Сумасшедшая принцесса - Татьяна Устименко

– Милая Морра. – Тетушка ухватила меня за руку и усадила напротив себя. – Давай я познакомлю тебя со своими сестрами, твоими любящими тетками.

Справа от Чумы томно примостилась юная особа с льняными волосами и маленькой гитарой. Судя по всему, она и являлась певицей с нежным голоском, очаровавшей нас балладой об изощренных перипетиях супружеской верности. Лицо девушки оказалось испещрено оспенными язвами в разной степени развития, создавая на редкость отталкивающее зрелище. Один глаз прелестницы сочился дурно пахнущим гноем, а второй – почти наполовину закрывало тусклое, мертвенное бельмо. Внешность сестрицы Оспы в полной мере соответствовала ее устрашающему имени. Я мило улыбнулась сладкоголосой родственнице, подозревая, что Зеркало истинного облика с легкостью покажет мне совершенно иной образ девушки.

– А это сестрица Лепра, – ласково пропела Чума, указывая на женщину, сидевшую по ее левую руку.

Я взглянула и содрогнулась. По части «красоты» Лепра далеко опережала своих «прелестных» родственниц. Ее лицо, худое и непропорциональное – впрочем, как и все тело, – представляли собой сплошной набор глубоких каверн, выеденных проказой до такой степени, что на их дне отчетливо просматривались кости и связки. Но самым потрясающим явлением стало то, что разлагающаяся плоть находилась в непрерывном движении. Раны открывались, зарастали и вновь прорезались в другом месте, образуя непрерывный, завораживающий в своем безобразии процесс. Красотка Лепра счастливо похихикивала, наслаждаясь произведенным эффектом.

Позднее, приняв на грудь немало кружек пива, я все-таки извлекла заветное зеркало и предложила его сестрам. Оспа отразилась обворожительной блондинкой, хрупкой и восхитительно прекрасной. А Лепра, в своем видимом обличии – самая ужасная из трех сестер, пленяла гибкостью точеного золотистого тела, роскошью каштановых кудрей и ярким блеском светло-карих глаз. Воистину, ни одна хваленая эльфийка не смогла бы сравниться по красоте с этой удивительной девушкой. Несчастный Марвин, в миг позабывший свою Лилуиллу, не сводил влюбленных глаз с кокетки Лепры, отвечавшей ему полной взаимностью.

Пирушка, незаметно переросшая в банальную пьянку, была в полном разгаре. Хозяин, по приказу Чумы отмерший от своего полуобморочного состояния, вихрем носился по комнате, выставляя на стол все новые и новые блюда. Марвин, произнесший проникновенную речь в честь жениха и невесты и обласканный всеми сестрами, тихо млел от счастья под боком у Лепры. Архидемон, отдав должное забористому пиву, на пару с Оспой виртуозно исполнял похабные частушки, донельзя смущавшие как хозяйку, так и любвеобильную кошку. Пользуясь общим весельем, тетушка Чума выразительно указала глазами в сторону двери, видимо, приглашая меня на конфиденциальную беседу. Никем не остановленная, я тихо выскользнула за порог.

День клонился к вечеру. Лупоглазые стрекозы, давно уставшие размахивать слюдяными крылышками, утомленно расселись на столиках парома. Привлеченная их обществом, я взобралась на прогретые бревна этого судоходного чуда и, стянув надоевшие сапоги, опустила ноги в прохладную речную воду. Лес на другой стороне реки замер единым непроницаемым темно-зеленым заслоном. Где-то за ним скрывалась Белая скала.

– Боишься? – спросила Чума, подбирая подол савана и усаживаясь рядом со мной.

– Боюсь, – честно призналась я.

– Чего, смерти? – Слово «смерть» в устах тетушки приобретало особый, потаенный смысл.

– Бабушке так не терпится меня увидеть? – ехидно спросила я, краем глаза наблюдая за реакцией Чумы.

