Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не простился с ними.
— Это лишнее. Они все равно ничего не понимают.
Он отходит к окну и долго смотрит на дорогу.
— Ничего они не понимают, бедняжки… — роняет он.
Мне, пожалуй, пора уходить, но я боюсь оставить его одного. В такие минуты одинокий человек способен окончательно потерять рассудок.
— Налить тебе? — спрашивает он.
— А не рано? Слишком непривычное время для выпивки.
— Время — понятие относительное, мой мальчик. Что значит — рано, поздно? Вселенной нет никакого дела до нашей жажды. Она равнодушна к нашим страстям.
Двигаясь как автомат, он подходит к бару.
— Самое смешное в нашей жизни, это самообольщение. В молодости я написал книгу «Вселенная и мы». Бог мой, какая мальчишеская самонадеянность! Вообразите, одна из ее глав называлась «Человек как космическая ценность»! А оказалось, что человек не представляет никакой ценности даже здесь, на этой убогой планете!
Он наливает два бокала, подносит один из них к губам и лениво, как будто с неохотой, продолжает:
— Сядь же, чего торчишь? Человек ничтожен и мал. Что может от него зависеть, когда он сам — нелепая игрушка в руках природы. Природа создала его просто так, для игры, в минуту радостного забвенья, чтобы не помереть со скуки. А он возомнил о себе бог весть что…
Он опрокидывает бокал почти до дна.
— А самая большая ложь… Знаешь, в чем состоит величайшая ложь? В том, что человека создал бог. Нет лжи бесстыднее этой! Разве мог всесильный и сверхмудрый бог создать такое ничтожество? Это все равно, что ювелиру делать подковы.
Я понимаю тебя, Дарк, сейчас тебе нужно думать о чем угодно, только не о них.
— Искусный мастер не способен на халтуру. Вообще во всей этой Вселенной есть какая-то недоделанность, видно, ошибка допущена в первые же минуты ее существования. Что-то не было продумано до конца. А потом и вовсе все пошло вкривь и вкось, поскольку несовершенными оказались основные принципы, базисные законы. И в результате появился человек — образец несовершенства.
— Все-таки человек имеет свою ценность — вставляю я просто так, чтобы завязать спор.
— Разумеется, так как он является высококалорийной пищей для червей. В этом и заключается его ценность. Хочешь еще выпить? Теперь тебе некуда спешить.
Не дожидаясь ответа, он наполняет мой бокал.
— Возьми, например, усиливающуюся энтропию. Дурацкая вещь, верно? Ну не идиотизм ли это — собственными руками делать что-то, заранее зная, что в основе всего лежит принцип саморазрушения. Ведь тем самым ты отрицаешь смысл создаваемого, обрекаешь его на тлен.
Он шумно отпивает глоток.
— Спустя миллиарды лет тот же принцип был положен в основу человеческой судьбы — создавать себе подобных, обрекая их на гибель! Та же нелепость, та же жестокая несправедливость!
Я молчу. Знаю, что ему хочется поговорить со мною совсем о другом, но для этого ему нужно набраться смелости.
— Я прочел работы всех великих философов, — продолжает свою исповедь Дарк. — Все они рассуждают об устройстве мироздания, однако мироздание понимается ими как нечто завершенное, раз и навсегда застывшее. Оно существует помимо нас, остается только разобраться в нем. И только один рискнул пойти от обратного — Эйнштейн. В одном из своих писем он писал: «Хочу понять, таким бы ли я создал мир, если бы был богом». А в другом месте признавался: «Меня интересует, был ли у бога выбор?» Это далеко не праздные вопросы, Эмиль, значение их огромно, но они неразрешимы.
Он снова доливает свой бокал, чтобы поддержать свою отвагу.
— Или возьмем, например, время. Если бы бог и вправду существовал, неужели он удовольствовался бы только одним измерением времени? Да простит меня демиург, но ведь это же глупость! Приковать цепями все сущее к одной оси времени, лишить нас возможности возвращаться в прошлое, заставить шагать только вперед, в неизвестность, не позволить ни на минуту наведаться в день вчерашний… А кто из нас не мечтал вернуться назад? Разве не это самая сильная мечта человека?
