Фина - Степан Васильевич Бердинских

чтению дедушкиной газеты. «Так тихо», – подумала я.

– Почему дома так тихо, дедушка?

Дед снова тяжело вздохнул, опять встряхнул газетой и перевернул страницу. На развороте был анекдот, очередная бесполезная новость и народный рецепт по лечению головной боли. Прочитав анекдот, я сдержанно посмеялась, подняв на секунду плечи, потерла губы и перешла к новости.

– Бабушке твоей снова не здоровится, – вдруг ответил дедушка.

Я покосила глаза на дедушку и уловила его неподвижный взгляд. Если бы он читал газету, то глаза бы его двигались. Он же просто уставился в одну точка и медленно, тяжело моргал.

– Ты голодна? – поинтересовался дед.

– Поела у подруги.

– Снова долго у нее сидела?

– Помогала ей с покраской стен, – соврала я.

Нахмурив брови, я подумала: «почему я опять вру?». Мне стало не по себе, и я сменила тему:

– Пойду проверю, все ли готово к учебе.

Дедушка кивнул. Перевернул страницу и поднял взгляд в левый верхний угол газеты.

Налив стакан молока, я отправилась в свою комнату. На понедельник нам поставили биологию, химию, немецкий язык и половое воспитание. «Опять будут про дурацкие роды рассказывать», – сказала я про себя и захлопнула дневник. Отбросила его на кровать, уставилась на пенал и вернулась за дневником обратно. Проверила, все ли готово на завтра, снова закрыла дневник, подточила карандаши, положила в пенал новый ластик и убрала все в рюкзак. Сделав глоток молока, я открыла учебник по биологии, нашла тридцать пятый параграф и перечитала первую его часть. Вновь не разобравшись с работой сердца, где миокард сокращается, желудочек толкает, а аорта переносит, я переключилась на химию и углубилась в формулу с Авогадро и молями. По правде сказать, здесь я чувствовала себя комфортнее. Биология – не для меня. Что и говорить, лучшая ученица по химии! Учитель и правда говорил такое, чуть ли не каждый урок.

Утро следующего дня, а точнее мое пробуждение, началось вовсе не в моей постели, мягкой и сохраняющей тепло. Быстро разомкнув сонные глаза, я подняла голову и больно ударилась о деревянную балку. «Ау!» – вскрикнула я. Не услышав своего голоса, я машинально протянула руки вверх, уперлась ими в низкий потолок и начала подниматься, что сил есть. Доски, словно тяжелые сонные медведи неохотно поддались мне, и я пролезла в щель между ними. Повсюду слышался скрип педалей, сверху просачивался яркий свет, вращались гигантские колки. Проползая под струнами и закрывая уши руками, я двигалась в сторону крышки ужасного пианино. Краем глаза я приметила небольшой потолочный люк. Упершись спиной о боковую стенку, я начала стучать ногами по крышке и на двадцатый удар из-под рамы послышалось: «Где наша госпожа?». Я продолжила стучать по крышке. С каждым ударом крышка все больше наливалась злостью и не хотела меня выпускать. Снова послышалось: «Я устал здесь сидеть! Меня тоже нужно выпустить!». Приложившись обеими ногами к крышке, я крикнула: «Мама!».

Проснулась я вся в поту. В комнате никого кроме меня не было. На часах ровно семь часов. Будильник должен прозвенеть через тридцать минут. Откинув одеяло, я немного приподнялась, перевернула подушку и вернулась в прежнее положение. Пролежав так пять минут, протянула руку ко столу и взяла стакан с молоком. Смочив горло, я поднялась, отжала кнопку будильника, надела отглаженную рубашку и, осторожно закрыв двери, отправилась в ванную комнату.

На биологии нас поджидала проверочная работа. Естественно, об этом никто не знал. Наш биолог вечно устраивал внезапные проверки, а в другое время мог запросто начать урок с новой темы. Недовольные ученицы, в том числе и я, тихо перешептывались: «Блин, а я готовилась». «И что, можно было не учить?». «Может, он в конце урока нас спросит?». Раздав всем по листу в клетку, он составил ряд вопросов и выписал их на доске. Потом отчеканил на весь класс: «Через 15 минут соберу ответы!». Уставился в свой рабочий дневник, сделал пару записей, поднял голову и добавил: «Вопросов не много. Кто учил, тот должен справиться и за 10 минут». Только Коптис не справился с работой. Наглый, вредный, злющий парнишка. Рядом сидящие ученики хоть делали вид, что что-то пишут, думают. Он же, как обычно, поймал бедную муху и гонял ее по всему столу, словно пастух непослушную овцу.

На химии включили фильм. В нем не было формул, реакций и расщепления веществ. На экране мелькали сводки, показывали фабрики и цистерны с креозотом. Из кабинета в кабинет, в белых халатах, ходили разные люди. «Ну и скукотища», – бурчала я про себя. В середине урока фильм поставили на паузу, и я отлучилась в уборную. Когда вернулась за стол, под пеналом увидала записку. Осторожно развернув, прочла: «Сегодня у меня? В пять часов?». Я повернулась и показала Кауфе мизинец. В ответ увидала ее тонкий язык, да недовольную физиономию.

Немецкий и последний урок прошли спокойно. Вернувшись домой, я зашла в комнату бабушки. Она крепко спала, а рядом сидел дед – газету читал.

– Вечером мама должна позвонить, – тихо сказала я дедушке.

Дедушка посмотрел на свою жену и, не поворачиваясь ко мне, ответил:

– Передавай привет.

Затем снова уставился в свою газету, встряхнул ее и сказал шепотом:

– Скажи, что мы с твоей бабушкой пошли на прогулку.

– Хорошо, – ответила я.

Постояв в дверях еще какое-то время, я сняла рюкзак и вышла из комнаты. На кухне взяла яблоко, нарезала его на дольки, разложила на тарелку и уселась на пол, оперевшись спиной о холодильник. Телефон зазвонил после девяти вечера: «Бзз-з-з-зз!». На том конце трубки я услышала мамин голос: «Это Луффа. Меня слышно? Алло?». Сияя от счастья, я ответила: «Да, мама, это я! Хорошо доехали?».

Чудесная штука, этот телефон. Ты нажимаешь на определенные цифры или вертишь диск, прижимая к уху источник звука. Ждешь какое-то время и попадаешь на другой конец города или же дальше, сквозь моря, густые леса, снег и песок, поля и горы. Создается впечатление, будто какая-то часть тебя отскочила и еле держится за тебя тонкой леской. Эта леска шипит, обрывается и отрывисто вибрирует, перенося звуки с той стороны мира. Когда я впервые услышала голос человека через такой телефон, а мне думалось, что это попросту молниеносные письма, которые неведомым способом, со скоростью вспышки, перешептываются между собой, рассказывают друг другу тайны, что-то скрывают, и только то, что осталось, в остатке передают тебе. Звонки были роскошью. Наш разговор с мамой по телефону – подсчет секунд до прощальных слов.

– Финачка, – еле слышно, издалека, раздался мамин голос.

В трубке повисла тишина.

– Приехали! – послышалось.

Я сильнее прижала трубку к