Без пощады - Майн Рид

саблей в руке и грубой бранью принц Руперт прокладывал себе путь в расстроенных рядах своих драгун; рубя направо и налево, он старался пристыдить, устрашить, остановить бегущих. Но тут он вдруг очутился лицом к лицу с человеком, одно имя которого наводило на него, самого храброго бойца, панический ужас, — с сэром Ричардом Уольвейном, с которым ему и пришлось скрестить оружие.

Первый удар сэра Ричарда был ловко парирован принцем, но при втором сабля Руперта была выбита у него из рук и, описав при лунном свете широкую дугу, с плеском упала в воду. Это был тот же самый прием, которым Уольвейн некогда обезоружил Юстеса Тревора.

Со страшным проклятием Руперт выхватил из кобуры пистолет и направил было его в противника. Но в это время перед ним выросла фигура другого человека, которого ему еще приятнее было бы лишить жизни.

— А! Подлый изменник! Гнусный ренегат! — с пеной у рта прохрипел принц. — Это вы предали нас врагу… Получайте же за это!

И принц выстрелил, но не в сэра Ричарда, а в Реджинальда Тревора и вышиб его из седла. На смену одному Тревору перед принцем возник другой, стремившийся нанести ему удар в грудь шпагой.

Между тем сэр Ричард увидел Ленсфорда, с которым ему, главным образом, и хотелось схватиться. Однако трусливый Ленсфорд был не из тех, которые способны сохранять самообладание при виде явной опасности. Притом он знал, что в части владения оружием он совершенно бессилен по сравнению с Уольвейном. Боясь за свою шкуру, абсолютно не дорожа своей честью, этот малодушный человек вдруг круто повернул своего коня и, показав сэру Ричарду спину, исчез у него из глаз в общей сумятице. Его примеру последовал и принц, обезоруженный Юстесом Тревором, не успевшим взять его в плен.

Вообще, красномундирники все до одного или спасались бегством, или просили пощады и сдавались в плен. Часть же их была перебита или утоплена. Храбрые форестерцы продвигались вперед, пока не добрались до пленников принца Руперта, оставленных своими конвоирами посреди воды на произвол судьбы.

— Сабрина!.. Ричард!.. Вега!.. Юстес!

Четыре радостных голоса произнесли эти имена одновременно, сопровождаемые нежными прилагательными: «милая» и «милый», «дорогая» и «дорогой». Других слов не находилось. Но не время было сейчас предаваться дальнейшим излияниям. Сэр Ричард хотел завершить начатое Юстесом Тревором — взять в плен принца Руперта, что было бы большой политической победой, перевешивавшей все личные интересы.

Но этому делу не суждено было свершиться. Руперт и Ленсфорд уже успели перебраться через паводок и скрыться вдали. Долго еще в их ушах звенели позорные прозвища и насмешки, которыми их осыпал преследовавший противник. Впрочем, их, этих аристократов-выродков, это мало смущало. Совесть, честь, чувство собственного достоинства давно уже были потеряны ими в буйных оргиях и диком пьяном разгуле. Они только радовались, видя себя уцелевшими для новых оргий и преступлений…

Немало было совершено и других преступлений принцем Рупертом, хотя ему после описанных событий и не пришлось долго поцарствовать в Бристоле. Этот город вновь подвергся штурму и на этот раз уже со стороны человека, которому было суждено сделаться впоследствии законодателем всей Англии и озарить ее светом свободы и блеском истинной славы.

Этот человек был Оливер Кромвель. Когда он, явившись под Бристолем, крикнул: «Сдавайтесь!» и не голосом, сомневающимся в успехе, а твердым и властным, принц Руперт немедленно исполнил это требование, спасая свою жизнь. Вместе с жизнью великодушный победитель даровал ему свободу и беспрепятственный отъезд из города со всем его имуществом в сопровождении его собутыльников и всякого рода прихлебателей и паразитов.

Одновременно в соседнем Глостере происходило событие еще более приятное для пера бытописателя. Там, перед алтарем собора свершалось торжественное бракосочетание четырех любящих пар: Сабрины Поуэль с полковником Ричардом Уольвейном, Веги Поуэль с капитаном Юстесом Тревором, Уинифреды с сержантом Уайльдом и Гуензсианы с трубачом Губертом. Последняя парочка тоже давно уже тяготела друг к другу, хотя у автора и не было случая сообщить об этом читателю.

Среди стольких сияющих счастьем лиц особенно бросался в глаза грустный вид Реджинальда Тревора. Он не был убит в сражении при Фремилоде, а только ранен. Вовремя спасенный сержантом Уайльдом и перевезенный в Глостер, он быстро оправился от тяжелой раны. Сердечная же его рана была настолько глубока, что он едва ли мог надеяться на ее скорое исцеление. Зато внутренне он все более и более очищался от наносной грязи. Но он смирил себя до такой степени, что смог даже оказать честь своему счастливому сопернику-кузену, присутствуя у него на свадьбе. В сущности, это было для Реджинальда равносильно принесению самого себя в жертву другому.

В числе публики, смотревшей на церемонию бракосочетания четырех пар, находилась и Кларисса Лаланд. Разумеется, она смотрела на все это не с добрым чувством. Обманутая в своих ожиданиях относительно Юстеса Тревора, она сама навязалась принцу Руперту, но быстро ему надоела, как все другие предметы его мимолетной прихоти, и была им брошена. После этого она стала ловить в свои сети других вельмож со звонкими титулами и блестящим общественным положением. Раз нельзя было удовлетворить сердечное влечение, «нужно было удовлетворить хотя бы тщеславие». Но пока ей не удавалось и это: слишком уж избалована, своенравна и сварлива была эта красавица для того, чтобы надолго привязать к себе даже самого снисходительного к красавицам мужчину.

Тотчас же после свадьбы своих дочерей мистер Поуэль избавился от своего довольно значительного имения и переселился за океан, в страну истинной свободы, пышно процветающую теперь под своим звездным знаменем. За ним охотно последовали все его близкие: дочери с мужьями и друзья: сержант Роб Уайльд и трубач Губерт с женами, и даже Джек-Прыгун. Дружескими убеждениями всех этих добрых людей, составивших как бы одну тесно сплоченную семью, удалось заставить вступить в их среду и Реджинальда Тревора. С большим трудом он заставил себя смотреть на Вегу только как на любимую сестру. После же его годичного пребывания в Америке судьба сжалилась над ним и послала ему жену в лице прелестного отпрыска других английских поселенцев. Он успокоился и зажил тихой семейной жизнью.

Если бы наши друзья