Операция «Людоед» - Андрей Троицкий

– Стой, стой, бандит, – кричали мужчины из окна, но сами с места не двигались. – Он ограбил гостиницу. Держи его. Хватай…

Колчин сунул пистолет под ремень, ухватил Ткачука за ноги, оттащил его от машины. Сев за руль, повернул ключ в замке зажигания и дал по газам.

* * *

Машина, совершив круг по двору, содрала пару простыней с бельевых веревок, едва вписалась при повороте в узкий колодец полукруглой арки. Чуть коснулась стены передним бампером и пластмассовым зеркальцем заднего вида. Зеркальце разлетелось в мелкие куски, словно боевая граната. Машина вырвалась на улицу. Возле тела выпавшего из окна Смыра уже стали собираться люди. Три-четыре мальчишки, торговец из ближней лавки, какой-то старик с гривой всклокоченных волос. Женщина в платье до пят с лицом, закрытой фиолетовой паранджей, идет по противоположной стороне улицы. Но все эти люди не в счет. Главное, на месте еще нет полицейских. Скрипнули тормоза, «Рено» вылетел на узкую улочку, понесся вверх по ней. Колчин гнал машину к дому владельца гостиницы «Аксарай» Шахана Самбулатова. Если ехать ближней дорогой, доберешься до цели за десять минут. Но ближняя дорога не всегда самая короткая дорога. Колчин решил сделать круг, подъехать к дому Шахана не со стороны гостиницы, а со стороны городской барахолки. Так безопаснее. Навстречу стали попадаться пешеходы. При виде летящей на всех парах машины они отходили в сторону и останавливались, оборачивались в след «Рено». Видя, что его никто не преследует, Колчин сбавил газ. Вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер российского торгового представительства. Этот канал связи действовал до шести утра, Колчин имел право использовать его только в самом крайнем экстренном случае.

– Слушаю, – мужчина говорил по-турецки с заметным акцентом.

– Подберите меня у входа на книжный базар. Ровно через час. Если меня не будет к тому времени, значит, я совсем не приду. Ждать не имеет смысла.

– Тебя одного? – переспросил мужчина.

Колчин свернул направо.

– Да, одного, – повторил Колчин.

– Какой объект они выбрали? – спросил мужчина. – Говорите прямо по телефону, какой объект. Нет времени на иносказания.

– Я не знаю, – проорал Колчин. – Буду знать через час. У входа на книжный базар. Поняли?

– Мы будем ждать, – сказал собеседник. – Запомни: черный «Сааб» с дипломатическим номером.

Колчин дал отбой, опустил трубку в карман. Придерживая руль локтем, он достал из-под ремня пистолет, выщелкнул из рукоятки расстрелянную обойму, бросил ее на коврик. Вставил снаряженную обойму, передернул затвор. И тут услышал вой сирен, где-то совсем близко, на соседней улочке или за поворотом. Очевидно, в гостиницу «Аксарай» уже мчались все городские полицейские. Значит, за синей «Лагуной» тоже началась охота. Колчин сбросил скорость до пятидесяти километров, вывернул руль, гася инерцию движения машины. Машину крутануло на брусчатке, вынесло на встречную полосу, развернуло на сто восемьдесят градусов. Колчин ударил по газам. Машина понеслась в противоположном направлении, свернула направо, выехала на тротуар, едва не задела магазинную витрину. Но сшибла несколько голых манекенов, выставленных перед входом в еще не открытый магазин одежды. Бессистемно меняя маршрут движения, Колчин несколько минут петлял по улицам, заметая следы. Вой сирен остался где-то позади. «Лагуна» повернула направо, потом налево. Впереди незнакомая трущобная улица. А улицу перегородил желтый «Форд» с логотипом известного ресторана на кузове. Возможно, неумелый водитель безуспешно пытается заехать в узкую арку дома или… Однако не исключен вариант, что на «Форде» колесят по Стамбулу, ведут скрытое наблюдение полицейские, работающие в штатском. Двери желтой машины распахнулись, два парня вылезли на мостовую. Пассажир держал в руках длинноствольный револьвер «Магнум». Колчин сбавил скорость, услышал низкий звук заблокированных колес, рывком вывернул руль в сторону, выехал на тротуар. Вернул руль в прежнее положение. «Лагуна» проскочила в притирку между стеной дома и «Фордом», но все-таки чирикнула задней дверцей по его бамперу. Колчин снял подметку с педали тормоза и выжал газ. В зеркальце он увидел мужчин, мечущихся возле желтой тачки. Теперь, чтобы выбраться с узкой улочки на громоздком «Форде» полицейским потребуется не меньше пары минут. Колчин остановил машину в тесном дворике, похожем на огромную помойку, пересел на заднее сидение. Сбросил с себя серый пиджак с рукавами, забрызганными кровью, стянул через голову черную рубашку, ладонью пригладил волосы. Вытащил из пакета аккуратно сложенную форму моряка торгового флота, приготовленную для Людовича, и живо переоделся. Выходной китель был слегка тесноват в плечах, но брюки оказались впору. Фуражка со светлым верхом чуть великовата, козырек наезжает на глаза. Эта форма не лучшая маскировка, но на худой конец и этот вариант не плох. Ориентировки на Колчина, его приметы и описание одежды наверняка получили все полицейские. В своем сером гражданском костюме в бурых кровавых пятнах он не пройдет по городу и пары кварталов, оглянуться не успеет, как окажется в полицейском участке. На человека в морской форме в Стамбуле никто не оглянется, город просто кишит моряками, военными и гражданскими, из всех стран мира.

