Маска времени - Мариус Габриэль

– В Греции, – коротко ответил Тео.

– Да. Это была роковая ошибка дуче. Спасибо ему за все.

Тео только молча кивнул в ответ. Кандида вышла вслед за Дэвидом во двор.

– Вы много убили немцев сегодня утром? – неожиданно спросила она.

Лицо англичанина выражало удовольствие.

– Вам понравится, если я скажу «да»?

– Нет. Брат говорит, что убийство – дело легкое. Дэвид коснулся своих губ кончиком языка, словно похотливый кот.

– Конечно, если знаешь, что делаешь.

– Куда сейчас отправляетесь? – спросила девушка.

– Назад, в горы. Но завтра я вернусь. Конечно, если нацисты не поймают меня до этого.

– Будьте осторожны.

– О, я готов пожертвовать многим, чтобы еще раз увидеть такую красивую девушку, как вы, Кандида.

Англичанин направился к лесу, где его фигура быстро растаяла в сгущающихся сумерках.

– Будьте осторожны! – успела прокричать ему вслед девушка.

Перед сном Кандида еще раз проведала человека по имени Джозеф. Глаза его были по-прежнему закрыты, а лицо слегка исказилось, когда яркий свет прорезал кромешную тьму. Кандида коснулась бровей раненого. Хотя она и укутала американца одеялом, он был совершенно холодным. Девушка не знала, что думать, – хорошо это или плохо.

– Ты в безопасности, – тихо произнесла она. – Мы надежно спрятали тебя в подвале. И хотя здесь темно и неудобно, но зато фашисты никогда тебя не найдут. А боль все такая же?

Американец ничего не ответил.

– Утром я вновь вернусь. Прямо на рассвете. У меня есть пенициллин и морфий.

Раненый не издал ни единого звука, не пошевелился. Тени лежали на впадинах его щек, над бровями, и девушка стала сомневаться: выживет ли этот человек, или, вернувшись утром, она найдет окоченелый труп. Она склонилась и коснулась губами висков несчастного.

– Сии спокойно, – произнесла Кандида.

Дом погрузился в тишину. Вдруг девушка подумала: а ведь пережитый день со всей этой кровью, страданием и ужасом – самое яркое событие в ее жизни. Как много теперь можно рассказать своему дневнику. Но отважится ли она обо всем написать?

Кандида посмотрела в окно и увидела холодное ночное небо и звезды, подобно алмазам, сверкающим на темно-синем шелке. Она ясно ощутила: ее прежняя жизнь теперь кончилась, впереди ждет что-то необычное и абсолютно новое.

* * *

Англичанин, как и обещал, вернулся на следующий день, в сумерках. Кандида сразу же провела его к американцу. Тот по-прежнему спал и не пробудился даже тогда, когда они направляли на него яркий свет керосиновой лампы.

– Кажется, он выглядит немного лучше, – заметил Дэвид.

– Я так боюсь за него, – призналась Кандида. – Мне чудилось, что он вот-вот должен умереть.

– Ерунда, – улыбнулся в ответ англичанин. – Он выживет. Обязательно выживет.

Уже в кухне Дэвид обратился к девушке с просьбой.

– Послушайте, вы не могли бы подстричь меня?

– Подстричь вас? – спросила с удивлением Кандида.

– Да. А то волосы развеваются как флаг. Слишком заметно, понимаешь. Паоло сказал, что вы умеете стричь.

– Умею, но…

– Тогда не будем терять времени.

С этими словами англичанин расстегнул рубаху и оголил плечи. Его торс был мускулистым и гладким одновременно, а кожа – молочно-белой, только из-под мышек выглядывали волосы. Дэвид поставил стул прямо перед огнем, уселся на него и приветливо улыбнулся Кандиде:

– Покороче у висков и сзади, мисс.

Тео неодобрительно посмотрел на них и сказал:

– Я пойду помогать готовить колбасу.

Кандида взяла в руки ножницы и начала изучать шевелюру Дэвида:

– Я, пожалуй, все испорчу, – предупредила она.

– Неважно. Стригите!

Он, видно, любил командовать, как и всякий офицер, и имел вид человека благородного. В его движениях не было ни капли смущения или природной неловкости, как в поведении Паоло и Джакомо. Но главное, Дэвид совершенно не боялся, что его могут схватить нацисты.

Какое-то очарование присутствовало во всем облике англичанина. Тео производил похожее впечатление до того, как его отправили с войсками Муссолини в Грецию, где изуродовали не только ногу, но и душу. Дэвид действительно был очень красив. Кандида заставляла себя не смотреть на его тело, но не могла не отметить мягкой, нежной, почти девичьей кожи, несмотря на твердые сильные мускулы. Стрижка началась.

– Почему вы все время убеждаете меня, что ваш друг очень выносливый человек? Неужели вы нисколько не волнуетесь за него?

