Детектив Франции 7 - Дидье Дененкс

Подхожу к раковине, наливаю в миску воды и выплескиваю ему в физиономию. Три Гроша очухивается.

— Эй, ты, дерьмо, выбирайся оттуда и постарайся быть человеком, — насмехаюсь я. — Твои стоны унижают мужское достоинство. Или что там у тебя вместо него?

Он с трудом спускается на пол.

— Ну вот, а теперь переведи дыхание и садись за стол, — командую я. — Если будешь умничкой и выложишь все, что знаешь, — я отсюда уйду и забуду, что ты существуешь на белом свете. Если же нет — придется еще раз напомнить, что на свете существую я. Валяй.

Мальчишеская физиономия Трех Грошей искажается. Я буквально вижу, как на беднягу наваливается сильный, страшный, кошмарный страх. Но боится он не меня — похоже, он даже не слышит того, что я говорю. Такое ощущение, что до него вдруг дошло: именно сейчас, сию минуту, он подвергается такой невероятной опасности, перед которой все мои угрозы — наплевать и забыть.

Я снова его слегка встряхиваю:

— Ну что, дружок, будешь говорить или приложить тебя еще разок? Ты ведь боишься побоев, верно, малыш? Ты похож на пипетку: стоит чуть нажать — тут же отдаешь все, что у тебя внутри.

И тут Три Гроша мертвой хваткой вцепляется в мою куртку и приближает пасть к моему уху.

— Уведите меня, — шепчет он. — Скорее. Уйдемте отсюда.

Глава 10

Три Гроша медленно отпускает мою куртку. Наши глаза не отрываются друг от друга. И в его взгляде, как в книге, я читаю весь ужас, который мучает этого человечка.

— Уведите меня, — снова бормочет он.

Я размышляю. Стало быть, какая-то опасность таится совсем рядом. Кто-то нас слышит и подстерегает. Когда я появился, Три Гроша об этом знал и его это не пугало — напротив, заставило сделать попытку разыграть из себя крутого парня. Жалкую, конечно, но для него и это прямо-таки подвиг. А вот в процессе нашей дружеской беседы до него доперло, что этот некто, казавшийся ему скорее поддержкой, на самом деле смертельно опасен, и он, следовательно, влип по самое некуда.

Пока я предаюсь размышлениям, рука моя автоматически ныряет под куртку и выпускает на свободу пушку. Действие чисто рефлекторное: я всегда это делаю в первую очередь, когда в сознании зажигается красный сигнал. Тем не менее Трем Грошам вид здоровенного ствола в моей лапе придает уверенности. Его глаза обращаются к коридору. Тут до меня доходит, что внезапное молчание, установившееся между нами, должно выглядеть весьма подозрительно — если, конечно, тот, кого так боится мой собеседник, не полный идиот.

— Хорошо, — громко заявляю я, — раз говорить ты не хочешь, придется прихватить тебя в полицейский участок. Посмотрим, что ты там запоешь.

Я ему подмигиваю. Он находит силы ответить мне тем же и, понимая, что от него требуется, бурно протестует:

— Но я же вам говорю, господин комиссар: я ничего такого не сделал. Почему вы мне не верите?

— Давай, давай, шевели конечностями!

План у меня простой: прыгнуть в коридор и обстрелять все, что покажется подозрительным. Увы, даже в самые гениальные проекты жизнь всегда вносит свои коррективы. В данном случае они получают воплощение в чьей-то руке, которая внезапно высовывается из-за двери, держа в пальцах предмет, отдаленно напоминающий некий экзотический фрукт. Я, правда, никому не советовал бы его пробовать. К счастью, рефлекс сработал, и прежде, чем таинственная рука рассталась со своим приношением, ваш друг Сан-Антонио уже валялся за углом буфета, прикрывая руками голову. В закрытом помещении граната способна устроить такой кавардак, какой и не снился самой бездарной домохозяйке.

Действительность оправдала мои самые худшие ожидания. Тарарам был такой, что секунд на десять я практически оглох. Однако постепенно чувства стали возвращаться ко мне, и я с удовольствием убедился, что по крайней мере эта опасность миновала: меня даже не поцарапало.

К сожалению, об остальных предметах, находившихся в кухне, этого не смог бы сказать даже самый неисправимый оптимист. Мебель переломана, будто здесь вздумало порезвиться целое семейство слонов. Три Гроша стоит прислонившись к стене. Такое ощущение, что после взрыва он стал еще меньше. Взгляд у него бессмысленный, а губы белее, чем у мертвеца. Он держится за живот, силясь зажать огромную рану, и я с ужасом смотрю, как его кишки вываливаются на пол, заливаемые потоками крови. Он получил свое — такие раны не зашиваются. Разве что напичкать беднягу формалином и выставить в анатомическом театре. Еще секунду спустя он испускает вздох, руки соскальзывают с живота, он падает на пол и затихает.

Начиная с появления из-за двери руки с гранатой все это заняло времени даже меньше, чем потребовалось бы вашему лучшему другу Сан-Антонио, чтобы победить добродетель вашей супруги.

