Маги и мошенники - Елена Долгова

– Доброе утро, Вольф Россенхель. Вы удивлены разгадкой?

– По чести сказать – нет. Вы, Фирхоф, самый настоящий лишний элемент, мне следовало сразу догадаться об этом. Для инквизитора вы были слишком терпимы, вы сменили карьеру, но для министра оказались слишком порядочны, для заурядного мошенника – умны, а для несчастной жертвы церенской системы – слишком ловки и предприимчивы. Вы не делали чересчур больших подлостей и, одновременно, всегда вылазили сухим из воды. Конечно, это безобразие не могло продолжаться вечно, и вот…

– Замолчите! Для того, чтобы я оказался лишним элементом, нужен формальный акт вашего гримуарного волшебства. Его не было…

– Господи! Был! Точнее, это не волшебство с пергаментом или бумагой, а самое обыкновенное мое действие, которое я почитал порядочным, но вовсе не волшебным. Помните незабвенной памяти Клауса Бретона? Освежите воспоминания – как он вас за ваши интриги колотил прямо на улицах пылающей Толоссы? Я просто так, безо всякого колдовства, вмешался, не позволяя совершиться убийству, хотя вы, Ренгер-Фирхоф, были обречены. Именно это доброе дело, сделанное чужаком, пришельцем из-за Грани, а вовсе не наши магические изощрения, раскачало равновесие Церена.

– Вы рехнулись, Россенхель?! Почему я мешал? Чему я мешаю сейчас? Я верно служил государству.

– Слишком верно и слишком эффективно. Возможно, время процветания Империи истекло… Словом, вы, человек упорный, честный и талантливый, воспротивились естественному, хотя и трагическому порядку вещей. Конечно, я не отрицаю своей вины. Ведь спас-то вас именно я! И, как ни странно, ничуть об этом не жалею… Мало того, я чертовски доволен – приятно спасти хорошего человека. Равновесие и добро – вовсе не одно и то же. Хороший автор обязан быть пристрастным.

– Какая логика! Ну и что мне теперь делать? Ради исправления ситуации броситься на меч?

– Ни в коем случае. Я, как создатель сюжета, посоветовал бы вам скрыться – и побыстрее, побыстрее. Пока Гагена Справедливого еще не осенило, в чем тут фишка.

– В таком решении совсем уж мало чести.

– Зато благоразумия более чем достаточно. Не будьте упрямцем, Людвиг. Ваша смерть убавит странности в логике событий, но не прекратит бедствия Империи, возможно, даже кое-что прибавит. Они естественны как прилив и отлив – вспомните нашествие варваров или мятеж бретонистов…

– Я не намерен вести политические дискуссии.

– Тогда бегите, друг мой, бегите покуда император не очнулся.

Фирхоф мягкими шагами прошел мимо спящего Нострацельса, поспешно поднялся по лестнице. Незахлопнувшийся Портал светил ему вслед.

* * *

Через несколько часов, в том месте, где императорская дорога от Эберталя на Фробург делает развилку, блестели от дождя мокрые голые ветви вязов и тревожно стрекотали сороки. Беглый разбойник Шенкенбах, покинутый разбежавшимся отрядом, засел в кустах, негодуя в душе на отсутствие листвы – голые ветви плохо прикрывали засаду.

Покрытый толстым слоем грязи тракт пустовал, не обещая богатой добычи, голодный разбойник потер живот и прищурился на размазанный дымкой диск солнца, пытаясь определить время, оставшееся до полудня. Сороки устроили драку над самой его головой, осыпая шею и плечи воина пометом, мусором и мелким пером.

Еще через малое время, вдали, там, где лента дороги сливается то ли с небесами, то ли с предполуденным туманом теплой весны, показался конный силуэт. Всадник несся вовсю, поколачивая сорванным с куста прутиком пегого жеребца-полукровку и, с точки зрения Шенкенбаха, быстро увеличивался в размерах. Разбойник с неудовольствием рассмотрел потрепанную куртку намеченной жертвы, фасон одежды отчасти выдавал в верховом уэстера. Противник показался Шенкенбаху неопасным – он был худощав и светловолос, а знаменитый грабитель, сам черный как грач, привык считать блондинов трусами.

Припасенная с утра крепкая веревка, привязанная к стволу вяза, лежала сейчас в грязи, оставаясь почти незаметной. «Пора!»

Шенкенбах натянул свободный конец, перегораживая дорогу перед самый корпусом пегой лошади. Конь каким-то чудом не упал – он заржал, взвился на дыбы и едва не выбросил всадника из седла. Уэстер кое-как справился с перепуганным животным, соскочил на землю, Шенкенбах с удовольствием отметил про себя, что путник ранен в левую руку и не вооружен. Бандит приблизился, небрежно, для проформы помахивая мечом – голод давал о себе знать, но душа просила доблести.