– Он из тех, кто выживает, – улыбнулся в ответ англичанин.

– А выглядит таким… беспомощным.

– Ничего удивительного. Красновские – все такие.

– Это его фамилия?

Дэвид расхохотался:

– Зовите его просто Джозеф, или Джо, как я. Он то ли латыш, то ли поляк, то ли еще кто-то. У них у всех такие фамилии. В следующем поколении они уже будут называть себя Крофордами или Крабтри.

Кандида продолжала возиться с волосами англичанина:

– А ваша жена не знает, когда вы вернетесь в Лондон?

– Я живу не в Лондоне и не женат. А почему вы решили спросить про жену?

– Так просто. Если бы она у вас была, то очень беспокоилась бы за вас. Думаю, что и подружек у вас хоть отбавляй.

– Перед войной – да. Но ни одна из них не будет обо мне горевать. У них всех короткая память.

– Разве девушки не писали вам писем, когда вы были в плену?

– Нет. Писала только моя мать. Кстати, у вас прекрасные руки, Кандида.

– Серьезно? – удивилась девушка.

– Я всегда смотрю на руки. Они многое могут рассказать о человеке. Ваши – просто великолепны.

– И что же сказали вам мои руки?

– Что у вас глубокая чувствительная душа.

– Какая чепуха! Наклоните голову.

Но Дэвид не послушался своего парикмахера, а прямо посмотрел ей в глаза. Их взгляды встретились, и девушка уловила во взоре мужчины нечто такое, в чем она побоялась себе признаться. Кандида почувствовала, как предательски набухли и затвердели ее соски, и краска ударила в лицо.

– Вы правда офицер? – спросила она, пытаясь сосредоточиться на своей работе.

– Младший. Всего лишь капитан. А почему вы спрашиваете об этом?

– Паоло и Джакомо готовы выполнить любое ваше приказание.

– Естественное проявление признаков англосаксонской нации.

– Вы говорите как настоящий нацист.

Неожиданно на кухню вошла Роза. Ее губы были поджаты. Фартук крепко завязан вокруг поясницы. Роза плакала накануне, но сейчас взгляд ее был как обычно тверд и упрям.

– Что здесь происходит? – резко спросила она. Англичанин только обаятельно улыбнулся в ответ:

– Я пользуюсь вашим гостеприимством, простите.

– Меня попросили, чтобы я подстригла волосы, мама, – смущенно ответила Кандида.

– Запаршивели совсем в горах. Где-то на марше потеряли все мыло и лезвия для бритья. Спать приходилось в заброшенных сторожках в горах. Сами понимаете – это не очень комфортабельное жилище.

– Разве вы не слышали звука моторов? – мрачно спросила Роза. – Самолеты разыскивают вас повсюду, а вы спокойно занимаетесь здесь своим туалетом.

– Как только ваша очаровательная дочь закончит свою работу, я растаю во тьме, мадам. – Взгляд англичанина выразительно скользнул по контуру груди Кандиды под шерстяным платьем. – Не знаю, как отблагодарить вас за вашу доброту. Вы все замечательные люди, а ваш супруг – просто великий человек.

На это Роза со злостью поставила деревянную посудину на стол и начала сердито что-то в ней размешивать деревянной ложкой.

– Мой муж – глупец, а его доброе сердце способно только погубить нас всех.

– Когда союзники выиграют войну, то Черчилль всех вас наградит.

В ответ Роза только зло расхохоталась. Англичанин даже не знал, что нечто подобное произносили все немецкие мародеры, когда они опустошали соседние деревни.

Наконец Кандиде удалось справиться со своей работой, она выпрямилась и начала оглядывать голову англичанина.

– Как? Хорошо? – спросил англичанин.

– Совсем не похоже на то, что было.

– Это хорошо или плохо? – испуганно спросил Дэвид.

– Теперь вы вполне сойдете за жителя Пьемонта: говорите по-итальянски и прическа подходящая.

Кандида передала англичанину зеркало. И он начал внимательно изучать свое отражение:

– А бритвы у вас нет?

Роза неодобрительно посмотрела в сторону непрошеного гостя, а Кандида быстро достала из шкафа бритвенные принадлежности отца. Англичанин даже вздохнул от удовольствия, когда начал намыливать щеки и бриться бритвой Винченцо. Делал он это быстро, уверенно и очень скоро уже промокнул свое влажное лицо полотенцем. Затем надел рубашку, застегнул ее и закурил сигарету.

– Господи, как же хорошо! – выдохнул с наслаждением Дэвид.

Результат оказался потрясающим. Короткая прическа еще отчетливее подчеркивала миловидность англичанина, и сейчас, с сигаретой в длинных красивых пальцах, он был неотразим. Голубые глаза Дэвида засияли каким-то особым блеском. Даже Розу поразило такое неожиданное превращение, она явно забыла про свой гнев.