Я обнаруживаю, что стою, совершенно обалдев, а в голове моей вертится единственная мыслишка: такое бывает только в романах. Спохватываюсь, что у меня остались еще кое-какие делишки, требующие завершения, перепрыгиваю через труп и выскакиваю в коридор. Иду к двери, ведущей в маленький заброшенный садик. Вокруг пусто, но в глубине садика замечаю открытую калитку. Выбираюсь через нее на улицу — как раз вовремя, чтобы заметить отъезжающую черную машину. Это не «ДС». Гнаться за ней бессмысленно: пока я добегу до своего джипа, от нее след простынет. Прочесть номер тоже не удается — все-таки ночь на дворе, а фары этот стервец предусмотрительно не зажег. Испускаю страшное проклятие и возвращаюсь в дом.

В коридоре на стене висит допотопный телефон. Звоню в полицию и прошу соединить с главным комиссаром Матэном. Мы давние приятели; он хороший парень и дело свое знает.

— Алло, Матэн?

— Кто говорит?

— Сан-Антонио.

— Не может быть.

— Дружище, ты еще не привык, что со мной все может быть? Даже присутствие в этом паршивом городишке.

— Когда увидимся?

— Скоро.

— Ты зайдешь?

— Наоборот. Ты ко мне приедешь. И немедленно.

Удивленное молчание.

— А ты где? — спрашивает он наконец.

Диктую адрес.

— Что-нибудь случилось?

— У меня — нет. А вот кое у кого из моих знакомых…

— Неприятности?

— Были. Но для них уже закончились.

— Все-таки — что случилось?

— Слушай! — взрываюсь я — Ты можешь, в конце концов, приподнять свою толстую задницу?

— Ладно-ладно. Не кипятись. Еду.

Пожимаю плечами. Ох уж эти провинциальные сыщики! Лентяи и бездельники. Им только что не луну с неба приходится обещать, чтобы заставить пошевелиться.

Ладно, проехали. Звоню Ричу.

— А-а. это ты! — возбужденно кричит он. — Быстро диктуй адрес, куда там тебя занесло, и не двигайся с места. Я теоя уже два часа разыскиваю. Сам, понимаешь, куда-то запропастился; а потом будешь на каждом углу трепаться, что мы тут импотенты.

— Ничего, тебе поволноваться полезно. Ну, рожай. Что там у тебя?

— Нашли машину. В Лионе. На набережной. Полицейский патруль. Сунули в нее нос — пусто. Тут видят — к ней какая-то дама подходит. Они, понятно, спрашивают, не ее ли это тачка. Она отвечает, что нет. Ну, ребята объяснили, что это ее счастье, поскольку машина краденая и иначе красотку бы забрали, да и отпустили ее с миром. Что скажешь?

— Думаю, то же, что и ты.

— А конкретнее?

— Интересно, где вы для патруля таких остолопов находите? Может, специально выращиваете?

— Я всегда знал, что ты о нас высокого мнения. Но все-таки: чем мы заслужили столь лестный отзыв?

— Если к машине подходила воровка, твои идиоты в кепи попросту предупредили ее об опасности. Разве не так?

— Пожалуй…

— Как она хоть выглядела, эта красотка?

— Молодая вроде…

— Потому твои петушки так и раскукарекались? Она, кстати, не в синем была?

— Точно.

— Ладно, возьми этих идиотов, составьте подробное словесное описание и разошлите по всем постам. Пора ее задерживать.

— Договорились.

Вешаю трубку, пребывая в полной растерянности. Похоже, мосты между мной и девицей в синем окончательно разведены. При этом она осталась для меня столь же таинственной, как улыбка леонардовской Джоконды (а он неплохо образован для полицейского комиссара, этот Сан-Антонио, не правда ли?). Все, кто мог меня к ней привести, мертвы; сама она уже знает, что я иду по ее следу. Хватка у нее железная; для того чтобы я в этом убедился, ей не было нужды даже швырять в меня гранату. Хотя и это сделала тоже она — на руке, просунувшейся в кухню, я успел заметить кольцо с большим синим камнем. Красавица ждала меня; ей не терпелось отправить такого отличного парня к малышам с крылышками за спиной. Да, чтобы познакомиться с бабой такого класса, не жалко отдать половину своих сбережений!

Обследую помещение. На первом этаже две комнаты, обставленные бросовой мебелью. В одной из них нахожу на вешалке синий плащ. На ночном столике — румяна, пудреница, заколки для волос. На кровати — маленький чемоданчик из свиной кожи. Открываю его и торопливо стукаю себя в подбородок, чтобы вернуть отвисшую челюсть в исходное положение. Он доверху набит купюрами по пятьсот франков. Судя по всему, тут миллионов пятьдесят. Прилично. Голову даю на отсечение, что это именно моя Джоконда оставила такой царский подарок — не было времени прихватить его с собой. Тем не менее что-то не припомню я, чтобы кто-нибудь даже в отчаянной ситуации вот так, запросто, разбрасывался подобными суммами. Разве что… разве что на самом-то деле грош им цена в базарный день. Естественно, такое может быть только в том случае, если деньги фальшивые. Тогда — да; тогда человек в экстремальной ситуации скорее прихватит свою зубную щетку или запасные трусики, чем этакое барахло.