Вторжение - Василий Соколов

- Суть-то, она в чем, - заговорил он, слегка прищурив левый глаз. - В прошлые времена всяк по своему пекся, как бы себе побольше прихватить, что твой фюрер. А негоже так... Тунеядцев плодили, кулачье всякое... Мой-то брат, помнишь, который спьяну об угол кладовой разбился?.. Так он при жизни мельницу заимел, маслобойку отгрохал, а я в бедности жил. Нет бы лишний раз пособить, ведь в неурожайном тридцатом году с голоду пухли. Он же тогда и руки не подавал, за версту обходил...

- Чего-то, сват, непонятное затеял, - прервал Игнат. - Я тебе про льва скажу. Дай закончу, слухай, - взяв свата за рукав, настаивал Игнат.

- Постой, - перебил Митяй, пытаясь освободить рукав. - Дай же мне докончить... Так о чем я? Фу ты, совсем с панталыку сбил. Ах, да, о порядках, стало быть... Раз жизня наша сообща пошла, всем миром, то и порядок должон быть во всем. Каждому нужно встревать в мирские дела. По какому праву остались без кормов? Почему об эту пору никто не думает о ремонте плугов, сеялок и другого?.. Глаза не колет этот инвентарь, под снегом лежит. А весна придет, спохватимся. Муторно глядеть, когда порядка нет. А все от председателя зависит... Будь он башковитым, так и хозяиновал бы по-людски. Да и сами виноватые. Нет бы одернуть, схватить за рукав да и сказать: "Стоп, не туда гнешь!"

- Во. Истинно! - загудел, не в силах уже больше молчать, Игнат. - Так и с Гитлером бы расправиться. А то ишь, в бирюльки играют. Он на Францию махнул, вал этот самый ихний по всем швам затрещал, а остальной мир молчит... Заморский лев спит, американские толстосумы выжидают. А фюрер видит поблажку и давай ось настраивать... Так, глядишь, эта ось по всему миру покатится. Вот тогда придет, как в Библии сказано, великий потоп... Всему миру погибель.

Думая о своем, Митяй по-прежнему неохотно слушал, но когда сват заговорил о великом потопе и мирской гибели и что вроде бы кончина людская зависит от какой-то оси, он насторожился, помрачнел.

Долго глядел на окно, прислушиваясь, как мечутся, бьют о стекла иглистые снежинки. Поземка куражится с протяжным подвыванием. Слышится посвист ветра. Временами к нему примешивается какой-то стон - это с мороза трещит по углам изба.

- Лютует! - замечает Митяй и, прищуриваясь, спрашивает: - Вот насчет оси... Никак я в голову не возьму, что оно такое?

Игнат, видя, что озаботил этим свата, издалека повел речь, жестикулируя.

- Ну-ну, слыхал... И про Муссолини, и про фюрера германского, - с нетерпеньем перебил Митяй и развел руками. - А все ж, при чем ось? Извини, сваток, не могу докумекать...

- Как при чем? - загорячился Игнат, чуть было не свалив солонку. Ну, возьми нашу обыкновенную ось о двух чеках. На одной стороне, значится, вместо колеса - Гитлер, на другой - этот самый Муссолини... Японца тоже сажают... Вот они, стало быть, сели и поехали...

- Куда поехали?

- Знамо дело куда. Не к теще на блины, а мир баламутить.

- Постой-постой, сват, как это на одной оси три колеса очутились? Вроде бы не по-людски.

Игнат на миг растерялся; практические соображения свата поставили его прямо-таки в тупик. Так и не поняв толком, зачем и можно ли насаживать на одну ось три колеса, Игнат махнул рукой:

- Один черт, сколько у них колес! Факт, ось выстрогали. Понимаешь, сговор промеж себя затеяли... чтобы миром завладеть.

- Спицы поломают, - убежденно заверил Митяй. - А мой Алешка, думаешь, зазря на рубеже служит? И вообще, сват, не стращай меня этой самой осью. Ежели коснется, и ось не выдержит, и колес не соберут.

