Разобщённые - Нил Шустерман

— Если ты только пальцем притронешься к радио...

Трейс бросает на него полный отвращения взгляд и снова поворачивается к панели.

— То, что я презираю предводителя этих детишек, ещё не значит, что я хочу, чтобы их расплели. Я до сих пор никому ничего не сообщил и сообщать не собираюсь.

— Вот и отлично. А теперь выкладывай ваш план. Вы же с Коннором что-то наколдовали, так? Вот и давай, рассказывай.

Самолёт входит в полосу турбулентности, Трейс пытается стабилизировать машину. Из салона доносятся испуганные вскрики. Миновав неспокойный участок, Трейс возвращается к разговору:

— Через несколько минут мы войдём в воздушное пространство Мексики. Это даст нам выигрыш во времени, потому что наши военные не могут преследовать нас там без разрешения, а мексиканцы не дадут его до тех пор, пока не посчитают, что мы представляем для них угрозу. Затем, когда мы повстречаем другой самолёт, направляющийся на север, я украду его регистрационную характеристику, и когда этот самолёт попадёт в воздушное пространство США, они будут думать, что это мы.

— А так разве можно?

Трейс не считает даже нужным отвечать на этот вопрос.

— Наш с Коннором план, — продолжает он, — заключался в том, чтобы вернуться в США и приземлиться на заброшенном аэродроме в пустыне Анза-Боррего, к востоку от Сан-Диего. Но, видишь ли, у нас проблема с шасси.

Старки известно об этой проблеме. Когда самолёт сбил броневик со взлётной полосы, встряску ощутили все, находящиеся на борту. Каждый слышал звук рвущегося металла. Нет сомнений, что-то повреждено, но что и в какой степени? Вся информация, которой они располагают — это противно мигающая на панели управления надпись «Шасси неисправно».

— И что нам теперь делать? — спрашивает Старки.

— Помирать, что делать. — Слова Трейса зловеще повисают в тесном пространстве кабины. Затем пилот добавляет: — Попробую сесть на воду. Например, на поверхность озера Солтон-Си[39].

— В Юте?

— Нет, в Юте Большое Солёное Озеро, тупица. Озеро Солтон-Си — это большое мёртвое озеро к югу от Палм-Спрингс. На его берегу есть городишко — самая вонючая дыра на всём земном шаре.

Старки хотел было окрыситься на Трейса, но передумал.

— И долго нам ещё болтаться?

— Сначала надо найти какой-нибудь самолёт и поменяться с ним регистрационной характеристикой. Думаю, час-полтора.

— Хорошо, сейчас сообщу остальным. — Старки собирается уйти, но задерживается в дверях и оглядывается на Трейса. — И если ты ещё хоть раз когда-нибудь назовёшь меня тупицей, я тебе мозги вышибу.

Трейс поворачивается к нему с улыбкой на лице:

— Тогда сажать эту колымагу тебе придётся самому... тупица.

73 • Риса

Риса сидит в гостевой гримуборной новостного телеканала и неотрывно смотрит на экран монитора. Ночная программа, в которой они с Кэмом вскоре должны принять участие, прервана экстренным выпуском новостей. Передают репортаж о штурме полицейскими силами огромного тайного убежища беглых расплётов в Аризоне. Эти наглецы окопались не где-нибудь, а на кладбище воздушной техники! Все бывшие обитатели убежища уже отправлены в заготовительные лагеря.

«Предполагается, что именно на этих беглых расплётах лежит ответственность за насилие и поджоги в городе Тусоне, — читает диктор. — Инспекция по делам несовершеннолетних надеется, что этот рейд позволит жителям Тусона вновь спокойно спать по ночам».

Как такое могло случиться? После отвратительной сделки, на которую Рисе пришлось пойти ради предотвращения этого рейда, ради спасения жизни Коннора, Хэйдена и остальных, юнокопы всё равно разгромили Кладбище! Может, это нападение было предрешено заранее, а все договоры с Робертой с самого начала основывались на обмане? Как могла она, Риса, быть до такой степени глупой, чтобы поверить этой женщине?

В дверь просовывается голова помощника режиссёра:

— Три минуты, мисс Уорд.

Риса всегда считала себя человеком мирным и спокойным. Конечно, постоять за себя она умела, но сама никогда не заводила свар, никогда не наслаждалась жестокостью. И всё же в эту самую секунду она бы с радостью убила Роберту, будь у неё такая возможность.

Но тут Риса осознаёт, что ей незачем это делать. Через неполных три минуты она будет выступать перед всей нацией. Ни к чему убивать Роберту, если её можно расплести...

