Долина Студеного Пика - Павел Семенов

сообщение о его смерти.

Обмякшая перепончатая длинная тушка, толкаемая моими ногами, не дает погрузиться в сугроб слишком глубоко. Сам труп приобретает функционал чем-то похожий на свойства сноуборда. Отчего моя скорость чуть снижается. Но появляется небольшая возможность маневрировать при спуске.

Что чуть не убивает меня об острый камень.

Я то до этого как ни двигал ногами, повлиять на траекторию спуска почти не мог. А теперь меня, после неосторожного движения, несет в сторону, прямо на торчащий из снега острый гребень. Зато очередная пара махтунгов промахивается.

В последний момент успеваю поменять положение ног и сдвинуться вправо, избегая встречи с каменным гребнем. Вместо меня в него влетает и распарывает себе брюхо шестирукая тварь.

Все же набирается довольно высокая скорость, из-за которой очень сложно вовремя реагировать на опасности. Поднимаемый от ног снег летит в лицо и ухудшает видимость. Еще и махтунги мелькают где-то рядом.

– Жжрррать?! – вопрошает успокоившийся химероид.

Да, когда же ты отцепишься?!

Уселся, гад, за спиной, на вещмешок и сплавляется почти с комфортом. Отцепить его не имею никакой возможности.

– Хрен тебе, а не жрать! – рявкаю на него, а окаменелым хребтом неведомой твари, жаль что он не слишком длинный, немного подправляю траекторию движения, как лыжной палкой. Чудо, что после всех выкрутасов и каскадерских трюков я его не выронил.

– Полллетать? – снова подает задумчивый и полный надежды голос мой пассажир.

– Какой тебе, нахрен, полетать?! – с раздражением и гневом интересуюсь у него, продолжая скоростной спуск. – Совсем оборзел?!

– Полллетать! – уже довольным голосом и с предвкушением утверждает тот.

– Что?!

И тут я вижу, как склон впереди становится более пологим. Но ненадолго. Он быстро заканчивается оледенелым фартуком, а дальше виднеется пустота и морозная дымка.

– Аааа! – ору я от переполняемых эмоций.

– Полллета-а-ать! – уже от восторга исторгает из себя химероид, когда мы проезжаем по оледенелому участку, разгоняясь еще сильнее.

В следующее мгновение моя ускорившаяся тушка подлетает, как на трамплине, отрывается на несколько метров от скалы и оказывается в воздухе.

Орать перестаю. Дыхание перехватывает. Подо мной пустота, которую скрывает морозная дымка. И насколько далеко мне придется падать – не видно. Но страх пропадает. Вместо него начинаю испытывать восторг.

Как же классно! Вот так вот, пронзать телом пространство – не это ли настоящая свобода?!

– Дрррако-о-он! – продолжает излучать радость химероид.

Чем напоминает о себе и немного подпорчивает мне настроение.

– Краб ты презренный! – отвечаю ему. – А дракон я!

Действительно, появляется дикое желание расправить свои крылья и пустить тело в пируэт. Словно что-то подобное уже было со мной, и я сам когда-то летал. При этом управлял настоящими крыльями. Чувствую, в какое положение их нужно поставить, чтобы заложить вираж.

– Пыжжждук! – ломает атмосферу химероид.

Хочу что-то ответить, но тут замечаю догоняющего нас северного махтунга. Тот, вперед головой, сложившись солдатиком и лишь иногда корректируя перепонками свой полет, очень быстро приближается к нам.

– Шша-а! – вопит он.

Выхватываю секиру и отвешиваю шестирукому собакоголову знатного леща плоскостью.

Донг!

Звенит металл моего оружия после удара. И тварь отлетает в сторону. Из-за замаха меня чуть сносит и закручивает в воздухе. Мимо пролетает еще один махтунг.

– Оо-о-о-о! – кряхтит башка какаду, вовремя каждого оборота. – Оо-о-о-о! Оо-о-о-о! Оо-о-о-о!

В этот момент мы погружаемся в морозное облако. Видимость совсем пропадает. Лишь белесое молоко завесы.

И я вообще не знаю чего дальше ожидать.

Глава 40. Бобслей.

Несколько мгновений проходят в полете через морозную дымку. Затем, она как-то резко и неожиданно расступается. Еще более неожиданно прямо подо мной моему взору открывается обилие ледяных и, реже, каменных шпилей с заснеженным пространством между ними.

Возможно, благодаря, дикому везению, а может и достижению «Белка-летяга», позволяющему маневрировать во время падения, я успеваю сместиться в пространстве в самый последний момент. И проношусь в опасной близости от одного из острых ледяных шпилей. Длинным таким, в смысле высоким. Успеваю заметить, как на пару соседних насаживаются северные махтунги.

– Аааааа! – снова оглушает меня химероид, когда снежная поверхность подножия шпилей неумолимо приближается.

Удар о снег!

Он оказывается не плотным. И под ним нет жесткого основания из камней или льда. Я просто всем телом ухожу в сугроб с головой так глубоко, что рукой не дотянуться до края дыры.

А еще я чувствую как дрогнула вся снежная масса, окружающая меня.

– Полллетать? – осторожно и неуверенно спрашивает голова какаду сквозь рыхлую снежную перегородку, отделяющую мою голову от его.

– Не дай бог, – комментирую я, не менее осторожно, боясь, что предложение химероида каким-то образом может сбыться.

Мое тело и конечности зажаты. Двигаться почти не получается. Только чуть шевелиться.

Шлеп! Шлеп!,

А это, видимо, северные махтунги врезаются в сугроб. И в отличие от меня, они так глубоко не погружаются. Но самое плохое в том, что после каждого «хлоп» снежная масса дрожит. И если мне не изменяет ощущение ориентации в пространстве, то мы вместе с окружающим нас снегом проседаем чуть ниже.

Шлеп!

Становится темнее, так как шестирукая тварь накрывает дыру, образованную моим телом при падении.

– Шша-а-а! – выдает морда северного махтунга, просунувшись к нам.

После чего, снежная масса снова вздрагивает и проседает.

– Полллетаем, – заключает голова какаду, что умудрилась разгрести снег, отгораживающий его клюв и мой затылок с ухом. Но говорит она как-то без особой радости. Видно, такие полеты ей не приносят удовольствия. Все по канонам сравнения «ожидание и реальность».

– Сука, – обреченно комментирую я.

Шлеп! Шлеп! Шлеп!

После очередного удара вся снежная масса уж очень сильно дергается. И с громким шумом ухает вниз. А я, соответственно, вместе с ней.

Не вижу куда падаю, не контролирую, не могу как-то повлиять и прогнозировать. В общем – жопа!

– Накаркал! – раздраженно бросаю химероиду.

– Полллетать? – уточняет он.

– Какой же ты тупой! – выдыхаю я.