Кононов Варвар - Михаил Ахманов

– Говорил Пророк: если видишь два пути и не можешь выбрать между ними, поищи третий. Вот первый путь: посадить тебя, как Пашке обещано, в яму и каждый день палец рубить. Кончатся пальцы, кончится жизнь… Можно иначе: раз не сказал мне Пашка правды, яма отменяется, делите сами женщину, но не забудьте, кому платить за покровительство… – Хищно усмехнувшись, он пояснил: – Это я про кабак. Ведь не бывает кабаков без «крыши», верно? Аллах велел делиться…

– С бедняками, – добавил Кононов, взирая на роскошную люстру, картины и драгоценное оружие.

– Не со мной делятся, с ним! – Хозяин сказочных чертогов ткнул пальцем в белобрысого, дежурившего на террасе. – Он бедный, очень бедный! И этих бедняков за мною сотни две… может, и больше… и каждый желает есть и пить! Но я о другом говорю… – Икрамов повел рукой, будто обозначив некий знак препинания, запятую или даже точку. – Я говорю о том, что резать тебя не хочется, но и отпускать нельзя. Значит, нужно оставить под присмотром, где-нибудь поблизости, и к делу полезному определить. А к каким делам бойцов определяют? Сам догадаешься или подсказка нужна?

– Хотите меня в киллеры нанять? – полюбопытствовал Кононов.

– Ну зачем же сразу в киллеры! Можешь охранником при мне, можешь сборщиком, а можешь и говоруном, если речистый и убедительный. Нынешние писатели ведь все речистые, так?

– Говорун – это кто?

– Тот, кто объясняет полезным людям, какие им слова сказать, какие подмахнуть бумаги, кого сажать, кого не трогать. Очень деликатное занятие! Дар особый нужен. Талант!

– Такой, как у Пал Палыча?

Икрамов помрачнел, словно вспомнив о чем-то неприятном.

– Этот умеет, клянусь Аллахом! Зыркнет глазом, и поверишь, что он не Чернов, а Белянин и что на елке персики растут… Умеет, хоть и не писатель!

– А я вот писатель, – напомнил Ким. – Может, сгожусь вам в летописцы? Лет через десять сварганим воспоминания, будут не хуже, чем у Эренбурга. Издателя солидного найдем, московского, забойного, из тех, что печатают про президентов… тираж начальный – тысяч сто… можно и побольше, если название крутое. «Люди, годы, трупы» подойдет? Или «Пахан от Корана»?

Пальцы Икрамова соединились, плечи напряглись, как если бы он душил кого-то, пережимая горло и ломая позвонки. Киму почудился хруст костей, предсмертный хрип и тошнотворный запах крови, словно людоед-душитель, недовольный слишком медленной агонией, рвал когтями чьи-то вены. Мысль о брошенной у лестницы кувалде мелькнула у Кононова, он посмотрел на кинжалы и сабли, на малахитовую пепельницу, прикинул, что к пепельнице ближе, придвинулся к столу, вытянул руку…

– Дерзок слишком, – расслабившись, буркнул Икрамов. – Посиди тут часиков до трех, подумай. Либо ты при мне, либо…

Он чиркнул ладонью по шее и направился к дверям.

– Я буду лучше думать, если меня накормят, – сказал Ким. – Время-то обеденное!

Икрамов вышел, не вымолвив ни слова, но через пять минут из тех же дверей явились трое черноусых молодцов: один нес столик, другой – бутыль с поддельными ессентуками, а третий – миску с ложкой. В миске были вареные бобы. Не очень много.

«Ну что будем делать? – поинтересовался Кононов, когда черноусые удалились. – Есть предложения?»

«Ты можешь справиться с охраной и уйти, – откликнулся Трикси. – Ты достаточно силен и ловок, но, если надо, я помогу».

