Дикая принцесса - М. Джеймс

в это. И поэтому…

Я глубоко вдыхаю, заставляя себя произнести эти слова, зная, что они должны быть сказаны.

— То, что у нас было, было хорошо. Но… — Я заставляю себя поднять на нее глаза, увидеть боль на ее лице, всадить нож поглубже, потому что только так она сможет уйти навсегда. — Я всегда говорил тебе, что на этом все и закончится, Елена. Пусть все будет так, как будет. Не заставляй никого из нас сожалеть об этом.

Я вижу, как она вздрагивает, как будто я ударил ее. Выражение боли на ее лице словно нож в моем собственном сердце, но я больше ничего не говорю. Я не смягчаю удар. И через мгновение она просто кивает, ее глаза наполняются слезами.

А потом она отворачивается и оставляет меня одного.

25. ЕЛЕНА

Левин держится от меня на расстоянии до конца полета. Я ненадолго задремала, но проснулась в паническом ужасе, когда мы попали в зону турбулентности. Я держусь в напряжении до конца полета, пока мы наконец не приземляемся в Бостоне.

Он выходит из спальни, выглядя так же устало, как и я, и моя грудь болезненно сжимается. Я не знаю, что сказать. Я хочу потянуться к нему, сказать дюжину разных вещей, но знаю, что ни одна из них ничего не изменит. Ничего не изменится.

— Ты готова? — Спрашивает он, и я хочу сказать ему нет. Я не готова. Не к тому, чтобы быть в этом новом месте, не к тому, чтобы пытаться вспомнить, кем я была раньше, не к тому, чтобы увидеть свою сестру, и я определенно не готова отпустить его. Но я не говорю ничего из этого.

Я просто киваю и следую за ним вниз по ступенькам и к ожидающей машине.

Сначала нас везут в здание, где находится штаб-квартира "Королей". Левин выходит из машины, придерживая для меня дверь, и, выходя, я оглядываюсь по сторонам. На улице тепло, но я все равно дрожу, чувствуя, как желудок сжимается от волнения.

— Ты познакомишься с Коннором и Лиамом Макгрегорами, — говорит он, когда мы входим в здание и идем к лифту. — Они оба хорошие люди, хотя Лиам немного более общительный. Тебе не нужно будет много говорить. А Изабелла и Найл скоро приедут. Ты не успеешь оглянуться, как окажешься дома.

Его голос отстраненный, почти профессиональный. Я уже потеряла его, хотя он все еще стоит здесь. Мне приходится сдерживать слезы, с трудом сглатывая, пока лифт поднимается вверх, с тоской ожидая момента, когда я останусь одна и смогу наконец все выплеснуть.

У меня уже давно должен был случиться срыв.

Когда мы вошли, за столом сидели двое мужчин, один чуть постарше, с красивыми, элегантными чертами лица и русыми волосами, а другой, с более мальчишескими, грубоватыми чертами и ярко-рыжими волосами. Тот, что постарше, представился Коннором, а тот, что помоложе, Лиамом.

— Елена Сантьяго, — слабо произношу я, и Лиам улыбается.

— Мы знаем. Мы рады, что ты наконец-то благополучно добрались сюда, Елена. Это было очень трудное путешествие для тебя. Твоя сестра скоро приедет. Мы уже позвонили ей.

Я киваю, чувствуя, как на меня накатывает волна усталости. Смутно слышу, как оба мужчины начинают обсуждать с Левином случившееся, а Левин рассказывает им о событиях, произошедших после нашего отъезда из Мексики. И только когда я слышу хрипловатый голос Коннора с глубоким акцентом, который спрашивает Левина, не было ли у него "осложнений", причем таким тоном, который точно говорит мне, о чем он говорит, мне удается вынырнуть из тумана.

Я вижу, как Левин колеблется, и у меня возникает ощущение, что он вот-вот признает это, что между ним и мной действительно что-то произошло. Я не совсем понимаю, почему останавливаю его. Это уже не имеет значения. Но какая-то часть меня не хочет, чтобы об этом узнали другие, и я не хочу, чтобы это стало чем-то, чего Левин не должен был делать. Что-то, что не было частью "миссии".

— Нет, — говорю я Коннору, глядя на него ровным взглядом. — Между нами ничего не было. Он выполнял свою работу и обеспечивал мою безопасность. Вот и все.

Я вижу, как глаза Коннора метнулись к Левину, словно оценивая его. Затем он пожимает плечами и кивает.

— Ну что ж. Ты можешь вернуться в Нью-Йорк, когда будешь готов. Можешь вылететь утром, если хочешь.

— Да, он может остаться с нами, — раздается глубокий голос из дверного проема. Я поворачиваюсь и вижу высокого темноволосого мужчину с глубокими голубыми глазами, в джинсах и кожаной куртке, стоящего там, а рядом с ним, мою сестру, лицо которой светится от счастья, когда она бежит ко мне.

— Елена! — Она хватает меня, обхватывает руками и сжимает так крепко, что я на мгновение перестаю дышать. — Я так волновалась за тебя… Я так рада, что ты здесь! Ты в безопасности, я так по тебе скучала. О Боже…

Она снова обнимает меня, отстраняясь, чтобы убрать волосы с моего лица, и смотрит на меня, качая головой.

— Я уверена, что ты очень устала. Мы отвезем тебя домой и да, конечно, Левин может остаться у нас на ночь. Мы будем рады его видеть.

Я вижу, как Левин начинает отказываться, но моя сестра качает головой и смотрит на него.

— Не отказывайся. Мы все поужинаем в доме и послушаем обо всем, что ты захочешь нам рассказать. Ты можешь уехать утром, как сказал Коннор. Я знаю, что Найл тоже хочет тебя видеть.

Она обнимает меня за талию и выводит за дверь.

— Не могу дождаться, когда ты познакомишься с Эшлинг, она такая маленькая, но ты ее полюбишь, и…

Я оглядываюсь на Левина. Он не смотрит на меня, и я чувствую, как замирает мое сердце.

Он будет здесь еще одну ночь. Но я не думаю, что это что-то изменит.

Я просыпаюсь посреди ночи от сна о нем. Мы снова на пляже, под одеялом песок, а надо мной раскинулся Левин. Я вижу лунный свет на его коже и мерцание тепла в его глазах, и в мире нет никого, кроме нас двоих. Но когда я открываю глаза, то оказываюсь в чужой постели, одна, в чужой комнате. В моей новой комнате, в доме сестры.

Я ушла, как только закончила ужинать, не в силах сидеть и слушать, как Найл и Изабелла задают Левину вопросы о том, что произошло. Я не хотела слушать его рассказ. Вместо этого я сослалась на