– Хулиганка! – Тетка небольно дернула меня за рыжий локон. – Все произойдет в нужное время. – Не бойся, девочка. Бояться нужно не того, что вокруг нас, а того – что у нас в душе, тех демонов, которые сидят внутри нас.

– Не ожидала от тебя подобного фатализма.

– Это Ринецея не верит в судьбу, – недовольно процедила Чума. – Поэтому и стремится истребить наш род.

– Ты говоришь об этом уже не в первый раз, – напомнила я. – Чем это наш род так не угодил зловредной узурпаторше?

– Я знаю не много, – вздохнула Чума. – Но слышала, что Ринецея увидела в Оке времени, как одному из нашего рода суждено замкнуть Кольцо.

– Бр-р-р, – потрясла я головой. – Ты меня совсем запутала. С каждым днем загадок и вопросов становится все больше, а ответов – не прибавляется.

– Подробно об Оке времени и Обители затерянных душ знают лишь Смерть и Аола. Мне же известно, что кому-то из нашего рода судьба предоставит возможность выбора – каким путем пойти в жизни, и от этого будет зависеть будущее нас всех – королевства в целом, меня, моих сестер, самой Смерти. Возможно, этим кем-то – будешь ты.

– Да уж, – рассмеялась я. – Как говорится, чем дальше в лес – тем злее гоблины. Не много ли ответственности на меня навешивается? Ведь я хотела всего лишь найти брата.

– И не думала, что вы с братом – ключ ко всему?

– Не бывает ключей без замка и – без ключника, – хитро протянула я.

– Вот тебе на! – наивно ахнула Чума. – А демиурги-то на что?

И все сразу встало на свои места. Обнаружились незримые, недостающие игроки, передвигающие всех нас подобно фигуркам на шахматном поле.

– Так вот откуда ветер дует. Не они ли авторы знаменитых пророчеств, на которые так любит ссылаться Генрих?

– Они, они самые, – обрадованно кивнула Чума. – И все мы от них зависим. И про всех нас там написано, даже про вас с Генрихом.

– Ну, значит так. – Я решительно встала, потуже затягивая пояс, на котором висела «Рануэль Алатора». – Разберусь я еще с этими графоманами, как пить дать – разберусь!

– О-о-о-о, – восхищенно распахнула глаза тетушка, – угрозы в адрес самих всесильных демиургов. Теперь я верю в то, что именно ты захочешь сама вершить свою судьбу!

В этот момент дверь домика паромщика широко распахнулась, выплескивая наружу громкое пьяное пение нескольких человек.

– Гляди-ка ты, напились, все напились, – опечалилась Чума.

– Тетушка, далеко ли до Белой скалы? – спросила я, различив в пьяном хоре голоса моих проводников.

– Да нет, – встрепенулась Чума. – Как выйдешь на тот берег, так все прямо и прямо. А по времени – не больше часа.

– Вот что, тетушка, – твердо заявила я. – Принеси мне Нурилон, да пришли сюда паромщика. Поплыву-ка я одна, нечего в такие дела лишних людей впутывать.

– Ой, и то верно, – покладисто согласилась любезная родственница.

Белая скала получила свое название за крупные кристаллы соли, облепившие всю каменную поверхность. Узкая тропинка, ведущая к вершине скалы, оставляла желать лучшего. Неровная кристаллическая дорога болезненно резала ступни через тонкую подошву сапог, свет заходящего солнца, прошедший сквозь соль и преломившийся в тысяче граней, слепил глаза. В горле першило от едких испарений. Кожа стала холодной и влажной, поэтому рукоять клинка ненадежно скользила в руке. На вершине скалы никого не наблюдалось. Зато ее хорошо освещало несколько горящих факелов, там и сям криво понатыканных в расщелины между камнями. Устав оглядываться и вздрагивать от каждого шороха, я плюнула на все нервотрепки, выбрала себе обломок соли побольше и уселась на него, закинув ногу на ногу. Повертела головой по сторонам, но так и не обнаружила ничего подозрительного. Хмыкнула, вытащила из-за пазухи большое красное яблоко и с хрустом вгрызлась в его сочную сердцевину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});