Девятый Замок - Хаген Альварсон

— С кем же он заключил сделку? — спросил Эльнге, но ехидная усмешка была на его устах.

— Нетрудно сказать, — отвечал друид. — С жалким ничтожеством, отребьем, рабом, чьего имени я не стану называть. Однако тебе, мой добрый король, скоро придется звать этого раба родичем. Такова цена сделки. Понимаешь?

— О, понимаю, и не хуже иного мудреца, — презрительно скривившись, сказал Эльнге. — Тому не бывать, о чем ты молвил.

— Ты не слишком самонадеян, мой господин?

— Моя надежда не на себя. Я видел этого чужака. И я точно знаю, из чего сделан его хребет.

— Ты полагаешься на халька? На краткоживущего?

Эльнге рассмеялся.

— Должно быть, тебе ведомо, мой мудрый гость, — сказал он сквозь смех, — что нет лучше собаки для охоты, чем сеттер. Уж поверь, я в собаках разбираюсь. Да и на твоём месте не стал бы я разбрасываться упрёками на счёт хальков.

И добавил тихо, чтобы услышал только Корд:

— Иль напомнить тебе о неких обстоятельствах твоего появления на свет?

Тут рассмеялся Корд'аэн.

— Коль скоро ты так всеведущ, то зачем я тебе понадобился?

— А просто так. Для пущей уверенности.

— Я бы проклял тебя, король. Мне жаль твою дочь и твой народ. Но ты — живая легенда. Медный Судья не станет тебя судить.

Сказав так, Корд'аэн О'Флиннах, сын женщины из сидов и краткоживущего мужчины, удалился из зала, из столицы и из княжества Раттах. Он не оглядывался. Он знал теперь, что мир сошёл с ума.

Какое-то время он стоял на перекрёстке, под звёздами. А затем направился в приют безумцев. Ибо, если мир сошёл с ума, то куда же ещё остаётся идти?..

Сага о Снорри сыне Турлога

и других безумцах, что собрались в Грененхофе

Колдун и мертвец

1

Смахнув слезу благодарности, я опустил личину шлема. Живых я не стыдился. Но на нас смотрели мои предки. И не назвали бы они моё лицо лицом мужа, коль увидели бы влагу скорби. Да и цверги были уже близко.

Бой начал Кеарб, великан из народа Лундар, чья кожа подобна дубовой коре. Он ударил посохом в стену — и дрогнула земля, и цверги падали, сбитые с ног. Пожилая госпожа скоге сняла платок с головы, ветер разметал седые волосы, и она запела. То была песнь ярости и печали. Из травы прорастали ножи, низавшие на себя туши, будто вертела. Зелёное стало тёмным. Земля всасывала мохнатых червей, но их было слишком много. Девушка из народа Лундар мастерски владела луком, выпуская потоки стрел, и пронзённые цверги валились десятками. На их место шли новые.

Тогда Унтах кан Орвен произнёс заклинание, высвобождая из-под плаща мрак своей родины. Его лицо исказилось, измазанное чёрными полосами на белой маске. От его слов почернело небо, и духи воздуха обрушились на цвергов бешеным ураганом. Ожили мудрёные машины, и ливень стрел и камней пролился на наших врагов.

Они карабкались по трупам своих соплеменников. Они взбирались на стены борга по приставленным стволам деревцев. Старый Балин сбивал их ветвями и корнями, хватал и рвал на куски. Из труб на башнях клокотал кипяток, и уродцы варились заживо.

От удара моей секиры лопнул вражий череп.

Что ж, убить нетрудно. Ошибаются те, кто полагает иначе.

Но цвергов хлестал тот самый ветер, что пришёл сюда с отрогов Морсинсфьёлля. И они плакали, и кричали, и умирали. И всё же шли на нас. Повелитель гнал их на смерть. Цверги облепили Балина и принялись рубить его топорами и тыкать в него факелами. Великий дуб закричал — от гнева и унижения, не от боли! И прянули в него хлысты молний, поджаривая дикарей, а мы сошли со стен и пошли ему на выручку. Кровавым коловоротом врезались мы в толпу, порхал прекрасный меч Унтаха, и подвластные ему тени душили цвергов, посох Кеарба дробил черепа, гнутый острый нож турьего рога в руках юной скоге изысканно пел о смерти, и падали замертво те, к кому прикоснулась мудрая старуха. Я же прикрывал их щитом, иногда успевая косо рубануть…

Мы стояли спина к спине, рядом со Старым Балином. Цверги бросались, ломали копья с костяными остриями. Сотни против пятерых. Мы держались долго и умирали молча.

Клянусь бородой, мало кто из живущих может поведать о своей гибели.

Первым пал тот, кто начал бой, — силач Кеарб. Его сбили с ног бревном, а потом зарубили топориками. Затем ушли женщины Лундар — я не заметил, когда это случилось. Потом — Унтах кан Орвен, ему пронзили сердце костяной иглой. Был бы у него панцирь, глядишь, и выдержал бы. Я же стал последним. Я рубил живое мясо, сколько мог, а потом меня повалили и раздавили в доспехе.

Ещё я смутно помню волны тумана, и пение рогов, и гром барабанов. Это древние норинги сошли со стен и потеснили цвергов. Багровый всадник жёг их огнём, скача сквозь вопящую толпу, воняло палёным мехом. Ругин-колдун орудовал жертвенным топором, и от каждого удара падал десяток. С неба рухнули две птицы: белоснежная орлица и янтарный беркут. Они разрывали бегущих в клочья, сыпали с крыльев огнём и молниями.

Но это не был конец.

Мир накрыли тучи чёрной пыли. Трещал ствол Старого Балина. Кипела гневом Андара, и водяные столпы смывали в бездну цвергов. Тролли Восточной чащи швыряли в них обломками скал и деревьев. Маркенвальд-ётун, громадный великан с топором до самого неба, напал на них с востока. На юге же показался древний корабль из ногтей мертвецов. Бледные и синие воины прыгали с борта на берег и щедро сеяли смерть, словно овёс лошади Хеллы. Громко жужжали чёрные пчёлы со старых пасек, жалили насмерть.

Ни один цверг в тот день не ступил дальше борга.

И тогда ветер сдался. Но перед тем он проклял Норгард, проклял норингов, проклял нас пятерых и наших родичей. Ничего не сказал ему на то Старый Балин. Никто ничего не мог сказать в этом новом безмолвном мире.

Потом пришла Сайма, дочь Ловара, и мы играли во что-то. Она звала меня глупым мальчишкой. Она была права. Я же смертельно устал и хотел спать.

Но меня позвали. Ибо безумцам нет покоя на этой земле.

2

Когда норинги вернулись, то застали свой городок почти нетронутым. Сломало ветром пару деревьев, сорвало крыши с нескольких лачуг да повалило кривой сарай на берегу. И еще замело пылью всё кругом. Однако люди решили, что коль скоро все вооружатся мётлами, то эта беда не покажется такой уж большой.

Поле перед боргом было завалено трупами. Как получилось, что ни один дикарь не ступил на землю Норгарда, и кто же замесил тесто для кровавого пирога, так никто и не узнал. Болтали всякое. Например, что это Старый Балин вышел из земли и остановил цвергов. Или что Корд'аэн принёс в жертву Снорри Турлогсона, и выпил его кровь, и смог совершить великое колдовство. Люди много болтали о том в трактире "Под дубом", впрочем, равно как и о многом другом. Норинги любили почесать языками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});