Княжий пир - Юрий Никитин

Наконец улочка свернула, у Залешанина появилась безумная надежда, что сумеют оторваться от погони, но Рагдай внезапно выбрал на перекрестке самую широкую улицу, понесся, все еще способный двигаться, драться, будто не тащил на себе столько железа.

– Куда прешь? – закричал Залешанин на бегу. – Там народу больше, чем тараканов в хате!

– Здесь… – прокричал Рагдай на бегу, – иначе…

– Что? – заорал Залешанин. – Тараканы не такие?

Они неслись прямо на толпу. Залешанин задыхался, глаза лезли на лоб. Щит больно молотил по спине. Он стиснул зубы, готовясь к драке, но плотная толпа впереди вдруг подалась в стороны, начала разбегаться. Здоровые мужики, как вспугнутые куры, кидались в стороны, сбивая с ног женщин и детей.

Это не Русь, успел подумать он в разгоряченном изумлении. Там бы сразу кинулись наперехват, не раздумывая. А здесь – моя хата с краю, я ничего не знаю…

Даже когда сшибли чей-то торговый стол, а стекляшки посыпались по всей улице, хозяин не кинулся вдогонку, хотя мужик здоровенный, что-то заголосил вслед о страже, куда смотрят, за что мзду берут, крики сзади стихали, но топот сапог тише не становился. За ними гнались упорно, городская стража уже отстала бы…

Рагдай и Залешанин бежали через переулки, кровь текла из пробитого плеча богатыря все сильнее, он был бледен, дышал тяжело. Залешанин тащил упорно, но в голове мутилось от слабости, дыхание вырывалось с такими хрипами, что обжигало горло. Рагдай надсадно сипел, изо рта потекла струйка крови. Он уже не уговаривал оставить его, а Залешанин тревожился, не пробило ли тому легкие, вон даже пена кровавая с губ… Хотя легкие вроде бы ниже плеч…

Погоня слышалась все ближе, кольцо смыкалось. Рагдай встряхнул головой, глаза ввалились на бледном как смерть лице.

– Ну, все… дальше и ты не сможешь…

– Ты… прав… – прохрипел Залешанин.

Он прислонился с ним, не выпуская из рук, к каменной стене. Рагдай сунул два пальца в рот, пронзительно свистнул, перевел дух, свистнул еще, теперь уже в четыре пальца. Залешанин тупо смотрел сквозь разъедающий глаза желтый пот, вонючий и едкий, будто луковицей потер, голоса послышались совсем близко, на этот раз донесся и яростный лай собак…

Внезапно слева наперерез по узкой улочке выбежало с десяток городских стражей. Толстые, неуклюжие, но все свежие, а тут руки разжимаются, ноги не держат, а прохожие разбегаются, прячутся за калитками, жмутся по углам и в простенках, прячутся за карнизами, только бы не попасть в схватку.

– Бык! – прокричал Рагдай хрипло.

«Да что ты орешь, – мелькнуло в голове Залешанина злое. – Тоже мне клич! Хотя бы «Русь» или там имя той, что народит тебе мудрецов и героев…»

На них бросились с ходу, без переговоров. Явно уже знали или услышали про них, и Залешанин с усилием поднял палицу. Рагдай вскинул меч. Они пошатнулись от налетевшей волны человеческих тел, отступили невольно, спины уперлись в стену, и тут оба поняли, что пришел смертный час, но даже перекинуться словом не могли, сражались, сцепив зубы и задержав дыхание, зная, что сейчас все кончится…

Звон железа и крики раздавались и совсем рядом. Когда неожиданно стало полегче, Залешанин рискнул скосить на миг глаза. Там кривым мечом сражался здоровенный мужик, а за его спиной умело орудовал узкоглазый степняк в богатой одежде. Часть стражи отступала перед их ударами, а когда глаза мужика встретились с глазами Рагдая, он гаркнул зло:

– Печеный!..

– Дальше, – потребовал Рагдай.

– В боку… нож точеный, – ответил мужик задыхаясь. – Отступайте вдоль стены… Черт бы вас побрал…

– Спасибо, – прохрипел Рагдай. В горле у него сипело, глаза закатывались.

Залешанин подхватил витязя под руку, в ладони стало липко и горячо, потащил вдоль стены. Узкоглазый отступил, пробежал вперед, что-то крикнул. В стене отодвинулась неприметная калитка. Залешанин, не раздумывая, ввалился, таща Рагдая. За спиной слышались озлобленные крики, звон железа, ругань, потом внезапно – восторженные крики, отчаянный рев, в котором были злость и разочарование…

Залешанин был в малом дворике, Рагдай вопросительно поднял голову, глядя на смуглолицего. Тот с саблей в руке выждал, когда в проем нырнул чернобородый, быстро захлопнул калитку, задвинул толстенный засов, и все четверо по знаку чернобородого побежали через дворик к зияющему входу в дом.

Они пронеслись по комнатам, чернобородый что-то кричал на бегу, выбежали в другой дом, пробежали снова через дворик, затем через сад, выбежали на улочку, долго неслись вдоль высокой стены из накаленного камня, нырнули в калитку, вбежали в дом.

Сильные руки подхватили Залешанина, густой голос прорычал:

– Что с ними, Козьма?

– Не знаю, – ответил до грохота в ушах голос, в котором Залешанин узнал голос чернобородого, – они крикнули заветное слово.

– Эк угораздило…

– Да, нам не позавидуешь…

Залешанин чувствовал, что сидит на лавке, упираясь спиной в стену. Заботливые руки стирают мокрой тряпкой с лица пелену мутного пота. В ушах грохотала копытами конница, так могла нестись только орда степняков, не сразу сообразил, что стучит, едва не выпрыгивая, его сердце. В помещении стоял надсадный прерывистый свист, но скоро сообразил, что свистит в его раскаленной бегом ­груди.

Рагдай сидел рядом, его тоже обтерли мокрой холодной тряпкой. Залешанин видел, как витязь жадно ловит языком холодные капли, не замечая, что смешаны с его горько-соленым потом. В комнате суетились люди, переговаривались негромко. Звякал металл. После яркого солнца Залешанин с трудом различал лица.

Чернобородый сказал с досадой:

– Угораздило же услышать это словцо!.. Теперь все нажитое – коту под хвост. А сколько карабкался наверх, состояние сколачивал, в совет квартала вышел… Уже вся восточная пристань моя… почти вся моя, одного ромея осталось дожать – и все склады, таверны, причалы… эх… все перешло бы под мой кулак.

Залешанин слушал не понимая, а Рагдай, ему перевязывали раны, сказал утешающе:

– В другом месте наживешь…

– В другом, – огрызнулся чернобородый зло. – Это не мечом махать, здесь годами карабкаешься со ступеньки на ступеньку! А мне опять с пустого места…

– Ну, великий князь золотишка подкинет…

– Что золотишко! У меня и своего здесь нажито. Ромеи только думают, что хитрее их нет на свете. Но где один киянин пройдет, там трем грекам делать нечего. Но не все покупается золотом. А доброе имя купеческое? А доверие? Это ж сколько времени еще минется…

Заботливые руки сунули Залешанину ковшик. Он жадно прильнул, чувствуя холодную тяжесть, выпил залпом, потом лишь поперхнулся, ощутив, что проглотил не родниковую воду, а охлажденное вино.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});