Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

просто так, когда заметил на боковом зеркале оранжевую тряпицу. Условный знак!

– А не белая она потому, – Денисов отследил направление его взгляда, – что хотел красную, но не нашел. Эти сказали – «чтоб яркая была». Окей. Данная часть спектра приматам хорошо в глаза бросается. Потому что наши предки апельсины с деревьев ели и от тигров спасались.

Один раз пришлось ненадолго остановиться. Поперек дороги лежала изящная металлическая скамейка. Рядом околачивались трое оборвышей, с ног до головы в черном, как ниндзя. Они выглядели грязными и почему-то мокрыми, как будто добирались вплавь. А может, так и было.

После краткого разговора дорогу освободили, и грузовичок поехал дальше.

– Вот видишь, – улыбнулся Максим Виленович. – Меня все знают… А ведь именно я предложил выбрать этот город... как символ Возрождения. Думал, у нас получится.

Голос звучал надтреснуто. Только сейчас Саша увидел, что вся его веселость − наносная, а взгляд – пустой и страшный.. Ученый с горечью смотрел на дым, стелившийся над улицами, вздрагивая от самых громких выстрелов вдалеке, хоть на него это было и не похоже.

– Не может быть!

– Хочешь, не верь, Саня. Доказывать не собираюсь. Трудно было убедить магнатов… тогда они были не толстыми торгашами, а мускулистыми варлордами. Ну, полевыми командирами. Почти как бригадиры оборвышей, только из клана Силовиков. Убедил, чтобы выбрали этот район, а не Москву. Знал, что тут хорошо сохранилась инфраструктура. Удобная гавань. Плюс можно организовать оборону. Естественные рубежи.

Молчун слушал, пораженный. Нет, он знал, что его старший товарищ непрост. Но не настолько же.

– А ты думал, я отшельник-дурачок? Да я был с ними третьим компаньоном, главным техническим советником, когда мы этот город подняли из грязи. Мог бы сам побороться за кресло. Но мне это опротивело. Не они меня выжили, я сам ушел. Но оба до конца бегали ко мне советоваться. Потому что безграмотные ослы. А сколько раз я не давал им друг другу в глотки впиться. Был третейским судьей. Или, как говорят у воров, смотрящим. Хотя уголовщину ненавижу. Название вашего отряда я придумал. А ты думал ваши паханы, которые только бойцовых собак и людей стравливали, знают, откуда фраза «Бойцовый Кот нигде не пропадет?». И «Парня из преисподней» читали? Обе фразы, кстати, к тебе подходят. Кот из преисподней, ха. Так вот… Чтобы построить тут порядок, мы много такого совершили, чего с Войны свет не видел. Утопленники стояли на дне. Как статуи. А когда одних объедали рыбы, и кости уносило в океан… на их место становились новые.

«Потому что не бывает по-другому», – вспомнил Саша слова Доктора.

– А сейчас вы не успели их помирить?

– Я же не бог. Кауфман решил ударить. Чтобы его не опередил Михайлов. Дилемма заключенного. Бандитам она хорошо известна.

Младший не знал, о какой дилемме он говорит. И при чем тут заключенные. Но не переспросил.

– Да что говорить! Всему этому приходит карачун. Надо валить. Времена не выбирают. В них немножко умирают. Жаль, мою лабораторию разнесут. Но даже с оборвышами можно договориться. Понимаешь, о чем я?

Саша молчал. В голове хоровод мыслей, одна другой неприятнее. Он даже немного пожалел, что зашел сюда. Потому что вместо спасения его собирались втянуть во что-то опасное… и скорее всего бессмысленное.

Он молчал и смотрел за окно. Мира и порядка он в городе не видел. Думал, что каждую секунду кого-то убивают, насилуют или пытают. С кем там договариваться?..

– Не веришь? А может, думаешь, я шпион? Взорвал ваши казармы, поджег штаб-квартиры и пустил оборвышей? И магнатов тоже стравил я?! И часовню я развалил? – Денисов невесело рассмеялся.

Последнее предложение ввело Данилова в полный ступор. Какую еще часовню? Вроде церковь пока целая стоит, они мимо проезжали.

– Да это из кино цитата. Я все время забываю, что ты тоже манкурт, – в отличие от Баратынского старший товарищ произнес это слово почти с теплотой. – Умный ты для манкурта.

Этим словом Денисов называл все послевоенные поколения. Сам он, судя по всему, родился за пару лет до катаклизма. Но ему повезло чуть больше. Где-то смог выучиться.

– Никому не верю. Меня сегодня столько раз замочить пытались.

– Понимаю, парень. Но я тебе не враг. Разве что раздвоение личности от этой жизни развилось. Джекил и Хайд. Но нет. Это вы сбрендили. А я единственный хороший человек в этой дыре. Айда со мной.

– А вот скажи…Максим… какого черта ты мне помогаешь?

Лицо ученого стало красным от злости.

– Не веришь? Думаешь, в ловушку заведу? Идите в жопу со своим нуаром. Выбирайся сам! Упрямый черт. Высажу прямо здесь.

– Да ладно тебе. Я просто спросил.

– Окей. Всё, я остыл. Проехали… Не думай обо мне плохо, Саня. Ха. Я хоть и не молод, и двух жен и похоронил, но из ума не выжил. Нет. Ты мне нравишься как человек. Таких мало. Ты несешь людям… доброе. И если из этой навозной кучи кто-то заслуживает спасения, то не жирные коты и не кровопийцы. И даже не бедные несчастные барашки, хотя их жаль. А ты не такой. Ты особенный.

Младший чуть не подавился сухарем, который грыз, чтобы успокоить нервы.

– Это я хороший? Я не баран? Я несу добро? Куда я его несу, хотел бы знать. Только себе. По пути сюда я угробил кучу народу. У меня руки в крови по локоть.

– Так бывает и у хороших людей. Это не мы такие… Твои записульки о городах и людях… очень наивные, но они сшивают историю воедино. Когда-нибудь найдется тот, кто это обработает, но он не смог бы через это пройти. В любом случае… иди до конца. Свети в темноте.

Последнюю фразу Саша вообще не понял: «Я им что, фонарик, что ли?».

Улицы были захламлены. «Газель» ехала не очень ровно, подпрыгивала на ямах, а иногда на обломках того, что выбрасывали из окон мародеры... или что кидали мародерам на головы жители. Мебель, нехитрые бытовые предметы, посуда, даже цветочные горшки.

Маленькая игрушка-подвеска в виде космической ракеты с буквами СССР раскачивалась над приборной панелью. А вот икон в салоне не было.

Солнце всходило. В нескольких местах Саша видел лежащие неподвижно на дороге тела. Вряд ли они прилегли отдохнуть. Скорее, их зарезали, застрелили или вышвырнули с балкона. За некоторыми из окон – разбитых – плясали огоньки.

Он подумал, что их