• • •

Неестественный, яркий свет. Телестудия без публики. Широко известный ведущий новостей в костюме и при галстуке вживую выглядит меньше и старше, чем на экране телевизора. Три камеры: одна направлена на него, одна на Рису, одна на Кэма. Пока они ждут, когда закончится рекламная пауза, ведущий коротко вводит их в курс дела.

— Я буду задавать вам обоим вопросы. Сначала о решении Рисы поддержать практику расплетения, потом об обратном процессе, результатом которого стало «рождение» Кэма, если вам угодно это так назвать, и, наконец, я буду расспрашивать вас о ваших отношениях и о том, как вы нашли друг друга. Я знаю, все эти вопросы уже навязли у вас в зубах, но надеюсь, что мне вы подкинете что-нибудь свеженькое.

— О да, мы сделаем всё, что в наших силах, — говорит Риса с немного чересчур приятной улыбкой.

Кэм наклоняется к ней и шепчет:

— Нам надо взяться за руки.

— Здесь формат неширокий, — возражает она. — Никто наших рук не увидит.

— Всё равно.

Но на этот раз избалованный мальчик Кэм не получит того, что хочет.

Помощник режиссёра начинает обратный отсчёт от пяти. На камере номер один загорается красный огонёк.

— Мы снова в эфире, — провозглашает ведущий. — Принимая во внимание полицейскую акцию в Аризоне, беседа с нашими сегодняшними гостями некоторым образом будет перекликаться с этими событиями. В своё время скрывавшаяся от закона активистка борьбы против расплетения, а нынче выступающая в его защиту, и молодой человек, само существование которого без расплетения было бы невозможно. Риса Уорд и Камю Компри!

Далее следует обмен любезностями, а после него ведущий приступает к вопросам, и, как и обещал, начинает с Рисы. И первый же его вопрос призван огорошить собеседницу:

— Мисс Уорд, вы сами когда-то были расплётом в бегах. Каково в этой связи ваше отношение к событиям в Аризоне? Вы поддерживаете расплетение всех захваченных обитателей убежища?

Однако никакие заковыристые вопросы ведущего не смогут выбить Рису из седла, потому что она знает точно, как будет на них отвечать. Девушка поворачивается к камере номер два, которая в ту же секунду включается на запись.

— Я считаю своим долгом, — начинает Риса, — сказать правду и восстановить истинное положение вещей. Я никогда — ни сейчас, ни прежде — повторяю, никогда не была сторонницей расплетения...

74 • Роберта

Если бы Роберта была повнимательней, глядишь, всё могло бы повернуться по-другому. Надо отдать ей должное — её сделка с Рисой была честной, хотя и носила характер предельно наглого шантажа. Роберта, верная слову, сделала несколько звонков и потянула за некоторые важные ниточки, после чего могла со спокойной совестью заверить Рису, что юновласти в ближайшем будущем нападать на Кладбище не собираются. Если бы в планах властей что-то изменилось и Роберта получила бы заблаговременное предупреждение, то она смогла бы вновь потянуть за ниточки. Роберта не была коварна по натуре. Её действия прежде всего были направлены на получение результата.

Однако она была настолько поглощена борьбой за то, чтобы сделать своего Кэма всеобщим любимцем, что мимо неё прошли и пожары в Тусоне, и устроивший их обнаглевший юнец, объявивший себя радетелем за права всех расплетённых аистят. Ах да, Инспекция должна была дать ей знать о готовящемся рейде через партнёров Роберты по «Гражданам за прогресс». Но, как и в любой паукоподобной организации, голова «Граждан за прогресс» не имеет понятия, чем занимается... прядильный орган. Само собой, как только новости из Аризоны сотрясли эфир, телефон в кармане Роберты раскалился, но поскольку её постоянно осаждает армия людей, которым без конца что-то от неё нужно, наставнице Кэма попросту недосуг отвечать на все звонки.

Вот почему на момент выступления Рисы и Кэма в ночном шоу Роберта ничего не знает о полицейской акции на Кладбище. А когда узнаёт, то становится уже слишком поздно.

• • •

Роберта сидит в «зелёной комнате» — маленькой студийной гостиной с чёрствыми пирожными и жиденьким кофе в качестве угощения, смотрит на монитор, передающий изображение из главной студии. На лице у женщины такое выражение, что от него могли бы скиснуть суррогатные сливки, в составе которых, как известно, вообще нет молока.

— Я никогда — ни сейчас, ни прежде — повторяю, никогда не была сторонницей расплетения, — говорит Риса. — Расплетение, на мой взгляд, — самое чудовищное злодеяние, когда-либо санкционированное и одобренное человеческой расой.