Последыш - Александр Холин

Звонок в дверь вывел его из задумчивости. Сашенька впорхнула в прихожую и стены, казалось, засветились изнутри, а по квартире пронёсся октябрьский тёплый ветер, рассеивая и переворачивая запахи сухой травы, бледного взлохмаченного солнца и лёгкой грусти. Хозяин с порога решил озадачить гостью:

– Добро пожаловать! И пусть те дамы,Чьи ножки не страдают от мозолей,Попляшут с нами!..[7]

– Ах, значит, у нас хорошее настроение и за мной будет ухаживать самый завидный кавалер Вероны? – спросила Саша, целуя Иннокентия Васильевича в щеку. – Ведь вы же Шекспира цитируете, или я ошибаюсь?

За годы общения она безошибочно научилась угадывать состояния души своего друга по самым неожиданным приметам, хотя обычно он был довольно сдержан со всеми без исключения.

Например, когда хозяин квартиры встречал её декламацией Шекспира, это означало, что ожидается литературный диспут, и она узнает много интересных и даже криптографических фактов о шекспировской эпохе, о поклонении рыцарей дамам сердца, о войне добра и зла среди пустынных кладбищенских эпох, и о многих других удивительных и таинственных случаях средневековья.

Иннокентий Васильевич был одним из немногих чудаков, кто ещё хранил книги и к электронным вариантам выражал чувственное презрение. Он-то и снабжал свою маленькую подружку настоящими раритетными книгами, как во времена уже уходящего в былое библиотечного периода. Вся его квартира была своеобразным музеем-библиотекой: для книг имелась отдельные полки, но они размещались где только можно.

Особое место занимал в квартире письменный стол, выбравший себе уютный уголок в центре светлого эркера. Здесь, окружённый окнами, он грел свои лаковые бока из карельской берёзы под заглядывающим в библиотеку солнцем.

Возле этого массивного, можно сказать, монолитного сооружения примостилось глубокое кожаное кресло, строгий стул с высокой спинкой и сплетённое из лозы кресло-качалка. Собственно, кресло из лозы большую часть своей жизни проводило на балконе, и только с наступлением холодов перекочёвывало в кабинет.

Центр комнаты, а также и стены занимали многоярусные полки, забитые книгами.

Даже не просто книгами, а старинными фолиантами, многие из которых были написаны какими-то удивительными иероглифами, под стать колдовским шифрограммам и символам.

Впрочем, книжные стеллажи у хозяина ничем не отличались от обычных библиотечных. Разве что ни в одной библиотеке не найдёшь полок, собранных из крепкого морёного дуба. В публичных библиотеках книги хранятся в лучшем случае на стеллажах, сколоченных из ДСП, а то и вовсе из металла. К тому же в государстве осталось очень мало библиотек в прямом смысле, потому что любой человек мог пользоваться библиотечной информацией прямо из дома, по видеокому.

С момента изобретения компьютера, книги стали понемногу исчезать из обихода землян. А с возникновением книжных файлов, когда десятки книг можно было прочитать за какой-нибудь час, они и вовсе стали не нужны. Содержание заносилось в файл, и когда кто-нибудь хотел «прочитать» книгу, то надевал на голову обруч, соединённый с домашним компьютером, нажимал клавишу Enterbook и по электронному коду содержание нужной книги из центрального архива планеты за несколько минут надиктовывалось прямо в мозг.

Многим новшество казалось верхом совершенства, чудом современной техники и науки, но у каждого чуда есть своя оборотная сторона. Талант писателя, художника, музыканта стал вымирать в человеке, уступая место талантам механика-изобретателя – цивилизация всё более скатывалась на технический путь развития, который, в конечном счёте, являлся тупиком благополучия. Недаром, многие из деградантов пользовались модной летучей фразой, дескать, ты сначала накорми, напои меня, а уж потом можешь плясать, читать стихи и петь передо мной. Вполне возможно, что твои стихи, песни и музыка понравятся, если утроба зрителя окажется сыта и благодушна.

Иннокентий Васильевич был одним из немногих, кто обратил на это внимание и пытался воспрепятствовать засилью технократии. Но в учёном совете его вяло выслушали и отложили решение проблемы в долгий ящик. Тем более, что учёные Государства Российского давно потеряли престиж перед каннибально-архантропной Америкой. Более того, лучшие умы России трудились над узакониванием сокращения населения, ибо на планете имеют право существовать только американские архантропы. Остальные, не попавшие в Золотой миллиард, обязаны согласиться на эвтаназию, либо отрабатывать разрешение на жизнь трудом на Сионистские Штаты Америки. В сущности, технократия уже стала необратимой, а человечество, опираясь на вездесущую помощь электроники, как на инвалидный костыль, все более деградировало и рабочих мест не хватало.

Так что наш герой проиграл сражение вследствие древнего непреложного закона: один в поле не воин. Всё шло своим чередом, всё было правильно в этом правильном евклидовом мире, даже принятие пищи получило особый порядок, который нарушать нельзя было ни в коем случае. В конце двадцатого века архантропы из США выдумали Генно-модифицированный организм для создания дешёвой пищи и добились распространения ГМО по всей планете. Население планеты вяло сопротивлялось, но, в конце концов, согласилось на искусственное изготовление продуктов питания, несмотря на то, что ГМО методически убивало в человеке живые клетки. Мыслители понимали, что искусственное питание несёт необратимую смерть всему человечеству, но уже не могли или не хотели останавливать глобальную катастрофу.

– Что нового узнаю я сегодня о вашем любимом Шекспире? – поинтересовалась Шурочка, отправляясь на кухню приготовить кофе.

– Всё, – Иннокентий Васильевич как обычно последовал за ней. – Сегодня Шекспир уехал из Лондона в свойродной Страдфорд-на-Эйвоне и через четыре года скоропостижно скончается.

– Вот как? – удивилась Саша.

– Да, детка, – кивнул её друг. – Но у нас время сколлапсировано, поэтому по нашему летоисчислению уход писателя из жизни произойдёт гораздо быстрее. Гораздо.

– Откуда вы это взяли? – пожала плечами девочка. – Земля так же, как и миллионы лет назад, вращается вокруг нашего старенького солнца, так же происходит смена времён года. Даже конец времён, предсказанный индейцами майя, не произошёл. Всё осталось таким же.

– Всё да не всё, – хозяин квартиры задумчиво пожевал губами. Эта старческая привычка появилась у него совсем недавно, и он никак от неё не мог избавиться. – Ты, вероятно, слышала об искривлении и сжатии пространства?

– Конечно, – кивнула Шура.

– Со временем происходит то же самое, – продолжил Иннокентий Васильевич. – Практически это всего лишь особый вид материи или Четвёртое измерение. У времени есть длина, ширина, высота, глубина и удивительный встречный поток. Человек практически никогда не занимался изучением времени, хотя очень многим его попросту не хватает. Давным-давно я увлёкся проблемой времени и, когда понял простую зависимость всякой материи от явления коллапса, то смог построить машину времени. Впрочем, даже строить её не надо было. Пришлось просто собрать разные части разных изобретений средневекового прошлого и соединить…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});