Краткая история всего - Кен Уилбер

И, таким образом, начиная, как я уже сказал, с XVIII века левосторонние внутренние измерения оказались сведены к своим правосторонним эмпирическим коррелятам. Дескать, «по-настоящему реальны» только лишь объективные «они», недвусмысленно локализуемые в пространстве! Вся сфера внутреннего опыта (во всех холонах, включая человека и других живых существ!) была полностью ампутирована, так что призрак в машине начал издавать печальный и преисполненный одиночества стон, преследуя нас своими кошмарными стенаниями, обретающими ещё более обвиняющий тон от того, что у него даже не было сил привлечь к себе внимание.

Когда только объективные «они» с простым местоположением считаются по-настоящему реальными, тогда сам разум кажется совершенно чистой доской (tabula rasa), в которую ничего не впечатано, пока не заполнишь её картинками, или репрезентациями единственной реальности, которая, мол, только и существует: объективной и чувственно воспринимаемой природой. Нет никакого подлинного Духа, нет никакого подлинного разума, есть лишь эмпирическая природа. Нет ни сверхсознания, ни самосознания, есть лишь подсознательные процессы, суматошно мельтешащие без конца и смысла в обширной системе взаимосвязанных «они». Великая холархия полностью схлопнулась подобно карточному домику под порывом послеобеденного ветра, и вместо неё мы можем найти лишь паутину природы с её простым местоположением.

И вот добро пожаловать в современный, чистый мир нисхождения. Единственная истина, которую стоит знать, — это истина «они», моноприроды, объективных и эмпирических процессов, и нет нужды в какого-либо рода восхождении. Есть только система координат нисшедшей флатландии, мир цивилизованных троглодитов, полная пустышка. Инструментальная рациональность: мир «они»-явлений

В.: Похоже, что в этом-то и кроется корень проблемы. Как или почему наука захватила другие сферы?

К. У.: Впечатляющие достижения эмпирической науки — открытия Галилея, Кеплера, Ньютона, Гарвея, Кельвина, Клаузиуса и Карно — сопровождались массированными преобразованиями, привнесёнными индустриализацией. И то и другое было деятельностью в сфере «оно», поэтому они друг друга подпитывали в порочной спирали, отталкивая все прочие заботы на обочину. Другими словами, сфера «оно» на своей стороне имела очень мощные силы — достижения эмпирической науки и мощности индустриализации.

Технико-экономический базис общества (нижне-правый квадрант) устанавливает конкретные формы, в рамках которых двигается и может двигаться культура. Базис не предопределяет культурной суперструктуры в смысле строгого марксизма, но он и вправду налагает некоторые ограничения на то, что возможно реализовать (например, практически невозможно ликвидировать рабство в обществе с аграрным базисом, равно как невозможно в нём и защитить права женщин).

Итак, индустриальный базис послужил основой для инструментального производства. Разумеется, то же самое можно сказать и о луке со стрелами, мотыге и плуге, но вдумайтесь: паровой двигатель? Двигатель внутреннего сгорания? Во многих аспектах двигатель — машина как таковая — есть просто результат эволюции производственных мощностей, начало которой положили первый камень, использованный в качестве орудия, и первая палка, использованная в качестве копья. В этом смысле в индустриализации не было ничего, что ока­залось бы радикальным разрывом с прошлым: мужчины и женщины всюду и во все времена выискивали ­способы обеспечить стабильное удовлетворение своих потребностей при помощи инструментов и орудий труда. Но, по мере того как развитие этого квадранта всё более и более усложнялось, огромные машинные мощности — мощности индустриального базиса — резко выдвинули инструментальное производство на передний план.

Культура разворачивает свои потенциалы в рамках технико-экономического базиса. И в рамках индустриального базиса развернулась всецело производственная, техническая и инструментальная ментальность — ментальность, которая почти вынужденно отдала пальму первенства сфере «оно».

Сегодня многие критики (на самом деле большинство критиков), как правило, видят в индустриализации массу проблем. Она считается причиной механистического мировоззрения и разрушения органической культуры; причиной возникновения аналитического и раздробленного мира и разрушения социальной согласованности; причиной экологической катастрофы и разрушения религиозных прознений.