* * *

Пригород Перми. 20 августа.

Время текло, как вода сквозь пальцы. По радио гнали эстрадную музыку, тупую, надоевшую до тошноты. Время от времени этот музыкальный понос прерывался сообщениями местного радио. Диктор повторял ту же информацию, что и ранним утром: из колонии строгого режима бежали заключенные, но уже найден фургон, в котором они покинули территорию ИТУ, а также его водитель, соучастник побега. На ноги поднят весь личный состав городской и областной милиции. У рецидивистов нет шансов выбраться из города. И так далее… Стерн, накрыв лицо полотенцем, лежал на кровати. Он беспокойно ворочался и все никак не мог найти удобную позу. Ватутин, чтобы чем-то себя занять, тасовал замусоленную колоду карт, сам с собой играл в очко.

– Им просто деваться некуда, этим зэкам, – повторял он. – Ведь передали по радио: четверти часа не прошло, как их хватились. Ну, это же западло… Суки, нашли время…

Ватутин дожидался ответа Стерна, но тот угрюмо сопел и не отвечал. В восемь с минутами утра передали, что один из бежавших заключенных задержан на улице Строителей. Сопротивления беглец не оказал, задержание прошло гладко, без крови, без единого выстрела. Однако задержанный отказывается сообщить, где находится второй беглый зэк. – Или не знает, – сказал Ватутин.

– Не знает, – сказал Стерн.

Диктор, выдержав паузу, произнес:

– Теперь в руках следствия находится водитель фургона и один из заключенных, чье имя пока держится в секрете в интересах следствия. Поиски второго преступника продолжаются.