«Нельзя уходить. Во-первых, Икрамов все равно не отвяжется, а во-вторых, зачем сюда ехали? Могли сидеть на складе, кусать Мурада за уши». – Ким зачерпнул бобов, сунул ложку в рот и скривился – перца явно переложили.

«Думаешь, надо его убить? – печально спросил пришелец. – Акт негуманный, но, кажется, необходимый…»

«Убийство ничего не даст. – Ким поперхнулся бобами, отпил воды, прокашлялся. – Этого убьешь, другой появится. Опять же мертвые неразговорчивы… А я ведь сюда приехал кое-что узнать!»

«Помню», – вымолвил Трикси.

«Есть такой процесс – позитивная реморализация, – сообщил Ким, мрачно ковыряясь в миске. – Описан у классиков… правда, без подробностей. А ты не в курсе, как сделать негодяя приличным человеком?»

«Глубинные области психики не поддаются конверсии и радикальной перестройке. Конечно, я могу внушить благие мысли, но эффект от этого непродолжителен и слаб – как только наш контакт прервется, исчезнут все следы внушения. Более длительное воздействие через связь с инклином бессмысленно из-за присущей вам ментальной резистентности. Мне очень жаль, мой друг, но это неразрешимая проблема».

«Ты все же попытайся что-то сделать. – Вода кончилась, и Ким отодвинул миску с остатками бобов – есть это адское варево, не запивая, было никак нельзя. – Я вот соображаю, что он за тип, этот Анас Икрамович, к кому он психологически ближе, к Эйриму или к Идрайну? Вроде человек, хоть и грабитель, к тому же вождь – дружина у него и замок, богатство и комфорт, наверное, близкие люди есть… В Аллаха верит, чтит Коран, читает книги… Человек ведь, а? Это с одной стороны, а поглядеть с другой – так нелюдь нелюдью! Души бы ему добавить… Как ты считаешь, Трикси?»

Но тот молчал, и Ким, чтобы отвлечься, погрузился в транс, в мысли о своем романе, обдумывая завершающие сюжетные ходы. Он был сейчас Арраком, духом, обитавшим в теле колдуна, но принявшим решение его покинуть. Духам ведь тоже нужны перемены, духи скучают и тоскуют и, подобно смертным, хотят разнообразия. А выбор в Ванахейме скуден: или чародей Небсехт, или типичный бандит и грабитель Анас Икрамович Икрамов… то есть Эйрим Высокий Шлем. Тогда как Аррак желает внедриться в героя, могучего, непобедимого, жестокого… Благодаря магическим способностям он наблюдает за киммерийцем и его слугой, и тут – тут свершается фатальная ошибка! На Конане защитный обруч, ментальный ореол ничтожества завуалировал его природу, и дух решает, что истинный герой – Идрайн. Безжалостный, сильный, вполне подходящий для запланированного переселения…

* * *

Серокожий прошел испытание!

Мысль об этом настраивала Аррака на благодушный лад – как всегда, когда предстояло развлечься. Снова и снова он прокручивал в памяти одну и ту же картину: девушка, танцующая на фоне белесого марева пурги; киммериец, уставившийся на нее выпученными глазами; его женщина, ничтожный прах земной, в страхе сжавшаяся у костра; и серокожий исполин, подпирающий спиной скалу. Дочь Имира не смогла его зачаровать; он просто уснул, продемонстрировав полное равнодушие к прелестям снежной девы.

Итак, он остался жив. Киммериец, впрочем, тоже; почему-то Имирово отродье разделалось лишь с его спутницей. Но женские дрязги Аррака не интересовали.

Он предвкушал момент, когда сможет ускользнуть в новое тело. Эти бесконечные переселения и смены плотского облика являлись одной из причин, по которой Аррак, Демон Изменчивости, получил прозвище Великого Ускользающего. Но знали о сем немногие – лишь божества, властвующие над земным миром, их ближние помощники и кое-кто из самых мудрых магов, способных распознать Аррака под человеческой личиной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});