Его благородная невеста - Шелли Брэдли

– Итак, Арик Невилл, ты наконец-то прибыл ко мне? – произнес вместо приветствия король.

Отвесив уважительный поклон, Арик пробормотал:

– Ваше величество!

Покосившись на придворных, Генрих взмахом руки отпустил их, и те поспешили удалиться. Среди них было много бывших сторонников Ричарда, перебежавших во время войны в стан Тюдоров. Все эти люди бросали на Арика задумчивые взгляды.

Как только придворные ушли, король откинулся на высокую спинку своего просторного кресла и внимательно посмотрел на Арика.

– Знаешь, что труднее всего в исполнении обязанностей короля? – поинтересовался он.

Арик постарался не показать ни своего возмущения, ни недоумения. Он нарочно опустил глаза на каменный пол, надеясь, что Генрих воспримет это как знак уважения. Черт возьми, он понятия не имел, почему вдруг королю вздумалось задать такой вопрос именно ему. Ведь ответ на него предполагал некую откровенность, а Арику Генрих открыто не доверял, так что едва ли мог ждать от него чистосердечных признаний. Так зачем же королю вздумалось призвать Арика к себе в Лондон из такой дали?

– Признаюсь, ваше величество, понятия не имею, – ответил Арик.

– Я сам тебе отвечу на этот вопрос, Невилл, – вздохнул Генрих. – Все дело в доверии: мне важно знать, кому я могу довериться, а кому – нет. – Поднявшись, король долго молчал, прежде чем вновь устремить на Арика свой тяжелый взгляд. – Большинство из тех, кто сражался на моей стороне, были французами, и сейчас они вернулись восвояси. Мне нужно найти англичан, которым я мог бы доверять, которых мог бы наградить за то, что они навели и удерживают в стране порядок для нового монарха. Это должны быть верные сильные люди, которые могли бы править на землях от моего имени. Но я не всегда знаю, кто мне друг, а кто нет.

Арик кивком показал, что логика короля ему ясна. Но он так и не мог понять, почему Генриху вздумалось обсуждать все это именно с ним, да еще после того, как во время их последней встречи он открыто выразил ему свое недовольство.

– В Тауэре таких людей полно, – продолжал король. – Взять хотя бы твоего знакомца Нортумберленда.

Нортумберленда? Арик нахмурился. Вот уж в ком можно было не сомневаться, так это в нем. Будь у него возможность, он с радостью вновь принял бы на троне короля Ричарда.

– Вижу на твоем лице смущение, – рявкнул король. – Я хотел бы знать, в чем дело!

Арик мешкал, не зная, как сказать королю правду. Не приговорит ли он Нортумберленда к смерти? С другой стороны, если он промолчит, не приведет ли это к тому, что Нортумберленд поспешит примкнуть к заговорщикам против Генриха, которые, насколько Арику было известно, уже строили планы мятежа?

А может, все просто ловушка, которую король специально придумал для него?

– Ваше величество, – наконец заговорил он, – почему вы интересуетесь моим мнением о преданности Нортумберленда Короне, если не верите даже в мою преданность?

– Я слышал твои объяснения по поводу того, почему ты подчинялся Ричарду, Невилл, – ответил король. – И еще я видел тебя рядом с Нортумберлендом перед началом битвы. Но вот что мне познать не дано, так это мысли другого человека.

Едва сдержав готовое сорваться с уст ругательство, Арик устало взглянул на короля.

– Не раздумывай долго! – загремел Генрих. – Мне нужна правда, и я желаю услышать ее немедленно!

Арик вздохнул, понимая, что выбор у него невелик. Уж лучше пусть Нортумберленда казнят, чем вновь с тяжестью на сердце увидеть Англию, поверженную в войны и всевозможные беды.

– Я сомневаюсь в том, что графа Нортумберленда можно было бы считать вашим сторонником, ваше величество, – проговорил он.

Генрих задумчиво кивнул.

– На чьей стороне он сражался? – спросил король.

Помолчав немного, Арик заставил себя ответить королю:

– На стороне Ричарда Плантагенета.

Генрих, нахмурившись, с сомнением смотрел на Арика.

– И как он бился?

– Ричард велел ему ожидать дальнейших приказании за Амбиенским холмом, – сказал он – Не думаю, что из-за склона холма он мог видеть, как развиваются события, так что…

– И он так и не бросился в атаку? – недоверчиво спросил Генрих.

Бросился, ваше величество, но это было гораздо позднее, – ответил Арик. – Правда, Нортумберленд вместе со своими солдатами застрял в топкой грязи, поэтому до места битвы они так и не добрались.

Король кивнул.

– Теперь понятно, почему они оказались в том месте на холме, где мои люди арестовали его, – заметил он. – На этом все. Ты можешь идти.

Арику уже была знакома манера короля Генриха неожиданно прекращать беседу, и он знал, что ему следует подчиниться, но что-то заставило его помедлить. Да, Нортумберленд ему никогда не нравился, но желания видеть еще одну смерть, да еще спровоцированную его словами, у Арика не было.

– Ваше величество, мне известно, что я не имею права просить вас о милости, но я все же возьму на себя смелость сделать это, – проговорил он.

Король Генрих высокомерно приподнял брови.

– Весьма самонадеянные слова, должен я сказать, Невилл. Откашлявшись, Арик шагнул вперед и заговорил, почти касаясь губами уха короля:

– Я бы не хотел, чтобы вы считали Нортумберленда изменником, опираясь только на мои слова. А если вы все же сочтете его предателем, как и многих других узников Тауэра, тогда казните его за службу королю Ричарду.

– Я слышал о тебе как о человеке большой чести, – сказал король. – И ты доказал мне сегодня, что в этих словах нет преувеличения. – Генрих помолчал, словно о чем-то задумавшись. – Что ж, хорошо, я обдумаю твою просьбу.

Как же Арику хотелось иметь побольше решимости и попросить короля вернуть ему дом и титулы, чтобы он мог вновь быть со своей ненаглядной Гвинет!

Но он молчал. Возможно, если он будет верно служить новому монарху Англии, когда-нибудь король сочтет нужным даровать ему клочок земли и крохотное баронство.

А может быть, этого и не произойдет.

Но какова ирония судьбы! Сейчас невероятную радость ему может принести именно то, что в свое время привело его к нищенскому существованию.

– Благодарю вас, ваше величество, – промолвил Арик. И низко поклонившись королю, он попятился к двери.

Он вернется в свою лесную хижину и дни напролет будет вспоминать о тех счастливых часах, которые он провел вместе с Гвинет. И еще он будет раздумывать о том, какой могла бы быть их жизнь, если бы в нее не вмешалась война, представлять лица их детей, которых у них уже никогда не будет. Придется ему вновь пройти пытку бессонными ночами. Да, он не будет больше слышать предсмертные крики принцев, зато ему придется чувствовать, как болит его любящее сердце. И он ничего не сможет с этим поделать.