Заиграла музыка, певица запела о солнце, которое встает над равниной, и о своей любви, которая чахнет день ото дня под этим палящим солнцем. Стерн скинул полотенце с лица, глянул на часы и снова закрылся полотенцем. На часах восемь двадцать. Интересно, где сейчас Зураб? В Польше или в Турции? Если он в Стамбуле, то сейчас наверняка сладко спит, обняв за талию какую-нибудь блондинку. Склонные к полноте блондинки в его вкусе. Да, Зураб спит… Ведь в Стамбуле сейчас пять с четвертью утра. Стерн лежал, закрыв глаза, и перелистывал недавние воспоминания, словно страницы хорошо знакомой книги. В начале лета они с Зурабом заказали отдельный кабинет в тихом ресторане «Загорье» в пригороде Варшавы. Интерьеры рестораны были выполнены в совершенно диком безвкусном стиле. «Загорье» больше напоминало дом терпимости, чем кабак. В залах и кабинетах развесили красные светильники, настенные бра задрапировали темно багровой тканью. По стенам вместо обоев красный атлас. И, наконец, главная изюминка – застекленные гобелены работы художника, сдвинутого на сексуальной почве. На всех картинах множество обнаженных мужчин и женщин совокупляется на фоне величественных картин природы: водопадов, гор, покрытых шапками снегов, дремучих непролазных лесов. Если приглядеться повнимательнее, заметишь, что во всех этих оргиях принимают участие домашние животные: собаки, лошади и даже одинокая корова. Потолок украшали пухлые грудастые нимфы, голые купидоны и амуры, слепленные из гипса и покрытые золотой краской. Если абстрагироваться от интерьера, не смотреть по сторонам, то аппетит не пропадет. В тот вечер на ужин заказали фирменные блюда: утку, фаршированную черносливом, паштет из гусиной печенки и тушеные овощи, сдобренные кавказскими пряностями, такими острыми, что дыхание перехватывало. Хозяином «Загорья» был один грузин, давний приятель и земляк Зураба. Поэтому кабак считался среди своих надежным заведением, где можно говорить о чем угодно, не опасаясь, что твои слова прослушают полицейские ищейки или контрразведчики. «Польша вполне приличная страна, но очень продажная, очень коррумпированная, – Зураб попробовал белое вино и кивнул официанту. – Ну, разумеется, не такая продажная, как Грузия. И взяточников тут в сто раз меньше. Впрочем, с Грузией по этой части никакое государство не сравнится. Грузия, пожалуй, самая продажная страна в мире. Там все куплено и перекуплено снизу доверху. А Польша мне понятна. Поэтому я себя здесь нормально чувствую, почти как дома. А тебе как Варшава?» Стерн на минуту задумался и честно ответил: «В моей жизни нет настоящих душевных привязаностей. Поэтому мне живется легко в любой стране мира. Разумеется, если у меня все в порядке с наличностью». Когда подали коньяк, Стерн сказал: «Этот Людович, он странный тип. Не интересуется деньгами, премиальными. Я не доверяю таким людям. Откуда вы его откопали?» «Сам нас нашел, – ответил Зураб. – Он несколько раз приходил в „Приют милосердия“. Видимо, подозревал, что за этой вывеской скрывается не вшивая гуманитарная шарашка, а что-то серьезное. Обращался к Цыбульскому, говорил, что ему нужно встретиться и переговорить с самым высоким начальством. Наши спонсоры решили присмотреться к этому человеку поближе». Зураб долго возился с утиным крылышком, запеченным до поджаристой корочки. Он пообтерся в Европе, усвоил хорошие манеры и теперь даже дичь, которую нормальные люди разделывают руками, ел при помощи ножа и вилки. «Мы следили за Людовичем в течение нескольких месяцев, слушали телефон, выясняли его личность, – сказал Зураб. – Нужно было убедиться, что он не работает на Внешнюю разведку или ГРУ. Когда его проверили, мы пошли на контакт. Это его идея – терракт в Перми. Он всесторонне обосновал предложение. Сделал все расчеты. Мы перепроверили – объект диверсии выбран идеально». «Тогда, при нашей встрече с Людовичем, он говорил о какой-то незаживающей ране на теле России, – сказал Стерн. – Якобы эта рана образуется после нашей акции. Это что, просто образное выражение?» «Нет, все очень конкретно, – ответил Зураб. – Просто не было времени все растолковать. После взрыва на плотине ГРЭС произойдет много всяких неприятностей. О них Людович уже говорил». Зураб мучительно долго ковырял вилкой овощи. Видимо в это минуту он решал, посвящать ли Стерна во все тайны предстоящей акции. Или скрыть некоторые ее детали. Но Зураб не из тех людей, кого подолгу грызут черви сомнения. Доверяя какому-то человеку, он доверяет ему до конца. «Понимаешь, дело тут вот в чем, – сказал Зураб – Ниже по течению реки находится секретная бактериологическая лаборатория, в ней спрятаны почти все самые опасные вирусы, знакомые человечеству. И незнакомые тоже. Во времена „холодной войны“ русские проводили там опыты по созданию убойного бактериологического оружия. „Холодная война“, как утверждают политики, кончилась. Но вирусы-то остались. Так вот, эта лаборатория попадает в зону затопления». «И в этом случае удержать вирусы в лаборатории не будет возможности?» – продолжил мысль Стерн. «Вот именно, – кивнул Зураб. – Как бы не старались власти, чего бы они ни делали, в ближайшие день-два после акции тысячи людей заболеют сибирской язвой, чумой и другими болезнями, у которых даже нет названий, только секретные порядковые номера. Я сильно подозреваю, что там есть болезни пострашнее СПИДа. С водой вирусы распространятся не только на Пермскую область, но и на все ближние регионы. И дальше число больных будет расти в геометрической прогрессии… Секретная бактериологическая лаборатория – и есть наша главная цель. Понял?» Стерн молча кивнул головой. «Людович считает, что этого тебе, как исполнителю, лучше не знать», – добавил Зураб. «Тогда зачем ты об этом говоришь?» – Стерн прикурил тонкую сигару. «А я считаю, что ты должен знать все, – ответил Зураб. – Все тонкости, все нюансы. Возможно, когда-нибудь наша акция станет достоянием гласности. Твое имя внесут в книгу рекордов Гиннеса. Как человека, который убил больше все людей. Не любил, а убил». Зурабу понравилась собственная шуточка, он смеялся так долго, что на глазах выступили слезы.