Он говорит медленно, растягивая слова, но я не совсем понимаю, к чему он клонит.
— Взгляни-ка вот на эту штуку. Это обыкновенные часы с маятником. Что отмеряет маятник? Думаешь, время? Ничего подобного, Эмиль! Он просто отмеряет свой собственный шаг. Что общего это имеет со временем? С моим временем? С моей жизнью, моими воспоминаниями, моим ожиданием?
— Каким ожиданием? — спрашиваю я.
— Ожиданием пробуждения. Ожиданием прихода того дня. Видишь ли, я жду, когда наступит тридцатое октября, до этого срока я мертв.
— Я не понимаю, о чем ты, Дарк?
— Что ж тут непонятного? Впадаю в анабиоз. В алкогольную летаргию. До тридцатого октября, до их прихода.
— Чьего прихода?
Он вздрагивает. От выпитого, он с трудом держится на ногах.
— Кукол. Моих кукол. Они явятся на наше скорбное представление.
Теперь я могу молчать. Теперь он выложит все без наводящих вопросов.
Но сначала он наливает себе. Пьет с каким-то непонятным ожесточением, словно мстит кому-то.
— Да, тридцатого октября. Я уже послал заявку. Приедут техники, приволокут с собой два ящика утехи, разбросают их содержимое по полу. Конечно, с их стороны это жестоко — затеивать монтаж на моих глазах. Но питания в батареях хватает только на десять дней, поэтому и приходится монтировать их на месте.
— Кого монтировать? — я все же не могу удержаться от вопроса.
— Их. Жену и сынишку. Мою жену и моего сынишку, — задумчиво повторяет он. — Они собирают их у меня на глазах, это ужасное зрелище.
Он встает, вернее, пытается подняться, но, покачнувшись, едва не валится с ног. Я хочу ему помочь, но он отталкивает мою руку.
— Все это повторяется, как в какой-то ловушке, подстроенной нам временем. Мы прощаемся как нормальные люди. Я целую мальчика, стараясь не разбудить. Потом целую ее. Я очень люблю ее, Эмиль. Люблю каждый год. А потом их находят в пропасти.
Он снова прилипает к окну и начинает всматриваться в дорогу.
— Так произошло и тогда, когда они еще были настоящими. С тех пор это просто повторяется. Я делаю заявку, техники привозят их, собирают у меня на глазах… Десять дней жизни, целых десять дней! Я осторожно целую ребенка, никогда не бужу его. Потом ее. Я очень люблю ее, Эмиль. Каждый год люблю. А потом их находят в пропасти.
— Нет! — кричу я. — Ведь с ними Лиза!
— Ничего не поделаешь, мой мальчик. А Лиза… Что ж, она говорила, что любит страшные сказки…
— Ты чудовище, Дарк!
— Ничего не поделаешь. Всё повторяется. Время стягивает петлю на нашем сердце. Стягивает все крепче, пока не задушит. Постепенно к этому привыкаешь. Да, уверяю тебя — постепенно к этому привыкаешь. Впрочем, может, я и не прав. Пожалуй, я не прав.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- О чем думала королева? (сборник) - Леонид Шифман - Научная Фантастика
- Румбы фантастики. 1989 год - Иван Ефремов - Научная Фантастика
- Беседы о научной фантастике - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Фантастика-1963 - К. Андреев - Научная Фантастика
- Литературное приложение «Знание-сила: Фантастика. №01/2017 - Коллектив авторов - Научная Фантастика
- Хозяева драконов (сборник) - Джек Вэнс - Научная Фантастика
- Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса - Сборник - Научная Фантастика
- Гея: Альманах научной фантастики - Владимир Губарев - Научная Фантастика
- Тар-Айимский Кранг. Сборник научно-фантастической прозы - Алан Фостер - Научная Фантастика
- Антология научно-фантастических рассказов - Роберт Хайнлайн - Научная Фантастика