Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых - Елизавета Дворецкая

– Я так чую, хазары князю Святке наложили по хребту, вот он и стал такой ласковый да гладкий, прямо тебе шелковый! – вполголоса делился соображениями с Лютомером Ратислав. – Ему сейчас и мы в друзья сгодимся. Потому и дает невесту. А пока дает – брать надо. А то к весне ему там поборяне да лебедяне опять в уши надуют, опять воевать снарядится, беды с ним не оберешься.

Лютава поначалу тоже решила ехать с братом, простившись с мечтой об отдыхе, но теперь сам Лютомер не захотел взять ее с собой.

– Один раз я тебя вытащил, второй раз может не так повезти! – сказал он. – Мы же Золотавку с собой не везем, она при матери остается. А она пока созреет…

– Да на другой год и созреет! – перебила Лютава. – Молинка в двенадцать как раз созрела, по осени, я помню, а Золотавка во всем на нее походит.

– Ну, год, потом еще три-четыре года Ярко ждать со свадьбой. Вот и выйдет, что их девка в нашем роду будет, а нашей девки им ждать-дожидаться! Мы с них дань потребовать можем!

Лютава покачала головой, а Ратислав усмехнулся: в самом деле, у какого князя в женах дочь другого, тот тому и старший.

– А тут я тебя привезу – готовую невесту! – продолжал Лютомер. – У них в роду женихов хватает. Так что, сама понимаешь… Лишняя драка еще и там нам сейчас совсем ни к чему.

Лютава признавала его правоту, а при этом видела, что брат думает не только и не столько о ней. Он не слишком отговаривался от поездки, наоборот, в нем чувствовались тайное возбуждение, лихорадочная приподнятость, нетерпение, и Лютава понимала, чем это вызвано. Он думал о Семиславе. Путем нехитрых расспросов она уже выяснила у Ярко, что именно младшая жена Святко по осени отправляется в подземелье Велесова святилища на Оке, отдаваемая на всю зиму во власть Велеса, как земное воплощение Лады. Как Семилада когда-то в Ратиславле… Простому смертному увидеть молодую жрицу в ее зимнем заключении совершенно невозможно. Но он, сын Велеса, сможет не только проникнуть к ней. Именно в эту пору он имеет все права на ее любовь – ведь сейчас ею владеет Велес. Поэтому Лютомер был скорее благодарен отцу за это поручение, чем досадовал. И если через три… то есть уже через два месяца она встретит наконец своего жениха и выйдет замуж, то в это же время ее брату понадобится невеста. Пусть уж едет один. Подумав, Лютава поняла, что не хочет связывать ему руки. И даже быть… при этом. Она там стала бы лишней. И пора им с Лютомером привыкать к тому, что отныне нужно строить свои жизни по отдельности. Как у людей…

Лютомер, видимо, тоже думал о чем-то подобном, и расставание их вышло немного тягостным. Они по-прежнему любили и ни в чем не винили друг друга, но оба знали, что судьба подвела их к порогу, за которым все изменится.

Лютомер и Ярко уехали наутро. Провожая их, Лютава думала только о себе и о брате, ничего другого в ее душе сейчас не помещалось. За остаток вчерашнего дня собрать волхвов они не успели бы, а без брата она не хотела принимать на себя одну такую ответственность. Оставалось надеяться, что за время отсутствия Лютомера ничего особо страшного не случится.

Расставшись с братом, Лютава не спешила возвращаться в Варгу. Без Лютомера и старших бойников ей было бы там слишком тоскливо, и она предпочитала жить пока в Ратиславле, среди сродников, где хотя бы присутствовали другие женщины, кроме нее, где каждый вечер сестры собирались в беседе прясть, ткать, шить и болтать и вечера не тянулись так долго, как в занесенных снегом по самую крышу землянках Варги.

Три дня прошли спокойно. Порча, наведенная на князя Вершину, ничем не проявлялась, но однажды утром Лютаву разбудили в глухой темноте.

– Княжна, проснись! – Над ней склонилась с горящей лучиной в руке Новожилка. – Вставай, князюшка тебя зовет!

Лютава села.

– Поднимайся, княжна, слышишь? – торопила челядинка. – Князь хочет тебя видеть.

– Князь? – Спросонья Лютава не понимала, чего от нее хотят. – Что случилось?

– А я почем знаю? Мне говорят, ступай разбуди, я и иду. Ну, вставай, княжна, ждет ведь батюшка!

Лютава поднялась и стала при зыбком свете крошечного огонька почти на ощупь разбирать свою одежду. Любовидовна тоже проснулась и с беспокойством подняла разлохмаченную со сна голову. Новожилка вставила лучину в светец и принялась помогать княжне: подала чулки, меховые сапоги, которые Лютава носила зимой, расправила шерстяную верхницу. Лютава подпоясалась, пригладила косу, обвязала голову тесьмой, чтобы пряди не лезли в глаза, и вслед за челядинкой прошла через бревенчатый переход к братчину.

Здесь ее ждал не кто иной, как сам князь Вершина.

– Здравствуй, батюшка! – Лютава поклонилась. – Не случилось ли чего, сохрани чуры?

– Нет, – хмуро ответил князь Вершина. – Ты сейчас поедешь с Толигневом. Такова моя отцовская воля. Посмеешь противиться – прокляну и на глаза вовек не допущу, ступай куда хочешь, хоть к матери твоей, хоть к лешему. Ехать прямо сейчас. Пусть девки соберут, что тебе в дороге надо, а остальное после пришлем.

Лютава молчала, пытаясь сообразить, что все это значит.

– А будешь покорна, как дочери положено, – благословлю и в будущем милостью моей не оставлю, – пообещал князь. – Ну, что встала? Собирайся, да быстро. Да будет с тобой Велес и Макошь!

Так ничего и не услышав в ответ, князь Вершина повернулся и ушел к себе. Обернувшись в поисках кого-нибудь, кто ей что-нибудь объяснит, Лютава увидела Толигу, который делал какие-то знаки Новожилке.

– Княжна, ты что с собой возьмешь? – шепнула растерянная челядинка. – Все, что есть, и складывать?

Не дождавшись ответа, она ускользнула в истобку Любовидовны, где оставались все вещи Лютавы, которые та привезла с собой из Чурославля. Княжна перевела взгляд на Толигу.

– Ты, дочка, отцу благодарна быть должна, – сказал тот, но почему-то в глаза ей решался глянуть только мельком. – Он вас любит, все вам прощает. Брата женит на хорошей невесте, о тебе позаботился, а мог бы и проклясть! Это ведь дело какое – родича своего погубить! И за меньшее люди из рода изгонялись! А вам вон какая честь! Вы уж теперь-то хоть за ум возьмитесь. Будете отцовой воле покорны, как родовой закон велит, – и он вас дружбой не оставит, все и пойдет ладно. Тогда уж кто старое помянет, тому глаз… А станете опять куролесить – ведь проклянет, я знаю, уж очень у него гневом сердце переполнено. Куда денетесь тогда? Родительское проклятье хуже топора губит. Ты сама умница, понимать должна.

Тем временем из перехода показалась Новожилка, сжимая в руках плетеный короб. Здесь были все вещи Лютавы, включая самые новые, шелковые наряды.

– Вроде все собрала, что нашла, княжна, – бормотала женщина. – Только шубу еще твою и платок, надевай.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});