Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину - Олесь Бузина

А второй случай «вознесения» произошел через год. Гетман Скоропадский подбирал кандидатуру для должности премьер-министра. Никто из идейных украинцев не хотел идти к нему на службу — бывший царский генерал раздражал их. Тогда гетман вспомнил о Михновском и приказал привезти его в Киев из родного села, где тот якобы лечился от ревматизма. Но после непродолжительной беседы с отцом украинской самостийности Скоропадский пришел к выводу, что на должность главы правительства тот не тянет, и предложил ему стать просто советником. Михновский же видел себя в истории, как минимум, премьер-министром и начинать государственную службу Украине с более низких постов наотрез отказался. Мол, как можно иначе: я самостийную Украину придумал, а другие ею командовать будут?

Предложение гетмана пионер самостийности гордо отверг и после этого всю гражданскую войну прятался от всех, сбежав на самую границу своей воображаемой державы — на Кубань, откуда в хорошую погоду отчетливо видны те самые Кавказские горы, которыми должна была кончаться Украина Михновского.

Жилянская, 76. Во дворе дома, где повесился Михновский, теперь детская площадка Ничто не напоминает о трагедии 1924 года

Рослый, широкоплечий, с пушистыми усами, бодро торчащими в стороны, как у породистого кота, Михновский казался просто созданным для героических подвигов уровня Петра Великого. Но в реальности его преследовали одни неудачи. Даже личная жизнь не сложилась. Женщины боялись хама и не спешили связывать с ним свою судьбу. Ни одна не решилась выйти за него. Он так и остался «самостийником» во всем — одиноким и по большому счету никому, кроме себя, не нужным.

Правда, устроившись после окончания Киевского университета Святого Владимира помощником присяжного поверенного Фурмана, Михновский начал свою юридическую карьеру с того, что соблазнил его супругу. По словам той же Анны Берло, амбициозный юрист завів роман із жінкою свого патрона, підмовив її покинути чоловіка і повіз її до своїх батьків на село». Вероятно, хотел похвастаться своим успехом перед папашей-попом. Номер не удался. Старосветский батюшка не оценил вольнодумство сына, наплевавшего на Божью заповедь № 10, которая запрещала возжелать жену ближнего свого. Да и госпоже Фурман и село, и любовник с замашками просвещенного дикаря скоро надоели. Дамочка вернулась к обманутому супругу, а Михновский, потеряв работу и репутацию, сбежал от позора в Харьков, где его еще не знали.

Там, тоскуя без женского общества, адвокат-беспредельщик с горя подался «в террор». Ему взбрело в голову подорвать памятник Пушкину как символу имперского деспотизма. Подговорил знакомых юнкеров Чугуевского пехотного училища — самого раздолбайского во всей Российской империи! Недоучки взялись за дело, но заложили слишком слабый заряд. Бронзовый Александр Сергеевич устоял назло горе-подрывникам. Слегка повредить удалось только постамент. Да еще пару стекол вылетело в соседних домах.

И так вся жизнь! За что ни возьмется, все валится, горит, разлезается по швам и оборачивается не подвигом, а скандалом. Как будто Бога прогневил впавший в гордыню сын поповский.

Даже повесился Михновский только со второго раза. К пятидесяти годам жизнь ему окончательно осточертела. Уехать с Кубани в эмиграцию не удалось — на белогвардейском пароходе сепаратисту не нашлось места. Да и не ждали его в Европе. Там своих дураков не знали, куда девать. Вроде, и Первую мировую войну устроили, чтобы сократить их поголовье, ухлопали почти десять миллионов человек, а идиоты снова собирались в толпы на улицах Берлина и Рима и ходили колоннами под развевающимися знаменами, выпрашивая у Сатаны нового поводыря.

А дома совершенно другие, глубоко чуждые Михновскому, но, как и он, не чуждые идиотизма люди строили после гражданской войны тоже глубоко враждебную ему Украину — советскую. Несостоявшийся «батько нации» впал в глубочайшую депрессию, с которой и прежде водил дружбу.

Весной 1924 года он вернулся в Киев и остановился у своих друзей Шеметов. А 22 апреля в Чистый Четверг, то есть за три дня до Пасхи предпринял первую попытку повеситься в саду хозяев дома. Веревка оборвалась! Висельник-неудачник только ошарашил хозяйку, зайдя утром на кухню с петлей в руке и детски наивными словами игрока в русскую рулетку: «Виходить, я ще довго буду жити».

«Довго» затянулось почти на две недели — утром 4 мая после очередной депрессии приятели обнаружили его висящим на яблоне. О том, как потом есть с этого дерева плоды, эгоист-самостийник не подумал.