Мало-помалу разговор принял более согласный, совсем родственно-житейский характер. Сват Митяй, как человек практичный, высказал думку, что по осени Алешка сулится из армии и, дескать, не время ли подумать об устройстве их жизни. Игнат и раньше примечал, что сват дуется на него, серчает, что после свадьбы Наталья не перешла в избу Митяя жить по праву невестки, - осталась у родичей. Поэтому Игнат не пожелал на этот раз огорчать свата, тем более рано или поздно, а Наталья должна отделиться, и он согласно закивал головой:

- Я, знамо, не прочь. Можно и за стройку взяться. Да где место подобрать?

- Для избы-то? - спросил Митяй и поспешно ответил: - А возле клуба. Чем не место?

- Ха-ха! Разумно! - неожиданно рассмеялся Игнат. - Я вот в заморских странах, к примеру в Инкермане, бывал... Так, веришь, с музыкой ложатся, с музыкой и встают.

- Пущай и наши музыкой пользуются, ежели охота.

- Охота! - поддел Игнат. - Да я из-за этой чертовой музыки, может, и жены первой лишился. - Он встал, заходил по комнате. - Ну, соображаешь, куда ты клонишь? Возле клуба!.. Да от той дьявольской перепляски сам черт глаза завяжет и сиганет в омут... День и ночь одни танцульки, каблуки посбивали... Никакой серьезности!

- Кхе, - поперхнулся Митяй, но, вовсе не желая отступать от затей, сказал: - Да нешто добрых мест мало. Поселим хотя бы рядом с Феклой.

- Опять? Ну, сват, допечешь ты меня, - рассердился пуще прежнего Игнат. - Да я с этой квашней... на одной меже... прости меня, грешного... на одном гектаре оправляться не сяду!.. - Игнат брезгливо плюнул и уже миролюбиво: - Пригоже жить с хорошим соседом. А с ней что? Одни перебранки... Нет, допрежде чем строить избу, надо обмозговать, где ее поставить. Истинно!

Со двора донеслись суматошные хлопки, похоже - ветер трепал случайно забытую во дворе ветошь. Да нет же, это захлопал крыльями петух. Вот он гортанно и сипло пропел.

Под окнами послышались мелкие и быстрые шаги. Заскрипели половицы крыльца, распахнулась сенная дверь, и в избу вбежала Наталья, вся рдяная с мороза, возбужденная.

- Вечер добрый, - поклонилась она свекру, потом отцу.

- Ты где это припозднилась? - повел бровями Игнат и хотел еще какое-то внушение сделать.

Но Наталья опередила:

- Вроде бы не знаешь? Да в клубе. Кино новое показывали.

Она виновато опустила глаза и прошла в комнату. На кровати лежала, разметав руки и слегка посапывая, Верочка. На полу валялась раскрытая книга. Наталья подняла ее, взглянула на обложку: "Красное и черное". Она сунула книжку в этажерку и, быстро раздевшись, легко взобралась на кровать, перешагнула через сестренку и - под одеяло.

- Ой, ты холодная, как ледяшка! - спросонья буркнула Верочка.

- Погрей, я вся иззяблась, - прижимаясь к сестренке, сказала Наталья.

- Дельная картина?

- Какая картина! На танцах была, - шепнула Наталья и призналась: - Я туфли испортила. Только папе не говори...

Скоро послышалось сонное дыхание сестренки. А Наталья еще долго лежала с открытыми глазами и беспокойно думала, зачем она понадобилась этому военному, с какой стати он поджидал ее?.. "Тоже мне - ухажер! Гвоздя не мог согнуть!" - усмехнулась она, с головой кутаясь в одеяло.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Поутру Наталья любила, не одеваясь, в одном ситцевом платье выходить на улицу и подолгу стоять, чувствуя, как наливается свежестью тело. Этой своей давней привычке она не изменяла и зимой, в морозы, если даже приходилось что-нибудь делать в палисаднике или носить воду в кадку, что стояла в сенцах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});