– Чего ты хочешь от меня, Богом и людьми проклятый незнакомец?! – заорал расстроенный внезапной задержкой уэстер.

«Вождь Шенкенбах» приосанился и порылся в памяти, отыскивая подходящее к случаю красивое изречение – как назло, слова все попадались простые и неблагородные, плоские, как истертые медные монеты. Вождь припомнил вьюжные вечера у камина в разгромленной усадьбе красавицы Гернот, беседы с воровским магом, обрывки песен, которые, голодно посматривая, горланили сорванными голосами бродячие певцы и, среди вороха пестрых воспоминаний, отыскал наконец подходящие выражения. Он пренебрежительно окинул поджарого противника взглядом и, победно задрав подбородок, заявил:

– Мне позарез нужна добрая пинта твоей крови! Я собираюсь ее пустить.

– Что? Опять!?

То ли уэстер понял вождя не вполне правильно, то ли созвездия в этот день сложились как-то не так, но крепкий пинок в живот мгновенно опрокинул зазевавшегося от наглости разбойника навзничь, спиной и затылком в уже немного подсохшую, и поэтому не очень мягкую грязь. Жалобно зазвенел по камням меч. Враг поспешно поднял оброненное толстяком оружие и немилосердно приставил лезвие к заросшей черным волосом могучей шее Шенкенбаха.

– Ненавижу черных магов, все вы подлецы. Следовало бы тебя зарезать, церенский еретик, но со вчерашнего вечера я потерял вкус к кровопусканиям.

С этими словами уэстер прицепил меч разбойника к собственному поясу, сел в седло и опрометью ускакал, не забыв, однако, прихватить на память единственную котомку вождя.

Вождь Шенкенбах полежал, задумчиво рассматривая чистое, ласковое весеннее небо, пока не примолк в затылке звон, потом встал и счистил со штанов густую грязь.

– Это было единственное доподлинное чудо, которому я оказался свидетелем за всю свою жизнь!

Сороки собрались на вершине вяза, черные бусинки их глаз насмешливо уставились на неудачника. Шенкенбах поднялся, отломил надтреснутую ветвь, ощипал с нее мелкие веточки и взвесил в руках готовую крепкую дубину.

– Следующий ответит за все.

Новый путник не заставил себя долго ждать. Им оказался всадник средних лет и неопределенной, ускользающей внешности, немного похожий на богослова, взгляд его холодных светлых глаз не отрывался от дымчатого горизонта. Путешественник очень быстро, словно торопясь скрыться от погони, скакал на поджаром, забрызганном грязью рыжем жеребце и показался Шенкенбаху немного знакомым.

– Святые покровители, неужто я грабил и его?

Разбойник, наученный горьким опытом, ни на секунду не положил суковатую дубину. Он неловко пошарил левой рукой в вязкой глине, в ворохе прошлогодней листвы, отыскивая секретную веревку. Затоптанный и смятый, ее конец долго ускользал от толстых пальцев. Путник, не догадываясь об опасности, вихрем пронесся мимо. Веревка наконец натянулась, едва ли не задев прощально мелькнувшие копыта лошади и ее длинный, развевающийся хвост.

– Вот отродья проститутки! – искренне возмутился разочарованный Шенкенбах. – Такой плохой ловли не было уже десять лет.

Он проводил тяжелым взглядом силуэт несостоявшейся жертвы и устроился ждать с неистощимым терпением хищника.

Глава XXXI

Последняя легенда Хрониста

Людвиг фон Фирхоф. Восточная провинция Империи.

Весной 7014 года западные земли Церенской Империи охватил пожар войны и все смешалось в событиях и умах, придя в беспорядок неимоверный. Император Гаген Святоша исчез, числился убитым, а, стало быть, по общему мнению, умер, не оставив законного наследника. Оба младших брата императора умерли от морового поветрия еще два года назад. Уэстокская принцесса Винифрид, супруга церенского императора, объявленная правительницей и не признанная собранием баронов, под охраной рыцарей-соотечественников одиноко и печально занимала трон в Лангерташ.

Дама по большей части плакала, осторожно касаясь платочком мокрых от слез веснушек и нежного пушка возле висков.

– Вашими стараниями, братец, я осталась без супруга!

Принц Хьюг, чье поведение в немалой степени подправили гримуары Адальберта, несколько ошалел от череды безумных событий – собственные победы почему-то казались ему зыбкими, неверными и не внушающими доверия. Все-таки он, как мог, постарался утешить сестру:

– С таким приданым, как корона, ты легко отыщешь нового жениха…

– Как бы мне не растерять мое приданое… вместе с головой!