Всё это важно, но я не считаю, что какое-либо из данных положений занимает центральное место. На мой взгляд, все они являются производными чего-то другого. Центральное место занимает давление, которое оказывает этот производственный базис на сознание, чтобы то отдавало преимущество сфере «оно». То есть мощности индустриализации соединились с достижениями эмпирической науки, чтобы выстраивать отбор в пользу мира, в котором только «они»-явления считаются реальными. Всё остальное есть результат данного отбора. Все остальные проблемы восходят именно к данной проблеме.

Сфера «оно» разрасталась, как раковая опухоль, будучи патологической иерархией, захватывающей и колонизирующей сферы «я» и «мы». Сфера моральных решений в рамках культуры спешно была передана науке и техническим решениям. Наука, как считалось, должна решить всё. Все проблемы «я» и «мы» преобразовывались в технические проблемы в сфере «оно». И, таким образом, науке (теоретической и технической) не просто полагалось решить все проблемы, ей ещё и полагалось решать, что вообще является проблемой как таковой, ей полагалось решать, что является, а что не является реальным.

В.: Так, значит, проблема не была в том, что новоиспечённая наука была аналитической и разделяющей, вместо того чтобы быть холистической и ориентированной на системы.

К. У.: Совершенно нет. Проблема состояла в том, что и атомистистическая наука, и холистическая наука были «оно»-идеологиями. Обе способствовали первичному коллапсу (или схлопыванию). Атомистические «они», холистические «они» — суть один фундаментальный кошмар.

В.: Но мы постоянно слышим от ребят, провозглашающих «новую парадигму», что мы живём в расколотом мире по той причине, что «устаревшая ньютоновская» наука оказалась механистичной, разделяющей и атомистичной, и эти разделяющие концепции заполонили общество и привели к его фрагментации. И что сегодня требуется, так это чтобы общество, догнав, начало идти в ногу с этими новыми холистическими науками (от квантовой физики до теории систем), и это привело бы к исцелению разделённости. А вы говорите, что атомизм и холизм разделяют вину за это бедственное положение.

К. У.: Да, верно. Когда наука провозгласила, что её миссия есть единственно реальная миссия, она также провозгласила и что сфера «оно» есть единственно реальная сфера. Эмпирический мир монологической природы был единственным реально существующим миром. Люди считались неотделимой частью этой паутины природы, а посему человека тоже можно было познавать эмпирическим и объективным путём. Заняты поисками сознания? Хватит болтать, просто вскройте мозг и исследуйте его! Монологический взор во всей красе.

Идея заключалась в том, что мозг — часть природы и только природа реальна, так что сознание можно обнаружить в результате эмпирического исследования мозга. Это ужасающий редукционизм и сведение всего до монологических поверхностей.

В.: Но ведь мозг и есть часть природы!

К. У.: Да, мозг — часть природы, но разум не является частью мозга. Разум, или сознание, — это внутреннее измерение, внешним коррелятом которого является объективный мозг. Разум — это «я», а мозг — «оно». Так что, как мы уже обсудили, мозг подобно всему остальному в эмпирической природе можно познать при помощи монологического взора, то есть эмпирико-аналитического исследования, но разум можно познать лишь посредством интроспекции, общения и интерпретации. На мозг вы можете смотреть, но с разумом нужно общаться, и это требует не наблюдения, а интерпретации.

Посему, когда все аспекты холонов были сведены к великой монологической паутине эмпирических «они», все их внутренние измерения оказались вырезаны без остатка. Внутренние измерения растений, китов, волков и шимпанзе попросту испарились под испепеляющим жаром монологического взора. Теперь они суть лишь нити в объективной паутине, у них нет жизненного пространства, нет у них и культуры. И, таким образом, если вы сведёте Космос к великой паутине эмпирической природы, то вы денатурируете и натуру самой природы. Тогда у вас будет лишь эмпирическая природа, монологическая природа, денатурированная природа, пустая скорлупа схлопнутого Космоса, в котором все «я» и «мы» сведены к взаимосвязанным «они», — редуцированы до великой паутины вещей с простым местоположением.