Поворот Колеса - Тэд Уильямс

Джошуа смотрел на группу закутанных детей, игравших с цветастой тряпкой в «кто-кого-перетянет». Они визжали от смеха и отшвыривали ногами снежные комья. Какая-то мать сердито кричала своему ребенку, чтобы он уходил с ветреного места.

— Но это не настоящий их дом, — сказал он тихо. — Мы не можем остаться здесь навсегда.

— Кто тебя просит оставаться навсегда? — возмутилась Воршева. — Только до весны. До тех пор, пока не родится наш ребенок.

Джошуа покачал головой.

— Но нам может никогда ухе не представиться такого случая. — Он отвернулся от стены, и лицо его было мрачным. — Кроме того, это мой долг Деорноту. Он отдал свою жизнь не для того, чтобы мы тихо исчезли, а для того, чтобы исправить хоть часть того зла, которое натворил мой брат.

— Долг Деорноту! — голос Воршевы был сердитым, но в глазах стояла грусть. — Надо же такое сказать! Только мужчине может прийти в голову подобная вещь!

Джошуа притянул ее к себе:

— Я вправду люблю тебя, леди. Я только стараюсь делать то, что должен.

Она отвернулась.

— Я знаю. Но…

— Но ты не думаешь, что я решил правильно, — он кивнул, поглаживая се волосы. — Я выслушиваю всех, Воршева, но последнее слово должно оставаться за мной. — Он вздохнул и некоторое время просто обнимал ее, не говоря ни слова. — Милостивый Эйдон, я никому бы не пожелал этого! — сказал он наконец. — Воршева, обещай мне одну вещь.

— Какую? — ее голос, был заглушен складками его плаща.

— Я изменил свое мнение. Если со мной что-нибудь случится, сохрани нашего ребенка от всего этого. Увези его. Не давай никому посадить его на трон или использовать в качестве объединяющего символа для какой-нибудь армии.

— Его?

— Или ее. Не дай нашему ребенку, подобно мне, быть втянутым в эту игру.

Воршева свирепо тряхнула головой.

— Никто не отнимет у меня моего маленького, даже твои друзья.

— Хорошо. — Сквозь сетку ее развевающихся волос он смотрел на западное небо, которое заходящее солнце окрасило в красный свет. — Тогда, что бы ни случилось, это будет легче перенести.

Через пять дней после битвы были погребены последние из защитников Сесуадры — мужчины и женщины из Эркинланда, Риммергарда и Эрнистира, Тритингов, Йиканука и Наббана, беженцы со всего Светлого Арда легли в неглубокие могилы на вершине Скалы прощания. Принц Джошуа тактично и серьезно говорил об их подвиге и самопожертвовании, а ветер, носившийся по Сесуадре, играл его плащом. Отец Стренгьярд, Фреозель и Бинабик по очереди поднимались с мест, чтобы сказать что-то свое. Обитатели Нового Гадринсетта стояли молча, с суровыми липами, и внимательно слушали.

Некоторые могилы остались безымянными, во у большинства можно было увидеть грубо выпиленную доску с именем погибшего. Как следует потрудившись, чтобы расколоть промерзшую землю, эркингарды похоронили своих мертвых в обшей могиле у озера. На могиле стояла каменная глыба с надписью: «Солдаты Эркинланда, убитые в сражении в долине Стефлода. Эм вульстен Дуос». По воле Бога.

Только убитые наемники никем не были оплаканы или отмечены. Их оставшиеся в живых товарищи вырыли огромную яму в степи под Сесуадрой, наполовину уверенные, что и сами они будут лежать там, потому что Джошуа, конечно, прикажет убить их. Однако, когда работа была закончена, эскорт вооруженных мужчин препроводил их на открытую равнину и там отпустил. Для тритинга нет ничего страшнее, чем потеря лошади, но уцелевшие наемники быстро решили, что лучше уж идти пешком, чем умирать.

Так что все мертвые, наконец, были похоронены, и долгий вороний пир закончился.

Пока торжественная музыка соревновалась с жестоким ветром за право быть услышанной, многие думали о страшной цене, которую заплатили защитники Сесуадры за свою великую победу. Тот факт, что они сокрушили лишь малую часть выставленных против них сил и при этом потеряли почти половину своих соратников, делал продуваемый всеми ветрами гребень горы еще более холодным и неприютным местом.

Кто-то схватил сзади руку Саймона. Он быстро повернулся, пытаясь одновременно вырвать руку и ударить.

— Тихо, парень, тихо, не спеши так. — Таузер съежился, подняв над головой руки.

— Прости, Таузер. — Саймон поправил плащ. Костер горел всего в полусотне шагов от него, и юноше не терпелось подойти к нему. — Я не знал, кто это.

— Никакой обиды, паренек. — Таузер слегка покачивался. — Дело в том… Ну, я просто хотел узнать, нельзя ли мне пройти с тобой немного. На празднование. Я не так крепко стою на ногах, как прежде, вот что.

Не удивительно, подумал Саймон. От Таузера разило вином. Потом он вспомнил, что говорил Сангфугол, и подавил желание немедленно уйти.

— Конечно. — Он бережно протянул руку, чтобы старик мог опереться на нее.

— Любезно, парень, еще как любезно. Саймон, кажется? — старик поднял глаза. Его лицо казалось запутанной сетью глубоких морщин.

— Правильно, — Саймон улыбнулся в темноте. В разнос время он называл шуту свое имя около дюжины раз.

— Ты далеко пойдешь, далеко, — сказал старик. Они медленно двигались к мерцающему вдалеке костру. — А я всех их знал, вот оно как.

Когда они наконец дошли, Таузер недолго оставался в, его обществе. Старый шут быстро разыскал группу пьяных троллей и отправился поближе познакомить их с великолепием Бычьего Рога — а самого себя с великолепием канканга, как сильно подозревал Саймон. Некоторое время юноша в одиночестве бродил между группами празднующих.

Это была самая настоящая праздничная ночь — может быть первая праздничная ночь на Сесуадре. Лагерь Фенгбальда оказался наполненным запасами, словно покойный герцог ограбил весь Эркинланд, чтобы обеспечить себя в Тритингах такой же роскошью, какая окружала его в Хейхолте. Джошуа мудро позаботился о том, чтобы большая часть пиши и других полезных вещей была припрятана на будущее — даже если они и покинут Скалу, это произойдет не завтра — но для праздника была выделена щедрая порция, так что на вершине горя сегодня у всех было отличное настроение. Фреозель, в частности, получил немалое удовольствие, вскрывая припасенные герцогом бочонки с элем и лично опустошив первую кружку стенширского темного с таким удовлетворением, как будто это была кровь Фенгбальда, а не просто его пиво.

Дрова, также собранные в немалом количестве, величественной грудой покоились в центре Сада Огня. Костер ярко пылал, и большинство жителей Нового Гадринестта собирались на широкой каменной площадке вокруг него. Сангфугол и несколько других музыкантов бродили повсюду, наигрывая свои мелодии для кучек почитателей их таланта. Некоторые слушатели впадали в настоящий экстаз. Саймон посмеялся над одним особенно подвыпившим трио, пожелавшим немедленно присоединиться к арфисту, исполнявшему «У берегов Гринвуда». Сангфугол вздрогнул, но тут же встряхнулся и весело продолжал играть. Перед тем как удалиться, Саймон про себя поздравил друга с выдержкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});