Элита элит - Роман Злотников

Я прекрасно помнил те взгляды, которыми она меня одаривала там, на лесном складе. И у меня не было иллюзий по поводу того, какие чувства в них читались. Слава богу, большинство бойцов и так уже записали ее в мои, так сказать, фаворитки, поэтому никаких особенных проблем ей это не принесло. Но мне-то что делать? Ведь на этот раз я точно не смогу ограничиться одним-двумя свиданиями. А на том пути, который мне предстоял, личные привязанности скорее ослабляли, чем делали сильнее, серьезно расширяя возможности моих врагов — настоящих и будущих — для воздействия на меня.

Но… если таков Кысмет, что мы можем изменить? Тем более что в девушке было то, что меня очень привлекало! И это отнюдь не внешность, а… довольно редко встречающаяся способность к беззаветной верности и непоколебимой преданности. И готовность честно нести свою ношу, в чем бы она ни заключалась. Просто ли в необходимости рожать детей и обихаживать их и мужа или в том, чтобы ночами до рези в глазах, до того, как скальпель вываливается из рук, склоняться над операционным столом, вырывая у смерти еще одну жизнь. А чаще всего таким женщинам приходиться делать и то и другое…

Впрочем, женщины, принадлежащие к русскому этносу, всегда отличались этими качествами, пусть и не в таких серьезных концентрациях. Но свои лучшие качества этот этнос оказывался способным предъявить миру лишь тогда, когда в его сильной половине начинали преобладать мужчины, достойные таких женщин…

— Что ж, я не против, но при одном условии.

— Каком же? — заинтересованно спросил я, совершенно точно зная ответ.

— Потом вы дадите мне возможность пообщаться с фрейлейн Вилорой.

— Согласен…

Беседой, которую я, дабы избежать лишних ушей, предложил провести поглубже в лесу, по моему мнению, мы оба остались довольны. А в конце фон Зееншанце, по-моему, даже несколько подзабыл о своей просьбе. Но я ему напомнил:

— Вы по-прежнему хотите повидаться с фрейлейн Вилорой?

Гауптман вздрогнул, и с лица его ушла легкая улыбка, блуждавшая там последние пятнадцать минут.

— Да, непременно.

— Отлично, — сказал я, поднимаясь и доставая из кобуры свой ТТ.

— Что вы делаете? — удивленно произнес гауптман.

— Создаю основания для встречи с лейтенантом Сокольницкой и… ваше алиби для будущего расследования. Не дергайтесь. — С этими словами я несколько раз выстрелил в него, поразив в левую руку и правую голень, а также оставив впечатляющую царапину на лице. На выстрелы тут же прискакал мой взвод управления почти в полном составе, но я махнул рукой, показывая, что все в порядке.

— Мой вам совет, гауптман, уходите из этой армии. И вообще, постарайтесь насколько возможно дистанцироваться от этого режима. Для него наступают очень тяжелые времена. Уж можете мне поверить.

Он, еще ошеломленный столь неожиданным окончанием нашей вполне дружелюбной беседы, настороженно вскинул на меня глаза:

— Что вы имеете в виду?

Я улыбнулся. Не люблю озвучивать очевидное. Фон Зееншанце уставился на меня в упор, а затем тихо спросил:

— Кто вы?

Я качнул головой.

— Сейчас не время и не место об этом говорить, но, если вы хотите получить хотя бы шанс оказаться со мной на одной стороне, воспользуйтесь моим советом. — Я сделал короткую паузу, давая ему возможность если не понять, то хотя бы запомнить мои слова, а затем спросил: — Для встречи с фройляйн Вилорой вам нужен переводчик?

Он на мгновение задумался, потом качнул головой.

— Ну что ж… единственное, уединение я вам предоставить не могу. Это будет плохо и для вас, и для нее. — Я убрал ТТ в кобуру и махнул своим. — Возьмите этого фрица и отнесите к остальным. И пусть лейтенант Сокольницкая окажет ему первую помощь.

Через полтора часа после окончания боя над опушкой леса появился немецкий самолет. Он не стал снижаться, шеренги немецких трупов, усеявшие поле, были отлично видны и оттуда. Но нас на опушке уже не было. Оставшихся в живых полицаев я приказал расстрелять: предательство не заслуживает никакого снисхождения, — а вот уцелевших немцев просто связали и привязали к деревьям. Собранное немецкое оружие сложили в огромную кучу, облили бензином из грузовиков, которые также привели в полную негодность, и подожгли. Когда этот костер догорит, то даже его несгоревшее металлическое содержимое окажется годным только на переплавку. После чего я увел батальон обратно в глубь лесного массива.

За вечер и начало ночи мы удалились от места боя почти на пятнадцать километров. Здесь я устроил привал, собрав новое оперативное совещание.

— Итоги первого боестолкновения можно считать положительными, — начал я, а затем устроил своим командирам такой раздракон, что, будь народ чуть менее крепким, точно без обмороков бы не обошлось.

Иванюшин в конце даже досадливо обмолвился:

— И когда вы все успели заметить-то, товарищ капитан?

Я усмехнулся:

— Работа у меня такая. Ладно, на этом разбор закончим. Скажу только, несмотря на то что большинство этих недостатков, к счастью, в тех условиях, которые нам удалось создать, не были критически важны, так будет не всегда. Всем понятно, к чему может привести недостаточное внимание к маскировочным мероприятиям в случае подготовки засады или плохо выполняющее свои обязанности походное охранение на марше. И обратил я ваше внимание на них потому, что завтра батальон разделяется.

Все замерли. Они уже как-то привыкли, что я всегда рядом. И одной из причин, по которой я избрал именно эту тактику при проведении следующей операции, была именно необходимость дать своим командирам подразделений немного «поплескаться» в одиночку.

— Достаньте карты, — приказал я, — лист номер семь. Итак, следующими объектами атаки будут склады горюче-смазочных материалов вблизи населенных пунктов Оранчицы, Кобрин и Черемха…

На следующее утро обе роты ушли, а я с подразделениями, отнесенными к управлению батальона, двинулся в сторону Оранчиц.

До складов мы добрались на четвертый день марша. Все это время в небе постоянно маячили немецкие самолеты. Это несколько затрудняло продвижение, но леса здесь были достаточно густые, так что обнаружения удалось избежать. Однако за роты я немного волновался.

Склады на меня особенного впечатления не произвели. Хотя охраны на них было заметно больше, чем на артиллерийских под Бронна Гура. Впрочем, оно и понятно. Те склады оказались заполнены вооружением, боеприпасами и имуществом, в подавляющем большинстве годным только на переработку. Горючее же, хранящееся на этом, могло напрямую идти в дело. И шло. Во всяком случае, когда мы подошли к складам, там стояли под разгрузкой несколько железнодорожных цистерн, а под загрузкой — два топливозаправщика и несколько грузовиков, в которые загружали бочки. Похоже, немцы просто включили эти склады в свою логистическую схему. Что, на мой взгляд, было вполне оправданно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});