнул я.
– Да так. Перестаньте, – сказала она и поглядела на меня, и я должен был почувствовать ее силу и смолкнуть как срезанный.
Удивительно, но я почувствовал, и притих, и смолк.
Зорич решительно встала между мной и женщиной.
– Идемте, – сказала она жене Г. Б. и назвала ее по имени и отчеству.
И та пошла за ней, бросив на меня подозрительный и не без испуга взгляд.
3
Они уже облепили ее со всех сторон: Зорич, Эмма, Худякова да и мужчины тоже. Они усадили ее на стул, обступили и уговаривали.
– Ах, старый потаскун! – говорила Зорич. – Ах, старый козел! Опять двадцать пять!
Эмма успокаивала:
– Не расстраивайтесь! Милая, хорошая, не надо расстраиваться.
Шумно было. Они говорили, что сейчас позовут сюда Г. Б., что почти вся жизнь Г. Б. и Софьи Васильевны прошла на глазах этой лаборатории и что, представ перед всеми, он должен будет разом ощутить свою вину. Они говорили, а жена Г. Б. тихо и манерно произносила:
– Я… я пойду. Георгий не любит, когда я прихожу сюда. Может быть, лучше, если я пойду?..
Ей тут же возражали:
– Ну что вы! Что вы!
– Сменять Софью Васильевну на эту вульгарную, полуразвратную женщину! – сокрушалась Зорич.
– Развратную – это слишком, – вставил было Петр. – Я все-таки ее хорошо знаю. Я ее неплохо знаю.
– Это совсем не блестящая рекомендация, Петр Якклич, если вы… вы ее хорошо знаете!
– Петр Якклич просто рыцарствует. Это несерьезно!..
Они говорили, спорили, и понемногу мы с Костей узнавали, что все это тянется уже третий день. Что три дня назад Зорич, Эмма и угрюмый майор уже приходили по просьбе Софьи Васильевны к ним домой, однако Г. Б. уже не жил дома. И что решили выждать еще три дня: вдруг образумится, вернется…
Но сначала Зорич понадобилась формальная опора. Она знала, что этот пыл и шум слишком непрочны, мгновенны. Она подошла к тихому Хаскелу, который больше молчал и отсиживался в стороне. И четко выговорила, что нужно всем подписать составленное уже заявление, в котором лаборатория выражает свой гнев аморальным поведением Г. Б. После этого можно пригласить его сюда. Г. Б. будет сломлен – Зорич выразила мысль очень ясно. Именно Хаскел должен был сейчас первым заявление подписать.
– Я?.. Я? – переспросил он с особенной интонацией часто обижаемого человека.
– Да. Например, вы… Разве вы не хотите? Или у вас другое мнение?
– Нет, нет! Что вы! Но у меня… у меня так много работы. Я… – Он быстро-быстро стал листать бумаги, будто можно было показать что-то такое, что будет признано срочным.
– Как хотите! – отчеканила Зорич, поправила шаль на плечах, и кисти шали всколыхнулись. – Только мне кажется, что это ваш долг. Долг перед всеми нами. Ведь мы все решили. Конечно, если у вас свое мнение…
Хаскел вжал голову в плечи. От каждой фразы он все больше съеживался. Потом распрямился, морщины на его лице разгладились, и в выражении проступила вековая скорбь. Он был готов.
Зорич поддержали: конечно, нужно держаться всем вместе! Г. Б. шутить не любит.
Лысый майор негромко сказал, что он бы не вмешивался в чужие дела. Он даже брался объяснить, почему такие дела чужие. Но его корректный ровный голос тонул в шуме общего мнения. А Зорич старалась вовсе не слышать этого голоса… Большие карие глаза Хаскела глядели в пространство. Там, за окном, качались на ветру ветки кленов и какая-то птаха прыгала по веткам и все усаживалась поудобнее. И от веток было рукой подать до синего пространства.
– Я… подпишу, – сказал Хаскел, не отрывая глаз от окна.
Зорич напрягла мускулы увядшего лица. Теперь вопрос сосредоточился на старике Неслезкине.
– Михал Михалыч… Мы же всегда были вместе. Зачем нам ссориться? – говорила Зорич.
– Конечно, конечно!.. Михал Михалыч, мы не ожидали.
Удивительно было: все они говорили и делали точно так, как говорила и делала Зорич. Разумеется, еще три дня назад, когда ходили к Софье Васильевне, у них было все решено и обострено против Г. Б., но впечатление складывалось такое, будто вот сейчас, сию минуту, Зорич загипнотизировала их, и никого их не было видно – только волевое ее лицо, наступательное и уверенное в своей правоте.
– Нет… Я не могу… Георгий сам знает, – отчаянно затряс головой старик. Он, Неслезкин, не может обвинять Георгия! Как они не понимают этого! Георгий для него… И они так тесно его обступили… Они же знают, что он, Неслезкин, не переносит шума. Неслезкин мотал головой: – Нет… нет. Оставьте меня в покое, товарищи… Я уйду… Уйду к себе.
- Пойте им тихо (сборник) - Владимир Маканин - Русская современная проза
- Лаз (сборник) - Владимир Маканин - Русская современная проза
- Не люби женатого - Александр Гавриленко - Русская современная проза
- На берегу неба - Оксана Коста - Русская современная проза
- Шахматы - Андрей Дорофеев - Русская современная проза
- Крепче веселитесь! (сборник) - Дина Рубина - Русская современная проза
- Маленькие сердца, что стучат рядом. Рассказы - Cергей Семенов - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме - Павел Парфин - Русская современная проза
- Жопландия. Вид Сбоку (сборник) - М. Щепоткин - Русская современная проза