Иной мир. Начало - Никита Эдуардович Шарипов

невозможно. И да, в оружии теперь нет нужды, так что можешь оставить его себе… – бросив кинжал на пол, Михаил пошёл к выходу и на ходу пропел:

– Я бы так хотел любить, я бы так хотел страдать, все муки пережить. Мечтать, молить, рыдать…

Аргентинец выскочил на улицу практически следом за дьяволом и увидел, что тот спокойно идёт к дому, в подвал которого его недавно определил Гвидо. Если бы у него были патроны… Нет, не стоит даже думать об этом, этого человека просто невозможно убить. В него стреляли, но попасть так и не смогли. Бежать без оглядки – единственный способ остаться в живых…

* * *

Амзель открыл глаза и понял, что находится в темноте. Где он и что случилось? Затхлый запах смешан с вонью испражнений, приятная прохлада и слабый свет, пробивающийся сквозь редкие щели в потолке. Бёрнс находится в подвале, но не помнит, как туда попал. Память услужливо рассказала о недавних событиях и ему стало страшно. Гвидо мёртв, их нашли, смерть пришла в облике голубоглазого паренька, который назвал русское имя и фамилию. Надежда, пусть и призрачная, всё таки есть, Матиас и его люди вооружены и хорошо умеют охотиться на людей. Нужно как-то сообщить им правду о мальчишке…

– Как-то утром, на рассвете, заглянул к фашисту в сад…

Русская песня! Амзель не смог удержаться и описался. Люк открыт, человек спускается в подвал. Спичка зажглась, а затем зажглись свечи, три штуки, одна за другой, и стало хорошо видимым лицо убийцы, молодого парня вряд ли старше двадцати лет от роду.

– Доброе утро, Бёрнс! – Росс не показал виду, что ему неприятен запах, стоящий в подвале. Кивнув на лестницу, предложил: – Два варианта, говорим либо здесь, либо в твоём доме, какой выбираешь?

– Дом… – с трудом вымолвил Амзель.

– Здравомыслящее решение, там как минимум запахи намного приятнее. К сожалению, будет так не очень долго, ведь жара стоит нешуточная. Пошли, чайник уже наверняка вскипел…

Стол накрыт на две персоны. Мальчишка выглядит словно официант в престижном ресторане Германии, где-то раздобыл смокинг. Амзель смутно припоминает, что когда-то видел в таком Гюнтера. Унтерштурмфюрер, скорее всего, уже мёртв.

– Мертвы все, кроме тебя, Бёрнс. – Росс, увидев реакцию немца, улыбнулся, мысли были угаданы правильно, люди как обычно предсказуемы. Закончив сервировку стола, он снял пиджак, бросил его на пол и сел напротив Амзеля. Кивнув на кружку с чаем, сказал: – Пей, заварил как ты любишь, фруктовый. Ежевика, малина, брусника и немного чайной розы. Рихард ведь не соврал насчет твоих вкусов?

Амзеля пробрало. Русский знает Рихарда Майсснера. Или правильно будет сказать в прошедшем времени? Прошлое не забывается, оно неизбежно всплывает. Начало войны, красивый парень, новые ощущения…

Надо что-то ответить, поэтому Бёрнс тихо сказал:

– Всё верно, именно такой чай мне нравился больше всего…

– Этот чай я привёз из Колумбии. Подарок от Рихарда для его возлюбленного. Кстати, он мёртв, если ты не знал. – Росс сделал глоток чаю и, хмыкнув, пробормотал: – Весьма неплохо, мне нравится эта смесь, но, думаю, постоянно такое пить не будешь, слишком приторно. Бёрнс, почему ты не пьёшь? Ты расстроен смертью любовника? Как мне известно, это была твоя единственная связь с мужчиной, с сорок первого по сорок третий, больше актов мужеложства за тобой не наблюдалось. Рассказать, как умер твой любовник? Расскажу, ты обязан это знать. Муравьи съели его заживо, жуткая смерть. Что с тобой, Амзель? Ты какой-то бледный, тебе нехорошо?

