Избранные произведения в двух томах (том первый) - Ираклий Андроников

Мало того, что мы не знали о существовании стихотворения «Послание», — мы не знали даже, что Лермонтов такие «безбожные» иронические стихи сочинял.

Кто такая эта Катерина? Можно только догадываться, что это Екатерина Сушкова, с которой Верещагина была очень дружна, а потом раздружилась.

В 1830 году Екатерина Сушкова гостила у Столыпиных в Москве и в подмосковном Середникове. Шестнадцатилетний Лермонтов посвящал ей тогда восторженные стихи. Но в ту пору Сушкова смеялась над ним. И он очень страдал от этого.

Пять лет спустя они переменились ролями. Он был уже гвардейским гусаром, и Сушкова увлеклась им. Но тут посмеялся он над Сушковой. И, наверное, не случайно вписал эти стихи именно в альбом Верещагиной: она лучше всех могла оцепить их иронию.

Четвертая находка, обнаруженная в гостиной Винклера, — рисунок пером, изображающий какого-то егеря.

Интересуюсь: кому принадлежат эти альбомы? Профессор Винклер объясняет, что владельца зовут доктор Вильгельм фрайхерр фон Кёниг. Он приходится Верещагиной правнуком. Живет в фамильном замке Вартхаузен.

— А есть у него, — спрашиваю, — что-нибудь лермонтовское еще?

— Да, да. Непременно есть.

— А что есть?

— О, большой акварельный рисунок. Он висит на стене в его замке.

— Как бы его увидеть?

— Да, да… Надо поехать в замок.

— Можно поехать?

— Нет, нет. Прежде надо иметь приглашение.

— А как получить приглашение?

— Это надо звонить: телефон в замке там, где очень холодно, а живут, где тепло. Но я буду пробовать и наконец обрету разговор.

Профессор Винклер действительно долго пробует дозвониться и наконец «обретает» и в самых лучших словах рекомендует барону фон Кёнигу меня и моих посольских друзей.

Простившись с добрым нашим хозяином и гостеприимной хозяйкой, высказав им наши самые благодарные и дружелюбные чувства, мы устремляемся по дорогам Баварии на Мейнинген и на Биберах, в замок Вартхаузен.

ЗАМОК ВАРТХАУЗЕН И ЕГО ОБИТАТЕЛИ

Уже темно — часов восемь. Мы достигли местечка Вартхаузен. Машина начинает подниматься по лесной зигзагообразной дороге, пока не останавливается перед воротами средневекового замка. На черном осеннем небе рисуются еще более черные контуры островерхих башен и зубчатых стен.

При свете карманного фонаря огибаем куртину. У входа в замок находим старинный звонок. Человек, высокий и молчаливый, открыл и ушел, чтобы сообщить о нашем приезде. Оглядевшись вокруг, понимаем: мы шагнули в XVII век!

Полутьма. Тяжелые своды. Лепные гербы. Оленьи рога. Секиры. Копья. Шпаги. Латы. Шлемы. Старинная пушка на площадке широкой лестницы, с которой спускается к нам господин средних лет, в обычном современном костюме, корректный и тихий, отчасти похожий на нашего замечательного актера Эраста Павловича Гарина.

Знакомимся: владелец замка фрайхерр фон Кёниг.

— Да, да! Профессор Винклер звонил мне… Прошу!

Средние века продолжаются! Скупо освещена длинная галерея, увешанная портретами прежних владельцев: рыцари в панцирях и с мечами, пудреные парики, дамы в высоких прическах — бархат, атлас, обнаженные плечи… И снова — рога и оружие, свидетели былых веселых охот и кровавых сражений.

В конце коридора барон фон Кёниг отворяет дверь перед нами — мы в современной гостиной: тепло, модные кресла и столики, торшер, мягкий свет. На стене — акварель: стычка французских кавалеристов и русских крестьян. Уже издали видно — Лермонтов! Его манера. Его любимый сюжет — 1812 год!

Осмотрели. Выражаем удовольствие, радость.

— Каковы планы барона Кёнига в отношении картинки?

— Я не хотел бы расставаться с этой фамильной реликвией, — говорит доктор Кёниг. — Но если вы желаете сфотографировать ее и воспроизвести эту акварель в вашей книге — пожалуйста!

Он предлагает осмотреть замок. Идем в библиотечную башню, в помещения, отделанные инкрустированным дубом. Старинные книги в кожаных переплетах, глобус 1603 года… Входим в «музыкальную» комнату, в «фарфоровый кабинет», полный старинной посуды. Разглядываем «Помпеианише Циммер» — комнату, полную старинных вещей, добытых при раскопках Помпеи. И «паркетную» в стиле прошлого века. И гостиную, сохраняющую стиль восемнадцатого.

Проходя обратно, задерживаемся.

— Мой прадед — барон Карл фон Хюгель, министр двора и министр иностранных дел Вюртембергского королевства! — говорит барон Кёниг, указывая на портрет пожилого мужчины со строгим лицом и лысеющей головой.

И рассказывает, что прадед его держался союза с Россией и вышел в отставку, когда при вюртембергском дворе взяли верх антирусские силы.

Доктор Кёниг историк. Его замечания существенно дополняют то, что я знаю о Хюгелях.

— Это будет особенно интересно. — Он переходит к другому портрету. — Баронесса Александрина фон Верещагин фон Хюгель.

Вот она, Верещагина! Мы впервые видим ее лицо — до сих пор мы ее портрета не знали.

Старушка с интеллигентным и милым, очень серьезным лицом. Темная тальма. Чепец с оборками. Цветные ленты. Но Лермонтов знал ее не такой!..

Рассмотрели портреты ее дочерей — графини Александрины Берольдинген, с которой переписывался Висковатов, и другой — Элизабет фон Кёниг, бабушки доктора Кёнига.

— А это — родители Верещагиной-Хюгель, — комментирует наш хозяин, — Михаил Петрович и Елизавета Аркадьевна… Высоко? Вам не видно?… Я могу снять, чтобы рассмотреть ближе…

Пока появится лесенка, я успею вам рассказать…

Тридцать лет пытался я узнать девичью фамилию матери Верещагиной. Хотел разобраться в сложной системе лермонтовского родства. Справлялся во всех городах… Так и не смог узнать.

И вот заехал в средневековый германский замок и на обороте портрета, писанного в России каким-нибудь крепостным художником, читаю немецкую надпись: «Урожденная Анненкова».

Так вот откуда взялась неведомая нам Анненкова Варвара, которая вместе с Лермонтовым вписывает балладу про Югельского барона в альбом Верещагиной! Это — ее двоюродная сестра. Еще одна из московского окружения Лермонтова. Теперь стало ясно.

ЭТО ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ!

Возвращаемся в теплые комнаты. Встречают жена и сестра хозяина. На столе сервирован чай. Начинается разговор.

— Вам раньше не приходилось видеть портрет Верещагиной?

— Нет, сегодня видим впервые.

— Она немолода на этом портрете. Лермонтов знал ее девушкой…

— Я помню, — вступает в разговор фрау Кёниг, — у нас был ее молодой портрет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});