И последнее. Михновский оставил что-то вроде политического завета — так называемые «Десять заповедей». Десятый пункт их гласил: «Не бери собі дружини з чужинців, бо твої діти будуть тобі ворогами», а четвертый: «Усюди й завсігди уживай української мови». Сам их автор не следовал своим принципам. Супруга присяжного поверенного Алексея Дмитриевича Фурмана, на которой Михновский хотел жениться в бытность юным адвокатом и теоретиком, не имела чести быть украинкой, а на службе в военной прокуратуре ему приходилось не только говорить, но и (страшно подумать!) даже писать на «ворожій мові». И все-таки было бы интересно узнать, на каком языке он разговаривал с бесами, толкнувшими его в петлю?

Страна, выдуманная из Дикого поля

Украина «от гор Карпатских аж по Кавказские» в 1900 году существовала только в воспаленном воображении Николая Михновского. В реальности никто ни тогда, ни ранее, ни даже через двадцать лет не мог с точностью ответить, что такое Украина и каковы ее «естественные» границы.

Этот щекотливый вопрос — один из самых болезненных для украинских националистов. Они изо всех сил пытались доказать, что Украина — древняя страна, порабощенная иноземными завоевателями, и что она значительно древнее России. Но факты никак не удавалось подогнать под эту жесткую схему.

Уже после окончания гражданской войны в 1921 г. в Вене вышла тоненькая 30-страничная брошюрка бывшего генерального судьи УНР (титул-то пышный какой!) Сергея Шелухина «Назва України». В ней этот «украинец» с неукраинской фамилией доказывал, что «Назва території Україною не менш стародавня, як назва Руссю. Слово Україна місцевого простонародного походження і в своїй появі звязане з територією. Слово Русь невідомого походження»…

Брошюра Сергея Шелухина «Назва України»

Как и Михновский, Шелухин был по образованию юристом. Он окончил тот же юридический факультет императорского университета Св. Владимира в Киеве. Особенность лиц его профессии состоит в том, что во время судебного процесса они должны доказать, что угодно, не останавливаясь ни перед какими подтасовками.

Русский дворянин, бывший судебный следователь, прокурор и член Одесского окружного суда при царе батюшке Сергей Павлович Шелухин сделал до революции куда более успешную карьеру, чем полупомешанный Михновский. Памятников не взрывал — в основном перекладывал бумажки. Но достигнутое его не удовлетворяло. В 1917 году этот протерший штаны 53-летний крючкотворец, посадивший немало врагов царя и отечества на нары, подался в революцию — объявил себя «врагом» старого режима, которому чуть ли не с пеленок служил верой и правдой.

Сергей Шелухин

Любая революция рождает таких перевертышей сотнями. Однако Шелухин был оборотнем особого рода. Так как из Одессы до Киева куда ближе, чем до Петрограда, где все теплые места во Временном правительстве были уже заняты (министром юстиции там назначил себя САМ Керенский!), Шелухин выбрал украинский вариант революции. И не прогадал — у Центральной Рады ему удалось выпросить должность министра судебных дел. Был он и тем самым «генеральным судьей» в годы когда суд и расправу чинил всякий, кому в голову взбредет, и членом Государственного Сената при гетмане Скоропадском, и исполняющим обязанности министра юстиции при Петлюре. В общем, занимал множество декоративных, но приятных должностей, главная функция которых состояла в доказывании, что наблюдаемое обывателем беззаконие, в котором кто-то увел лошадей или расстрелял их хозяина, и есть вековечная мечта украинского народа о независимости.

Продолжил свое полезное дело Шелухин и в эмиграции. Так у него и получилось, что Украина — ровесница Руси, а «московська народність утворилася з мішанини Славян з переважаючою кількістю фінських і ураломонгольських племен… В українській народності сих домішок немає».

Конечно, переродившемуся в украинца москалю Шелухину было лучше знать, от каких финских и урало-монгольских племен он произошел, но, по логике, выходит, что став украинцем, хитрый юрист тут же внес в эту девственно «чистую» расу свою финско-урало-монгольскую примесь.

Это только доказывает, чего стоят рассуждения, подобные шелухинским, которые призваны обосновать принципиальные («генетические») различия между украинцами и русскими. Если же говорить о примеси к славянской крови монгольской, то среди современных украинцев в массе она явно выше, чем у русских, из-за метисации со степными монголоидными племенами, населявшими большую часть нынешней Украины во времена Киевской Руси. Берендеи, торки, черные клобуки и половцы растворились, в первую очередь, среди пограничного — «украинного» славянского населения. Казачество, начиная с названия, имело степные корни, а терминология — все эти «атаманы», «коши» и «бунчуки» — явно татарского, тюркоязычного происхождения.