Операция продолжается - Владимир Волосков

— Дело не в этом, — сказал Быков, — я мог бы все оставить, как есть, но у меня срочное и важное дело. Я уже говорил, насколько все это запутано.

— Это можно поправить. Скажите номер части, назовите фамилию командира полка и пока посидите здесь — мы все выясним.

— Именно того же хотел от меня немецкий штаб — номер части, фамилии командиров... Вы говорите, что каждая наша ошибка влечет за собой кровь наших людей. Я уже допустил несколько ошибок и повторять их не хочу и не могу. Номер части — не моя тайна, она принадлежит государству и не может сообщаться даже родным.

— Тогда придется посидеть...

— Жаль, у меня срочное дело.

Начальник штаба пожал плечами — разговор становился бессмысленным. Быков подумал, что может сослаться на Олю. А вдруг эти люди не те, за кого себя выдают? Да и кто поверит девочке? Он уже встал, чтобы идти, но вдруг вспомнил о своих конвоирах, как о последней возможности внести ясность в запутанный вопрос.

— Позвольте, у меня же есть свидетели...

— Немцы, — подхватил его фразу начальник штаба. — Знаю, конечно. Но ведь, если немцы и подтвердят большую часть вашей истории, то в наших глазах она едва ли станет достоверной... Кто поручится, что это не фокусы немецкой контрразведки? Впрочем, попробовать можно, сейчас мы их вытащим.

В ожидании, пока приведут конвоиров, Быкову дали закурить, и он почти опьянел от папиросы. Первым привели Эриха — он так и ходил в рваных носках с торчащими наружу пятками и пальцами. Монах фыркнул и зажал рот рукой, чтобы не расхохотаться. Эрих жмурился от света и переступал с ноги на ногу.

— Знаешь этого человека? — указал начальник штаба на Быкова.

— Знаю, знаю, — закивал Эрих.

— Кто он?

— Русский, поступил на немецкую службу. Разве мы иначе стали бы с ним разговаривать?

— Выходит, в лесу у вас мирная беседа была? А почему у него твои документы?

— Документы я передал случайно с папиросной бумагой, когда закуривали, — с готовностью разъяснил Эрих. — В лесу мы повздорили малость...

— А какого пленного вы конвоировали на станцию?

— Пленного? — побледнел Эрих. — Нашего пленного разбомбило. День искали, два искали — и никаких следов.

— А этот не похож на вашего?

Эрих энергично замахал головой.

Начальник штаба поморщился и коротко приказал:

— Увести.

Вошел Ганс. На лице — рыжая щетина, в ней — соломинки и крошки. Ганс в точности повторил то же самое, что сказал Эрих.

— Разбомбило нашего пленного, начисто разбомбило, — сокрушенно, словно о близком родственнике, закончил Ганс, — такой был хороший, важный пленный, и вот — разбомбило...

Начальник штаба молча ходил по комнате, монах что-то рисовал. Быков сидел окончательно подавленный.

— Вот видишь, — обернулся к нему начальник штаба, — эти немцы настолько перепуганы, что от них никакого толку не добьешься. Ладно, потом разберемся, а сейчас хватит...

Снова четыре ступеньки, кромешная тьма и стук капель, падающих с потолка, как монотонный ритм вечности.

— Разве виселицы еще не готовы? — окликнул Быкова Фридрих.

Быков не ответил и молча повалился на солому...

Глава восьмая ЧТО МОЖНО УЗНАТЬ В ГОСПИТАЛЕ

Дессен лежал, закрыв глаза и впервые за эти несколько дней наслаждаясь чувством полного покоя. Его только что принесли из перевязочной. Санитары ушли, а возле него хлопотала сестра Аня Маленькая — действительно очень миниатюрная девушка, с милыми правильными чертами лица и живыми карими глазами. Маленькой ее прозвали потому, что в соседней палате работала Аня Большая, высокая, красивая блондинка. Аню Маленькую пожилые солдаты называли дочкой, молодые поверяли ей свои нехитрые тайны, а влюблялись в Аню Большую. Аня Маленькая аккуратна и хлопотлива на редкость, такой чистоты, как у нее, нигде не найдешь. Но у нее есть одна странность — она до смерти боится всяких ревизий и обследований, и, когда они происходят, Аня ходит словно потерянная и часто вспоминает маму, которая живет где-то в Пензе, а иногда и всплакнет короткими и быстрыми, как весенний дождик, слезами.

Поправив у раненого подушку и натянув до подбородка одеяло, хотя надобности в этом не было, потому что в палате тепло, Аня Маленькая ушла. Пока она находилась здесь, в палате стояла полная тишина, казалось, все спят глубоким сном, но едва затихли за дверью ее легкие шаги, как на соседних койках одеяла приподнялись, на подушках появились стриженые головы и несколько пар глаз принялись изучать нового раненого. На языке у каждого вертелось добрых десятка два вопросов: кто, из какой части, где и при каких обстоятельствах ранен, не слыхал ли про «наших», что делает «он», то есть немец? Но раненый лежал тихо, и вопросы поневоле приходилось отложить.

— Ох, не то у меня температура, не то я его знаю, — сказал пехотинец Семен Кругляков соседу. Его открытое курносое лицо с веселыми и вечно любопытствующими глазами выражало такую уверенность в себе и такую жажду деятельности, что, очевидно, койка, на которой приходилось лежать, представлялась ему орудием изощренной пытки. — Ты вглядись внимательно, может, тоже признаешь? — обратился Семен к соседу.

— Нет, не знаю, — ответил тот.

— Сразу видно минометчика, — вознегодовал Семен. — Где уж вам знать героев нашего фронта! Ходите около своих самоваров и воображаете, будто только вы и воюете.

— Да нет, мы что ж, — замялся сосед. — Лицо в самом деле будто знакомое.

— Знакомое! — уже совсем возмутился Семен. — Ну откуда оно тебе будет знакомое, если вы все время во рвах торчите на закрытых позициях? Вы даже и немцев никогда не видите, палите минами в белый свет. А куда мины попадают, только мы, пехота, и видим... А раненый этот — разведчик Быков, командир роты у них капитан Омельченко с орденом Александра Невского. Ох и боевые ребята!.. Только похудел он очень, Быков-то.

— Похудеешь, — сочувственно отозвался сосед. — Погода чертова, а работка у них горячая.

Семен ранен в руку. Похожая в бинтах на белую куклу, она лежала поверх одеяла. Но очевидно, рана мало беспокоила его, потому что он ни минуты не мог оставаться неподвижным. Именно он больше всех доставлял хлопот Ане Маленькой. В палате его любили и всегда за него заступались, поэтому Семен чувствовал себя как на хорошо укрепленной позиции. Он мастер поговорить: то разведет дискуссию, как снимать немецкую противотанковую мину, то поднимет шум из-за того, что опоздала газета.

«Ох, подведет он меня под ревизию!» — со страхом думала о нем Аня.

— Это уж точно, — подхватил Семен мысль соседа. — Работа нынче горячая, удар готовится такой, что придется немцам без штанов бежать до самого фатерлянда. Да и там дадим ли остановиться — это еще вопрос, покрытый неизвестным мраком.