Росс одним глотком допил чай, отбросил кружку, затем встал и отшвырнул в ту же сторону стол. Ударом ноги отправив немца на пол вместе со стулом, прыжком оказался у того сидящим на груди. Продемонстрировав Амзелю заточененую на половину окружности монетку, спросил:

– Узнаёшь? Это пятьдесят пфеннигов, кое-кто любил эту острую монетку и при её помощи снимал кожу с пленных. Множество раз он делал это на твоих глазах и ты даже принимал участие в экзекуции. Рихард умирал в страшных муках и ты, Бёрнс Амзель, скоро познаешь его страдания. Обещаю снимать кожу с твоего тела максимально аккуратно. А ты, в свою очередь, пообещай, что будешь честен со мной и ответишь на все мои вопросы…

Глава 5

Здание железнодорожного вокзала Воронежа встретило Егорова шумом рынка. На импровизированных лотках местные жители разложили свой нехитрый товар и лениво переругивались с соседями в ожидании поезда на Москву. Милицейский патруль с немым укором осматривал участников барахолки, но разгонять торгашей не спешил. Многие понимали, что для большинства из них это единственный способ заработка. Подобную картину Егоров встречал повсеместно. Как бы громко не звучали ободряющие речи из рупора радио о достижениях советской власти, простой народ продолжал хотеть есть, а позаботиться о тысячах ветеранов у государства пока не хватало сил.

– Дядя, дай копеечку…

Обернувшись, Егоров встретился взглядом с лопоухим парнишкой лет тринадцати. Не смотря на летний зной, паренек был плотно укутан в драную куртку на пару размеров больше и щеголял в новеньких сапогах.

– Дядь, кушать хочется… дай копеечку… – стараясь выдавить слезу, продолжал канючить пацан. Словно подыгрывая, а может так оно и было, рядом сидящая бабка запричитала с характерным для местных селений яканьем:

– Ох сиротки! Ох дитятки! Жизни хорошей не видели! Ой, не в то время вы на свет появились…

Взглянув на наручные часы, Егоров прикинул время. Если поезд не опоздает, у него целых сорок минут в запасе. Рефлекторно проверив замки на своем чемодане, поставил его на землю и сел сверху.

– Ты чей будешь, шкет? – стараясь выглядеть дружелюбно, спросил Юра. В эту игру он играл уже не раз и примерно представлял, что будет дальше.

– Сирота… мамку немцы убили, папка на фронте погиб… – как по писаному заголосил парень. – Тетка была, да зимой от жара померла. Она в речном хозяйстве работала, в полынью провалилась. Так в две недели и сгорела. Дай денежку!

Будь на месте Егорова обычный ротозей, он бы уже давно лишился кошелька и багажа. В последний момент перехватив руку “щипача” у своего кармана, Юра с некоторым удивлением разглядывал напарника попрошайки. Девчонка! Чуть старше тут же скрывшегося в толпе паренька, такая же чумазая и плохо одетая.

– Пусти, больно! – зашипела девка, впившись грязными ногтями в руку Егорова, – Люди! Караул! Насильничают!

Толпа вокруг неодобрительно зашумела. Несколько грузных мужиков с угрюмым ворчанием придвинулись было на защиту ребенка, но их пыл тут же остудила трель милицейского свистка.

– Дорогу, граждане! Что происходит? Что случилось? – сквозь толпу пробился милицейский патруль состоящий из молодого лейтенанта и двух красноармейцев, вооруженных винтовками.

– Вот этот… – ткнула кривым пальцем в Егорова бабка-торгашка. – Дитя схватил и не отпускаят!

– Схватил, говорите?

– Схватил, схватил! А еще военный! – зачастила бабка под одобрительный гул окружающих. – Дети! Сироты! Нет им защитников!

– Гражданин, пройдемте! – строго посмотрев поверх